В общем, наши вкусы с Соловьем кардинально разошлись, и я махнул на него рукой. С какой стати я буду портить себе настроение перед столь знаменательным событием?
– Слышь, Степаныч,– обратился к Соловью Василий, когда мы уже сели в машину,– ты на гитаре играть умеешь?
– На гуслях могу,– отозвался задумчиво Свистун.– При дворе Его Бессмертия равных мне по сию пору нет.
Я недовольно ткнул Соловья локтем в бок – соображай все-таки, что городишь! Вот кадры достались – сплошные ошибки резидента. К сожалению, мои надежды на то, что три бутылки выпитого вина подействуют на Разбойника, не оправдались. Если он и опьянел, то, во всяком случае, не настолько, чтобы лыка не вязать. К счастью, Василий пропустил слова про Его Бессмертие мимо ушей.
– Гусли сейчас можно найти разве что в музее. А вот гитара у Сашки есть. Он тоже может выдать русскую народную блатную хороводную так, что пальчики оближешь!
Терпеть не могу амикошонства, а уж называть Великого Поэта Сашкой – вне рамок всех приличий! Однако делать Василию замечание не стал, ибо, как гласит земная народная мудрость,– горбатого могила исправит...
Конечно, для визита к Пушкину и Натали я мог бы выбрать свиту и поприличнее. Но, увы, судьба-злодейка сыграла со мной злую шутку. Если бы дело происходило на Парре, будьте спокойны: принц Ник Арамийский пригласил бы в спутники таких Героев, что они затмили бы любой собравшийся на балу бомонд!.. Выкупленный дворец Пушкина находился где-то на окраине Москвы. Так, во всяком случае, сказал Василий. Я был этим слегка разочарован. В конце концов, могли бы приобрести подходящий замок поближе к Кремлю, а то и в его стенах. За ценой бы я не постоял – раз речь шла о Великом Поэте... Не удержавшись, высказал свое недовольство вслух. На что Василий очень выразительно постучал пальцами по лбу:
– Ты думай, что городишь, резидент! Кто бы нас в Кремль пустил? Его целый полк охраняет!
– Зачем? – удивился я.
– Глава государства там живет, понял?
Я понял. Но, скажем, мой папа-король – тоже глава государства, а его никто не охраняет. И приходят к нам в замок все кому не лень. И в голову бы не пришло его подданным, что Герой нуждается в защите целого войска... Я, разумеется, не утверждаю, что местный глава государства не Герой, а просто говорю, что подобные меры безопасности так просто не предпринимаются. Вряд ли московский царь стал бы прятаться просто так за стену от собственного народа – это, согласитесь, нелогично: значит, он опасается какого-то могущественного врага со стороны. Не исключено, что местные Опекающие органы располагают информацией угрожающего характера, что и заставляет Владимира предпринимать необходимые меры предосторожности. Все-таки как ни неприятен мне Бенкендорф, а, видимо, придется обратиться к нему за разъяснениями...
Дворец, к которому нас доставил Василий, мне неожиданно понравился. Пусть он стоял на окраине, зато здесь было меньше гари и шума. Здание опоясывала ажурная ограда, за которой росли десятка два деревьев, скрывавших от нескромных взглядов роскошный фасад. Мы въехали через гостеприимно распахнутые ворота, поднялись на белокаменное крыльцо, прошли между колонн и вступили в открывшиеся перед нами, словно по волшебству, двери.
– Князь Мышкин! – торжественно произнес одетый в алый с золотом кафтан человек – скорее всего, мажордом.
Ни Соловей, ни Василий торжественного представления не удостоились, и мне даже стало неловко по этому поводу. Однако, поскольку ни тот, ни другой не стали комплексовать в ответ на забывчивость прислуги, я не указал мажордому на нетактичность, боясь обидеть хозяев.
Сам Александр Сергеевич в великолепном черном фраке спускался мне навстречу по мраморной лестнице с радушной улыбкой на устах, широко раскинув руки. По всему было видно, что он мне рад. А я не то чтобы не обрадовался встрече с Великим Поэтом, но слегка обеспокоился: Натали рядом с ним не было, хотя холл дворца заполняли гости.
Пока мы обнимались с Александром Сергеевичем, я успел осмотреться. Среди полутора десятков гостей обнаружились и знакомые лица. Был здесь и Бенкендорф – все в том же голубом мундире, и Жигановский – на этот раз во фраке, который шел ему как корове седло. А в самом дальнем углу стояли сладкой парочкой магнат Казюкевич и Евграф Сиротин.
Я, разумеется, необъективен к Сиротину – по той простой причине, что порядочный человек не станет связываться с черным магом, но лицо Евграфа мне не нравилось. Словно бы опухшее от долгого сна, оно время от времени искажалось гримасами и всегда неприятными: создавалось впечатление, что кто-то попеременно надевает на Сиротина маски то ненависти, то лицемерного смирения, то откровенного злорадства. Глаза – небольшие и острые, словно буравили. Впрочем, он избегал открыто смотреть на собеседника, а норовил стрельнуть взглядом исподтишка.
Я представил Соловья Великому Поэту, вскользь назвав его своим деревенским знакомым, обладающим незаурядными вокальными данными. Если Пушкин и был шокирован хромовыми сапогами и красной рубахой странного гостя, то, во всяком случае, виду не подал. Я понадеялся, что он не очень обиделся на меня за этот, прямо скажем, сомнительный сюрприз, ибо, как гласила молва, Великий Поэт имел сердечную слабость к простому народу.
Все тот же мажордом в красно-золотом кафтане обнес присутствующих шампанским на серебряном подносе. Я выпил с удовольствием – дабы унять волнение. Все-таки в первый раз был на земном балу и не совсем ясно представлял, что меня здесь ожидает. Не говоря уж о том, что весьма смутно представлял земные танцы. Из усвоенной в Школе информации я знал, что на балах танцуют мазурку и, кажется, вальс, но даже понятия не имел, какие «па» они включают.
Александр Сергеевич был настолько любезен, что представил меня всем собравшимся в его дворце гостям: князю Волконскому, барону Фредериксу, Дельвигу, князю Вяземскому... А также финансовой элите, в которой выделялись солидными габаритами Савва Морозов, Савва Мамонтов и особенно Рябушинский.
– А девки-то будут? – нарушил чинный церемониал подошедший к нам Казюкевич.
– Дамы ждут в гостиной! – строго глянул на магната Жигановский.
– Ах ну да, конечно,– спохватился Казюкевич.– Извините, господа, оговорился.
Улучив момент, когда гости, осушив бокалы с шампанским, принялись за водку, я взял за локоть Бенкендорфа и отвел его в сторону.
– Скажите, граф, а кого боится царь Владимир, окружив себя столь высокими стенами?
Обычно хитроватое лицо шефа жандармов на этот раз покраснело:
– Стену, видите ли, построили гораздо раньше.
По-моему, он ждал, когда ему дадут на лапу, так, кажется, на местном чиновничьем жаргоне называется взятка. Я предусмотрительно прихватил с собой несколько пачек баксов. Сунул одну из них в потную руку шефа жандармов. Бенкендорф воровато огляделся по сторонам и спрятал деньги во внутренний карман мундира.
– Владимир опасается весков с Луидура или террористов?
– Скорее террористов,– доложил Бенкендорф, глядя на меня преданно.– А кто такие вески?
– Вчера земной Герой Арнольд уничтожил одного залетного негодяя на глазах многомиллионной телеаудитории.
Бенкендорф неожиданно икнул... Как неприлично в присутствии особы королевской крови, то есть меня, принца Арамийского... Но, возможно, на Земле именно так принято выражать удивление в высшем обществе? А Бенкендорф был удивлен – даю голову на отсечение! И это характеризует его не с лучшей стороны. Уж кто-кто, а шеф жандармов должен был узнать о победе доблестного Арнольда раньше меня и раньше простых обывателей.
– Ах да,– хлопнул себя по лбу Бенкендорф.– Совсем запамятовал! Конечно, мы в курсе, Никита Алексеевич. Президент... в смысле царь – отдал все необходимые распоряжения. Не извольте беспокоиться, господин Мышкин, с весками мы справимся. Высаживались они пока что только на соседнем континенте. На вверенной моим заботам территории ничего инопланетного замечено не было.
– А вам не приходило в голову, любезный граф, что ваши террористы связаны с весками, а через планету Луидур и с Темным кругом?
По лицу Бенкендорфа было отчетливо видно, что нет, не приходило. Спрашивать его о Каронге я счел нецелесообразным. Ясно же, что человек не в курсе. Оставалось только поздравить царя Владимира с таким Охранителем. Я редко жалею о потраченных баксах, но в данном случае признал, что истрачены они зря.
Нашу с Бенкендорфом незадавшуюся беседу прервал Александр Сергеевич, пригласивший гостей к танцам. Это привело присутствующих в некоторое замешательство, которое сгладила зазвучавшая из распахнутых дверей музыка. За дверями раскинулся приличных размеров зал, где я наконец увидел Натали. Там же крутились и Соловьевы ведьмы, без труда опознаваемые в группе окруживших хозяйку женщин. О ведьмах ничего говорить не буду, а вот что касается обычных дам, то они все, кажется, были молоды и прекрасны. Но это, пожалуй все, что я могу о них сказать, поскольку мое внимание сосредоточилось на Натали, которая выглядела выше всяких похвал.
Я просто обязан был пригласить ее на танец, но, увы, помехой тому являлось мое неумение. Выручил стройный и подтянутый князь Вяземский, который подлетел к Дуняше (к большому неудовольствию запыхтевшего Василия) и закружился с ней по залу. Танец не отличался сложностью: раз, два, три, раз, два, три... На паррийских балах я не был последним, а потому без робости шагнул к Натали.
Не знаю, как это выглядело со стороны, но я буквально парил на крыльях любви. А Натали смотрела на меня такими глазами-омутами, что я имел все шансы утонуть в них. В любви плотское всегда мешается с небесным. И паря над землею, я ни на секунду не забывал, что держу в руках одну из самых обольстительных женщин Светлого круга.
К сожалению, музыка закончилась раньше, чем приземлилась моя душа. Жиденькие аплодисменты окружавших привели нас в чувство. Оказывается, мы привлекли к себе всеобщее внимание. Очень надеюсь, что причиной тому было наше искусство в танце, а не допущенная мною нескромность в отношении чужой жены. Однако Александр Сергеевич улыбался вполне благодушно, и я вздохнул с облегчением, сообразив, что повода для ревности все-таки не дал.
– Ты прекрасно танцуешь, Никита,– сказала Натали негромко – только для меня.– Как бы я хотела, чтобы танец наш длился вечность. А вокруг не было бы никого...
Сказать, что после этих слов я задохнулся от счастья, значит ничего не сказать! Я ждал, когда вновь заиграет музыка, чтобы закружить Натали в вихре страсти, но тут в дело вмешался Василий. Оруженосец приревновал Дуняшу к князю Вяземскому и сделал все, чтобы помешать сопернику обольстить пассию. Иными словами, он вытащил на возвышение изрядно захмелевшего Соловья и договорился с оркестром.
Надо признать, что старый разбойник имел успех. Ему аплодировала даже Натали. Хотя мне грустная песня «Ямщик, не гони лошадей» показалась не особенно уместной. Ничто пока не теснило мою грудь, кроме любви к прекрасной Натали. Я не отрывал от нее глаз и почти не обращал внимания на то, что происходит вокруг.
А наверное, надо было присмотреться к тому же Соловью. Все-таки нечисть, просидевшая тысячу лет взаперти и наконец вырвавшаяся на оперативный простор – да еще в хмельном виде, требует к себе особого отношения. Умудренные опытом люди сочтут мое поведение легкомысленным, но в тот момент мне
