лондонским.
Но в любом случае надо поскорее уехать.
Никогда ни у кого на лице я не видела такого страдания. Я подумала: это Филлида… и он знает.
— Пойдем, — сказал Роланд, — Не будем терять время. Боже, что мне делать?
Он начал искать деньги, нашел какую-то сумму в ящике стола и сунул в карман, продолжая бормотать:
— Нельзя терять ни минуты.
Открыв дверь, Роланд осмотрелся, затем повернулся ко мне.
— Пойдем же, — настойчиво сказал он, и мы тихонько спустились по лестнице.
Внизу он бесшумно открыл дверь, и мы поспешили к конюшне.
Задыхаясь, мы начали седлать лошадей, но тут я услышала какой-то звук. Дверь конюшни отворилась, и на пороге появилась Филлида. Она взглянула на меня, и в ее глазах я прочитала ненависть. Это был совсем другой человек, совсем не та Филлида, которую я знала до сих пор. В моей голове мелькнуло мимолетное воспоминание о черном лебеде, пытавшемся напасть на меня в поместье Жан-Паскаля. Такой элегантный, грациозный, он неожиданно стал живым воплощением ненависти. Жан-Паскаль сказал тогда:
«Существуют люди, похожие на него. Их следует опасаться».
С ужасом я увидела в ее руке пистолет. Роланд тоже увидел его. Я слышала, как он тяжело дышит от страха, и Филлида посмотрела на него и воскликнула:
— Трус! Изменник! Нужно было сделать это давным-давно.
С ее губ сорвалось ругательство; она не скрывала своего презрения, Я в ужасе слушала ее:
— Все эти твои глупые идеи, как будто так будет лучше. А все потому, что ты хотел оставить ее в живых. Как ты мог, Роланд! Ты предал нас всех.
Роланд ничего не отвечал. Он обнял меня, словно желая защитить.
— Что ж, братец, планы меняются, — продолжала Филлида. — Тогда мы сделаем это по-иному. Подумаем о другом решении. Значит, она совершила это здесь, на конюшне. Очень хорошо, почему бы и не на конюшне?
Она подошла ближе.
Я понимала, что она собирается убить меня. Эту записку она хотела оставить в моей спальне. Записка лежала в кармане моего плаща. Возможно, она не догадается заглянуть туда. Она думает, что записка все еще лежит в столе в ее комнате. Это неважно. Она напишет другую. В записке объясняется мой страх перед нарастающим безумием. У меня были галлюцинации. Я рассказывала об этом Ребекке Джоэль, Ребекка… они поверят в это. Все будет очень убедительно. Уничтожив парик и одежду, Филлида напишет новую записку. Люди, продававшие тот дом, и миссис Хелман подтвердят, что их предупреждали о моем состоянии. Филлида все тщательно спланировала.
Только зачем? И Роланд… Кем бы он ни был, он был моим мужем.
Я никогда об этом не узнаю, потому что умру.
Филлида подошла ближе, держа в руке пистолет.
Стрелять нужно в упор, потому что моя смерть должна выглядеть самоубийством. Наверняка такие вещи можно проверить.
Теперь… в любой момент. Ее палец был на спусковом крючке. И вдруг Роланд сделал резкое движение и прикрыл меня своим телом. Я услышала два выстрела. Мы с Роландом упали на землю. Я почувствовала на лице теплую кровь… а потом — ничего…
Мне казалось, что я плаваю в каком-то тумане. Чей-то голос произнес:
— Рана женщины не опасна. По всей видимости, задето только плечо.
Я все еще была в конюшне. Кто-то светил фонарем.
— Лучше доставить их обоих в больницу.
— Я услышал выстрелы и бросился прямо сюда вместе со своим работником, — сказал другой мужской голос, — Я Хелман, с фермы. Подумал, что грабители или еще чего.
В следующий раз я пришла в себя уже в больнице и узнала, что наступило утро следующего дня.
В комнату вошла сестра милосердия. Я спросила:
— Роланд… мистер Фицджеральд?
— Он здесь, за ним ухаживают.
— Он не…
Она помедлила:
— За ним тщательно наблюдают.
Что все это значило? Почему Филлида решила убить меня? Я начинала понимать, что оказалась в центре какого-то заговора, совершенно не сознавая опасности.
Роланд тоже был замешан в нем.
Вскоре пришел доктор осмотреть меня.
— Вам повезло, — сказал он, глядя на меня добрыми глазами. — Пуля всего лишь скользнула по коже.
Это скорее можно назвать контузией. Через неделю-другую вы будете в полном порядке.
— А мистер Фицджеральд? — спросила я.
— Мы стараемся, — ответил он.
— Вы думаете…
— Мы делаем все, что можем, — добавил он не вполне уверенно, но многозначительно.
Я поняла, что Роланд очень тяжело ранен. Он принял на себя пулю, предназначенную мне.
Позже меня спросили, кого следует известить.
Я дала им адрес Селесты, Ребекки и Белинды, а потом добавила адрес Джоэля.
При мысли о том, что они приедут ко мне, я ощутила некоторое облегчение.
В конце дня пришла сестра милосердия и села около меня:
— Ваш муж хочет видеть вас.
Я попыталась встать, но она удержала меня:
— Нет, нет. Не пытайтесь вставать. Мы доставим вас к нему. Он… очень плох.
— Он умирает? — спросила я.
— В общем-то, в таком состоянии ему не следовало бы разговаривать, но он очень возбужден, и доктор считает, что в данных обстоятельствах так будет лучше.
— Тогда, пожалуйста, быстрей отвезите меня к нему.
Меня вкатили в небольшую комнату, где лежал Роланд. Он был совершенно не похож на себя.
— Роланд… — сказала я.
Он открыл глаза, и я увидела в них радость.
Я умоляюще взглянула на сестру, и та сказала:
— Я оставлю вас вдвоем. Но всего на несколько минут.
— Спасибо, — поблагодарила я.
— Люси… — улыбнулся мне Роланд. — Дорогая Люси… Ты пришла.
— Конечно, я пришла.
— Мне осталось недолго, — пробормотал он.
Я ничего не ответила. Я взяла его руку, беспомощно лежавшую поверх одеяла, и пожала ее.
Он улыбнулся.
— Вот видишь, я люблю тебя, — сказал он. — Я…А не мог сделать этого.
— Не говори, если тебе больно, Роланд.
— Я должен. Ты имеешь право все знать. Я — брал Фергюса О'Нила.
— Брат? Значит, Филлида — его сестра.
— Мы делали это ради идеи… свободы нашей страны. Мы верили в справедливость нашего дела. Мы все работали на него: мой отец… наша семья.
