— Не знаю, — пожал плечами охранник. — Давайте поищем.
И они поискали ее. Привыкший к местным лабиринтам дед быстро довел Молдера, который тут же предпринял еще одну попытку заблудиться, до служебных помещений. Треснувшая глиняная урна одиноко стояла на рабочем столе посреди кабинета. Череп радостно улыбнулся вошедшим. Молдер в сердцах плюнул. Больше в кабинете никого не было.
Очень кстати зазвонил телефон:
— Молдер, это я. Ты нашел Мону? Молдер зачем-то сходил посмотреть на замытое и уже затоптанное пятно в проходе. Свежей крови нигде видно не было.
— Нет, ее здесь нет, — сообщил он, — но ее машина стоит на стоянке возле музея. А ты нашла Билака?
— Нет. Его тоже здесь нет, — Скалли чем-то шуршала на том конце провода. — Зато я нашла запись в его дневнике. Послушай.
Она еще немного пошебуршала, видимо, пристраивая поудобнее тетрадь. Потом начала читать:
— …Я видел амару. Она выходит из джунглей, глаза ее — глаза скорпиона, клыки ее — клыки ягуара, когти ее — когти кошки. Она бросается с деревьев… Она хватает мою голову руками и выедает мне глаза…
— Там даты проставлены? — Молдер поежился, почувствовав на себе чей-то взгляд.
Оглянулся.
Охранник включил в кабинете свет и ушел, и больше никого в кабинете по-прежнему не было. Кроме глиняного горшка на столе. И его содержимого, разумеется.
— Да, — откуда-то издалека, словно сквозь плотный туман донесся голос Скалли. — записи сделаны недавно.
— Вот видишь, — обреченно сказал Призрак почти шепотом. — Ягуар спустился с деревьев. Прочитай снова
— И что?
— Может быть, это объясняет, как внутренности Льютона попали на ветки.
Скалли долго молчала.
— Я тут нашла ритуальную чашу с чем-то странным, — наконец заговорила она. — Из записей Билака можно предположить, что это «йахе». Или «вино души».
— И что это значит?
— Мне кажется, он общался с амару посредством какой-то индейской церемонии… — осторожно сказала Скалли.
— И что ему понадобилось от старушки?
Мурашки, все это время ползавшие между лопаток у Призрака, наверное, решили устроить там парад. Молдер на всякий случай поспешно вымелся в коридор.
— Мне кажется, он навлекает проклятие…
— Скалли, — странным голосом перебил ее Фокс Молдер. — Я потом тебе перезвоню.
— Нашел Мону?
Молдер опять посмотрел на размазанную по полу темно-красную лаково блестящую жидкость. Помолчал.
— Надеюсь, что нет, — неуверенно сказал он.
Сунул телефон в карман и полез за пистолетом.
«1 апреля, понедельник.
Приходит амару и садится напротив меня. На этот раз она поет и шуршит листьями, что разбросаны вокруг меня. Голос ее так чист, так мелодичен, так звучен. Она поет колыбельную, предназначенную только для меня. Я так счастлив, что начинаю плакать, горько плакать. Печален ли я? Нет. Чувствую ли я печаль? Да. Я оплакиваю того, кто был так испуган, кто так упрямо боролся, я сочувствую ему, мне жаль его, я плачу. Я слышу песню, я плыву, мелодия ее качает меня…»
Кровавый след привел его в туалетную комнату. Пять кабинок налево, пять направо, несколько рукомойников, зеркала. Кафельный пол. Табличка «Только для персонала музея» на двери. И все это вымазано в крови. Кровь повсюду, даже на потолке.
Молдер опустил пистолет и огляделся еще раз. Рассеянно попытался вспомнить, сколько литров крови в одном человеке, прикинул, не из шланга ли поливали все вокруг.
В углу кто-то зашевелился. Призрак вновь поднял пистолет, осторожно подошел поближе. Кто-то корчился на полу в самой крайней кабинке в правом ряду. Не то, чтобы Молдер не ожидал встретить здесь именно этого человека, наверное, его удивило занятие подозреваемого. А может и нет. Мало ли чем может заняться сумасшедший человек на досуге? Почему бы ему не поплакать немного?
— Что вы здесь делаете? Доктор Билак молчал. Его трясло.
— Я спросил: что ты здесь делаешь? Алонсо Билак поднял грязное заплаканное лицо. И тут же отвел взгляд.
— Она… она мертва, — горестно выдохнул он.
— Где она? — сухо спросила Скалли.
— Не знаю…
Дело происходит уже не в полутемном туалете, а в кабинете директора музея. Молдер сидит на столе и, не спуская глаз с остальных, делает вид, что не принимает участия в разговоре. Скалли стоит перед доктором Билаком и пытается допрашивать подозреваемого. Доктор Билак раскачивается вперед- назад, точно слабоумный, и ему очень плохо.
— Вы сказали агенту Молдеру, что Мона мертва, и даже не знаете, где ее тело?
— Я ее не убивал…
— Тогда почему на вашей одежде кровь?
— Я уже говорил… Я пришел сюда, потому что амару нельзя задобрить…
Сзади беспокойно завозился Молдер.
— Я боялся за Мону…
Молдер слез со стола, прошелся по комнате. Даже раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но посмотрел на Скалли и передумал.
— Я пытался удержать ее, — доктор Билак поднял голову. Покрасневшие воспаленные веки, засохшая кровь; он был похож на вампира, — не впутывать ее… Она была не виновата…
Скалли это заявление не вдохновило. Зато изнывавший у нее за спиной Молдер, судя по всему, получил из одному ему известных источников подтверждение каким-то своим мыслям и выводам.
— Она сказала, что ей страшно, — холодно проговорила Скалли. — Она сказала, что вы чуть не набросились на нее.
— Она не хотела слушать меня, пожаловался Билак.
— А может быть, вы наглотались «йахе»? — Скалли нагнулась к Билаку. — Нет ведь никакого проклятия, доктор Билак, ведь так? Есть только вы. Вы сами.
— Проклятие гораздо могущественнее, чем кто-либо из людей, — Алонсо Билак как будто не слышал ее.
Призрак сокрушенно покачал головой. Но Дэйну было уже не остановить. Поэтому Молдер вышел из кабинета, понадеявшись, что там все обойдется без жертв и разрушений.
— На дух амару наручники не наденешь…
Молдер аккуратно прикрыл за собой дверь, но ледяной голос напарницы был слышен и в коридоре:
— Хорошо. Я спрашиваю вас еще раз, доктор Билак. Где находится тело Моны Вустнер?
Призрак возвышался посреди туалетной комнаты и рассеянно смотрел на зеркала. То ли пытался предсказывать будущее по кровавым подтекам на них, то ли, подобно кэрролловской Алисе, хотел попасть в Зазеркалье. На самом деле он просто ждал, когда мимо по коридору промчится напарница.
Грохот. Это дверь кабинета. «И не выпускайте его оттуда, пока не обыщут весь музей». Это Скалли дает указания полицейским. В дверном проеме метнулось пламя ее волос.
