выглядеть как обнищавший землевладелец.
— Так вы за этим едете в Лондон?
— Я намерен попытаться взять ссуду, хотя и не очень надеюсь на успех, — признался лорд Хейвуд.
— Уверена, они войдут в ваше положение, — сказала Лалита. — А я, в свою очередь, буду усердно молиться, когда вы уедете, чтобы они были более сговорчивыми и пошли вам навстречу.
— Не сомневаюсь, ваши молитвы обязательно мне помогут, — с теплой улыбкой отвечал лорд Хейвуд. — А теперь мне пора в путь.
Лалита прошла с ним до входной двери. И хотя это было нелепо, но она чувствовала себя одинокой и покинутой оттого, что не может с ним поехать и вынуждена оставаться здесь, дожидаясь его возвращения.
— Я буду присматривать за домом, пока вы не вернетесь, — грустно сказала девушка.
— Думаю, за вами самой необходимо присматривать, — отозвался лорд Хейвуд.
— Это будет делать Картер…
— И надеюсь, что вы оба будете хорошо себя вести и не попадете в какую-нибудь неприятность, пока меня здесь не будет.
— Обещаю! — вздохнула Лалита и добавила:
— Но только… возвращайтесь поскорее.
В ее голосе явно послышалась мольба. Это глубоко тронуло лорда Хейвуда, который понял по ее грустному взгляду и тону, что девушка будет скучать по нему.
— Я постараюсь вернуться так быстро, как только смогу, — сказал он ласково. — Но, если я не вернусь завтра к вечеру, не стоит беспокоиться.
— Это легко сказать, — запротестовала Лалита. — Я все равно буду беспокоиться, поэтому… пожалуйста, постарайтесь… не пропустить те вкусные вещи, которые мы приготовим… к вашему приезду.
Лорд Хейвуд улыбнулся ей, и, когда девушка приподняла лицо, глядя ему в глаза умоляющим взглядом, ему неожиданно пришла в голову странная идея поцеловать ее на прощание.
Вместо этого он резко развернулся, вскочил в экипаж и, подобрав поводья, стегнул лошадей.
Уже отъехав довольно далеко от дома, лорд Хейвуд оглянулся. Увидев Лалиту, стоящую на ступенях его огромного дома, он подумал о том, что девушка выглядит очень одинокой и беззащитной, но в то же время необыкновенно прелестной.
Странно, но ему на миг показалось, что Лалита всегда жила здесь и что его величественный особняк был ее родным домом. Он возвышался над ней, как огромное дерево над нежным цветком, будто пытаясь защитить и уберечь от невзгод.
Глава 4
Как только лошади и двуколка исчезли из виду, Лалита повернулась и пошла в дом, по пути обращаясь к Картеру:
— Я очень надеюсь, что он благополучно доедет до Лондона.
— Да его светлость может править хоть кем, — отвечал убежденно Картер, — запряги хоть мула с обезьяной вместе!
Лалита засмеялась, но внезапно оборвала смех и прислушалась к каким-то звукам, раздавшимся позади них.
Обернувшись, она увидела почтальона, который обошел вокруг дома и теперь направлялся к ним со стороны боковой двери. Он поднялся по ступеням и вручил Картеру два письма.
— Уж я стучал, стучал, — ворчливо сказал почтальон, — а в доме никого не слышно и не видно! Померли, что ли, тут все!
— Да вот, шестой лакей, видать, только прилег, — нашелся с ответом Картер.
Лалита не стала слушать их обмена остротами и направилась прямо в дом.
Когда Картер через несколько минут присоединился к ней, она сказала, кивнув на письма:
— Интересно, от кого они. Если там что-то важное… жаль, что его светлость не успел получить их перед отъездом.
— В одном, похоже, счета. Это не к спеху, — заявил Картер, рассматривая письма, которые все еще продолжал держать в руке. — А второе и вовсе подождет.
— Откуда ты можешь знать? — удивилась Лалита его уверенному тону.
— Да просто оно от одного человека, с которым его светлость сам был рад расстаться, когда уезжал из Парижа.
Лалита мгновенно поняла, что речь, конечно же, шла о женщине, и не смогла удержаться, чтобы не спросить:
— А она… красивая? — И тут же устыдилась своего неуместного любопытства.
— Кто? Леди Ирен? — переспросил Картер.
— Ее так зовут?
— Иуда. Леди Ирен Давлиш. Красивая-то она красивая. Только я вам скажу, она сама собой больше всех и восхищается.
Картер говорил таким презрительным тоном, что Лалита сочла это неуместной дерзостью с его стороны.
Но в то же время сообщение Картера ее очень заинтересовало.
— Наверное, — сказала она после минутного колебания, — поскольку его светлость так хорош собой, всегда находится немало женщин, привлеченных его обаянием?
— Еще бы! Уж будьте уверены! Они кружили вокруг него, словно мухи над горшком с медом, — отвечал Картер с нескрываемой гордостью. — Они и меня-то замучили, постоянно приставали, чтобы я им всячески помогал.
Заметив удивление на лице Лалиты, Картер пояснил, изобразив в лицах, что он имел в виду. При этом он изменил голос и, подражая жеманным манерам какой-то прелестницы, произнес:
— «Картер, скажи, в какое время я смогу застать его светлость одного?»А то еще: «Картер, передай его светлости, что я жду его здесь, чтобы сообщить нечто очень важное».
Картер насмешливо ухмыльнулся:
— Еще бы это не было важно… для них!
Лалита ничего не ответила, но, к своему удивлению, обнаружила, что слова Картера помогли ей увидеть лорда Хейвуда совсем в ином свете.
Возможно, именно его неожиданное появление сегодня утром этаким щеголем изменило ее представление о нем как о мужчине. Она невольно подумала, что ни один человек из тех, кого она знала в своей жизни, даже ее отец, не мог бы с ним сравниться в привлекательности.
Он был так элегантен, так хорош, что Лалита не могла не оценить этого. Но не только красивая внешность отличала лорда Хейвуда. Лалита почувствовала в нем что-то еще, чего она никогда не встречала в других мужчинах.
Перед отъездом в Лондон он сказал ей, что собирается встретиться со своим поверенным. И теперь ей очень бы хотелось знать, не собирался ли он нанести еще один визит, к некой прекрасной леди, вроде той, которая написала ему.
Картер положил письмо на столик в прихожей возле лестницы, и Лалита не удержалась, чтобы не рассмотреть почерк на конверте. Он показался ей чересчур витиеватым и манерным.
Лалита поймала себя на том, что попыталась нарисовать в своем воображении портрет женщины, которая могла бы привлечь лорда Хейвуда.
— Странно, почему его светлость до сих пор не женат, — сказала она вслух, ни к кому, собственно, не обращаясь.
— Женат? — переспросил Картер. — Вот уж о чем он никогда не думал, во всяком случае, все то
