что заслужило ему репутацию лучшего любовника в Лондоне, граф чувствовал, что у этой женщины за ангельской внешностью таится неистовый огонь страсти.
Айрис не разочаровала его, и на рассвете он вернулся к себе в спальню с ощущением приятно проведенной ночи, даже если она и прошла точно так, как он предвидел.
На следующий день граф уехал сразу после завершения скачек и предвкушал новое свидание с Айрис в Лондоне, но, вернувшись туда и открыв» Тайме «, он обнаружил, что уже состоялась ее свадьба с герцогом Нан-Итонским.
Танцуя с ней на балу, он понял, что не все еще кончено и замужество не погасило бушевавшее в ней пламя.
В то же время он не сразу решился содействовать тому, чтобы соседу столь откровенно изменяла жена.
Граф всегда придерживался правила никогда не заниматься с женщиной любовью в доме ее мужа, если находился с ним в дружеских отношениях.
Однако здесь, в деревне, для Айрис невозможно было приехать к нему так, чтобы ее слуги не узнали об этом.
Следовательно, нужно было или ответить на ее приглашение отказом, или изменить своему правилу.
Он припомнил, что герцог всегда его недолюбливал и часто намеренно старался дать понять, что во время его, герцога, присутствия графу Уинсфорду в делах графства отводится лишь вторая роль.
Более того, его возмущало отношение герцога к затеянному принцем Альбертом строительству Хрустального дворца.
По мнению графа, каждый, кто часто бывал в Букингемском дворце и пользовался доверием королевы и ее супруга, был просто обязан поддержать проект, суливший принести Великобритании одну только пользу и улучшить отношения между странами в целом мире.
Возможно, как раз эта мысль более всех прочих заставила графа решить: уж если герцог не может справиться с собственной женой, то не ему учить графа и в прочих делах.
К тому же, подумал граф, приятно будет вновь встретиться с Айрис и снова ощутить огонь, неистово пылающий на этих податливых губах, выглядевших так, словно они никогда не произносили ничего, кроме молитв или псалмов.
И лишь когда в сумерках граф скакал к замку, у него возникло сомнение: а не совершает ли он глупость, идя на ненужный риск ради свидания с женщиной, благосклонностью которой он уже наслаждался? Доехав до границы двух поместий, он чуть было не повернул назад. Он испытывал неприятное чувство грозящей опасности, хотя не понимал, откуда оно взялось.
» Должно быть, начинаю стареть, если, отправляясь на обычное свидание, принимаюсь копаться в собственной душе, — с насмешкой признался он сам себе. — Но видит Бог, я еще недостаточно стар для того, чтобы испытывать удовольствие, сидя в одиночестве и прислушиваясь к собственной совести!«
Он въехал во владения герцога и подумал, что десять лет назад, когда он только что вернулся из Оксфорда, то воспринял бы эту поездку как приключение, которого ни за что нельзя упустить. Теперь же, продолжая ехать вперед, он лишь надеялся, что в конце концов свидание с Айрис оправдает усилия, на которые он пошел ради этого.
Не раз, затевая очередную любовную связь, граф обнаруживал, что его ожидания, да и восторги первого свидания никогда не повторялись при последующих.
При его опыте и впрямь ни к чему возобновлять любовную связь, которая одно время казалась конченой. Правда, в случае с Айрис дело обстояло не совсем так, ибо одна страстная ночь едва ли могла считаться любовной связью.
И все-таки, сомневался он, было бы лучше оставить эту затею. К тому же у него вовсе не было желания наносить обиду герцогу, а ведь так и случилось бы, имей тот хоть малейшее представление о происходящем.
Тут же граф успокоил себя: уж, конечно, Айрис никогда не будет действовать себе во вред. Он ясно дал ей понять, как давал понять всем женщинам, что он любовник, а не муж, что его намерения никоим образом не являются благородными и никто и ничто не сможет изменить его.
» Она достаточно взрослая, чтобы самой о себе позаботиться, — оправдывал себя граф. — С какой стати мне с ней нянчиться?«
Он подъезжал к западной башне и, пока ехал между кустов, обнаружил множество крепких ветвей, к которым можно привязать лошадь.
Спешившись, он увидел прямо перед собой дверь в башню, а когда подошел поближе, то сообразил, что она слегка приоткрыта.
Небо над головой почти совсем почернело; над башней замерцала первая вечерняя звезда.
Граф взглянул наверх и, увидев узкие окна-бойницы, подумал, что в прежние времена несомненно лежал бы уже на земле со стрелой в груди. Затем он улыбнулся собственной фантазии, с усилием открыл тяжелую дубовую дверь и начал подниматься по винтовой лестнице навстречу мерцающему свету.
Глава 3
Сорильда почувствовала, что ей холодно.
Когда она зажигала свечи, чтобы читать дальше, то задернула шторы от мошкары, но окно не закрыла.
Поднявшийся теперь ночной ветерок шевелил шторами и проникал сквозь тонкую ткань халата, хотя до этого момента она не замечала, какой он холодный.
Сорильда встала и только тут поняла, что хоть и старалась сосредоточиться на чтении, но подспудно постоянно думала о герцогине и графе.
Она говорила себе, что чувствовать себя шокированной — глупо, и все равно знала: то, как они вели себя, противоречило не только ее понятию порядочности, но и всему, что есть прекрасного.
Девушку не переставало удивлять, что ее молодая тетушка, такая прелестная внешне, обладает столь неприятным нравом, но она никогда ни секунды не подозревала, что та еще и аморальна.
» Это, — гневалась она, — все равно что обнаружить червоточину в превосходном с виду яблоке или слизняка в самой сердцевине лилии. Не буду я думать об этом «, — решительно сказала себе Сорильда.
Она подошла к туалетному столику, вынула из прически шпильки, и волосы упали ей на плечи. Она знала, какими они стали жирными от помады, нанесенной Харриет, и ненавидела тетушку за то, что та намеренно стремилась сделать ее, Сорильду, как можно непривлекательнее.
Раз в неделю девушка мыла голову, и какая же это была радость — видеть рыжевато-золотистые волосы, мягкими волнами ложившиеся на белоснежную кожу.
Волосы всегда напоминали Сорильде о матери. Как ужаснулась бы она, увидев страшные, изуродованные волосы, которые с такой гордостью расчесывала еще с тех пор, когда Сорильда была совсем маленькой. Чтобы чем-то занять себя, Сорильда начала расчесывать длинные пряди волос, ощущая, как они оживают с каждым взмахом щетки, до тех пор, пока они не упали ей на плечи рыжим сияющим облаком.
На голове они по-прежнему оставались влажными и тусклыми, ч поскольку ей это страшно не нравилось, она начала протирать голову полотенцем до тех пор, пока не сняла с волос большую часть жира и, взглянув в зеркало, не увидела, как они блестят при свете свечей.
Девушка глядела на свое отражение и думала о том, что утром явится Харриет, снова напомадит волосы и стянет их на затылке в узел. Часто она стягивала их так туго, что было больно.
Сорильда перестала протестовать; это приводило к тому, что тетушка начинала шуметь и браниться, и девушка чувствовала себя униженной, ибо была совершенно беспомощна и ничего не могла поделать.
Вспомнив о том, как позорно ведет себя сейчас герцогиня, Сорильда подумала, что это скажется на самой атмосфере замка.
