Другая молодая женщина, в Эсферте, далеко на востоке, хорошо поняла бы эти мысли, многие разделила бы, хотя в ней горел иной огонь и она прожила с ним всю жизнь, а не открыла в себе внезапно.
Горечь женской доли, беспомощность, с которой смотришь, как братья и другие мужчины скачут к славе с железом у бедра, не были для нее чем-то новым. Джудит, дочери Элдреда, хотелось битв, власти и лишений не меньше, чем любому пирату-эрлингу, бороздящему моря на ладье с драконом на носу и высаживающемуся на берег в полосе прибоя.
Вместо этого она готовилась этой зимой выйти замуж за мальчика в Редене. В этот день она трудилась над вышиванием вместе с матерью и своими дамами. От высокородной дамы ожидают, что она принесет в дом мужа определенные навыки и умения.
В отличие от них обеих младшая дочь короля Элдреда видела мир совсем иначе, хотя и это тоже менялось с каждой минутой в последние дни позднего лета.
Сейчас, чувствуя боль в глазницах и видя нахлынувшие образы, хаотичные и неуправляемые, как искры костра, Кендра понимала только то, что ей необходимо снова найти сингаэльского священника и сообщить ему нечто важное.
Его не оказалось в королевской церкви и в той маленькой часовне, где он был раньше. Ее охватило настоящее отчаяние. Предвечерний солнечный свет заставил ее заслонить глаза рукой. Ей пришла в голову мысль, не происходит ли то же самое с ее отцом, когда у него начинается приступ лихорадки, но у нее не было ни жара, ни слабости. Только боль, и с ней пугающее, невозможное сознание того, что на западе идет бой, мысленный образ меча, взлетающего и падающего, и снова сверкающего, опять и опять.
Именно брат нашел для нее Сейниона. Гарет, срочно вызванный гонцом, бросил лишь один испуганный взгляд на Кендру, сидящую на скамье в маленькой церкви (она пока не в состоянии была выйти на свет), и убежал, на ходу призывая других людей искать вместе с ним. Он вернулся (она не знала, сколько прошло времени) и отвел ее под руку по улицам в светлую (слишком светлую) и просторную комнату, которую ее отец построил для священников, переписывающих для него книги. Она не открывала глаз, позволяя Гарету вести себя.
Король был там, среди работающих писцов, и Сей-нион вместе с ним, к счастью. Кендра вошла, держась одной рукой за брата, а другую руку прижав к глазам, и остановилась в отчаянии, не зная, что делать дальше в присутствии отца.
— Отец. Мой господин верховный священнослужитель. — Ей удалось это выговорить, потом она замолчала.
Сейнион взглянул на нее и быстро встал. Было видно, что он тоже принимает решение.
— Принц Гарет, будь так добр, пошли слугу принести из моей комнаты коричневый кожаный мешочек. Твоей сестре срочно необходимо лекарство, которое я могу ей предложить
— Я сам его принесу, — ответил Гарет и поспешно вышел. Сейнион тихо что-то сказал. Три писца, сидящие в комнате, встали из-за столов, поклонились королю и вышли, пройдя мимо Кендры.
Отец остался к комнате.
— Госпожа, — спросил Сейнион, — это снова то самое, о чем мы говорили раньше?
Она колебалась, испытывая боль и нечто большее, чем боль. Ведьм сжигают за ересь. Она взглянула на отца. И услышала, как Сейнион Льюэртский сказал серьезно, еще раз изменив положение вещей:
— Здесь нет греха. Твоему царственному отцу тоже знаком тот мир, о котором ты говоришь.
У Кендры приоткрылся рот. Элдред тоже встал, переводя взгляд с дочери на священника. Он был бледен, но задумчив, спокоен. Кендра чувствовала, что вот-вот упадет.
— Дитя, — сказал ее отец, — все в порядке. Расскажи мне, что ты сейчас видишь из полумира.
Она не упала. Этот позор ее миновал. Ей помогли сесть на высокий табурет, на котором работал один из священников. На рукописи, лежащей перед ней на наклонной поверхности стола, была изображена ярко раскрашенная заглавная буква на полстраницы: буква С, на верхней части которой дугой изогнулся грифон. Кендра увидела, что это начальная буква слова “слава”.
Она сказала, стараясь говорить как можно четче и осторожнее:
— Они прошли через лес призраков. Или прошел принц сингаэлей, Алун аб Оуин. Это его я могу… видеть. Обнажены мечи, идет бой.
— Где?
— Я не знаю.
— Ательберт?
Она покачала головой. От этого движения стало больно.
— Я его… не вижу, но я никогда его и не видела. Только сингаэля, и я не понимаю почему.
— Почему мы должны понимать? — спросил через секунду отец голосом ласковым, как дождик. Он взглянул на Сейниона, потом снова на нее. — Дитя, прости меня. Это перешло к тебе от меня, полагаю. Ты получила дар или проклятие, которое ношу я, — видеть то, от чего избавлено большинство из нас. Кендра, в этом нет твоего греха или порока.
— Тогда и в тебе тоже, мой господин, — твердо сказал Сейнион, — если это правда, а я в это верю. И нет нужды наказывать себя за это. Существуют цели, которых мы не понимаем, как ты сказал. Добру и воле бога служат в разных обличьях.
Кендра увидела, как ее отец посмотрел на седовласого священника в светло-желтых одеждах бога. Яркий цвет этих одежд резал ей глаза.
— Они сражаются? — спросил отец, снова поворачиваясь к ней.
— Кто-то сражается. Я вижу мечи… и еще один меч.
— Закрой глаза, — попросил Сейнион. — Тебя здесь любят и охраняют. Не прячься от того, что тебе дано. Я не верю, что в этом есть зло. Доверься Джаду.
— Джаду? Но как? Как я могу…
— Доверься. Не прячься.
В его голосе звучала музыка сингаэлей. Кендра закрыла глаза. Головокружение, потеря ориентации, нестихающая боль. Не прячься. Она старалась не прятаться. Снова увидела меч, тот, о котором прежде спрашивала священника, маленький, серебряный, сияющий в темноте, хотя лун не было.
Она снова увидела что-то зеленое,
Она услышала, как он произнес ее имя в страхе и изумлении, потом еще одно имя. А затем, с изысканной учтивостью, принимая во внимание то, что она только что с ним сделала и что он из этого понял, он помедлил как раз столько мгновений, чтобы послать ей через реки, долины и леса четкую мысль, из одной головы в другую, о том, что ей наверняка необходимо было знать в такой дали от него.
Кто может знать, кто может знать наверняка, как выбираются орудия?
Кендра открыла глаза. Посмотрела на руку отца, держащую ее за руку, как он держал ее тогда, когда она была маленькой, потом подняла на него взгляд, заплакала в первый раз в тот день и сказала:
— Ательберт там. Он вышел живым из леса.
— О, Джад, — произнес ее отец. — О, дети мои.
Если хочешь победить такого противника, то перед тобой лежит узкая тропа (и ты все время передвигаешь ноги). Бранда Леофсона не сразить каким-нибудь безрассудным выпадом или рубящим ударом, и он слишком массивный, чтобы одолеть его силой. Тебе необходимо достаточно времени, чтобы разгадать его, понять его склонности, как он реагирует на твои попытки, как проводит собственные атаки, что говорит. (Некоторые люди слишком много разговаривают.) Но летящее мимо время разит в обе стороны: викинг из Йормсвика быстр, и он моложе тебя. Ты обманываешь себя самым роковым образом,
