этом Берн видел свой шанс, каким бы маленьким он ни был.
Воин из Йормсвика подъехал ближе; Берн еще немного отодвинулся назад по каменистому берегу, словно отступая. Теперь он стоял у кромки прибоя, в мелкой воде.
— Где ты прятался вчера ночью, козопас?
На этот раз его невольное отступление еще дальше в воду было не притворным, инстинктивным. Он узнал этот голос. Он не разобрался, который из мужчин прошлой ночью в пивной был Гурдом. Теперь узнал: крупный желтоволосый игрок в кости за ближним к нему столом, который заметил, как он расплатился и поспешно ушел.
— Отвечай, кусок дерьма. Ты все равно тут умрешь. — Гурд обнажил свой меч. Стоящие у стен зрители зашумели.
В тот момент, при звуках этого презрительного, уверенного голоса, при воспоминании об этом человеке прошлой ночью, Берна охватило редкое для него чувство. Обычно он держал себя в руках, был осторожным — единственный сын человека, слишком хорошо известного своей вспыльчивостью. Но защитная стена внутри его рухнула на том берегу у Йормсвика, пока море плескалось вокруг копыт его коня. Он заставил Гиллира отступить, пританцовывая, еще дальше в воду — на этот раз намеренно — и ощутил внутри себя жар внезапной ярости.
— Ты — жалкое подобие эрлинга, тебе это известно? — резко ответил он. — Если я, по-твоему, пропахший навозом пастух, тогда почему ты не сумел меня найти прошлой ночью, Гурд? Почему сегодня понадобился ярл, чтобы прикончить обыкновенного пастуха? Или чтобы пастух его убил? Я одолел тебя вчера ночью, одолею и сейчас. По правде говоря, мне нравится твой меч. Мне будет приятно им сражаться.
Молчание, наемник был ошеломлен. Затем хлынул поток грязных ругательств.
— Ты никого не одолеешь, кусок дерьма, — оскалился великан, посылая своего коня вперед, в воду. — Ты просто спрятался и обмочился от страха.
— Теперь я не прячусь, правда? — Берн повысил голос, чтобы его услышали. — Давай, малыш Гурд. Все смотрят.
Он опять отступил назад. Теперь его сапоги в стременах уже были в воде. Он чувствовал, как конь старается не потерять дно. Здесь оно уходило вниз. Гиллир был спокоен. Гиллир был великолепен. Берн обнажил похищенный меч.
Гурд последовал за ним дальше в море. Его конь перебирал ногами и скользил. Большинство эрлингов сражались пешими; если у них был конь, они ехали до поля боя, а там спешивались. Берн на это рассчитывал. Гурд не мог пользоваться щитом и мечом и одновременно управлять конем.
— Слезай с коня и сражайся! — прохрипел ярл.
— Я здесь, малыш Гурд. Не прячусь. Или эрлинги боятся моря? Поэтому ты не в набеге? Примут ли тебя обратно, когда увидят это? Иди и достань меня, могучий воин!
Он опять выкрикнул эти слова, чтобы те, кто стоял у стены, его услышали. Некоторые начали подходить ближе к берегу. Он был удивлен тем, что почти не боится теперь, в такой момент. А гнев в нем разгорался все сильнее, согревая сердце. Он вспомнил вчерашнюю девушку: этот огромный бородатый вожак отобрал у нее монету из чистой зловредности. Это не должно было иметь значения — ей он так и сказал, — но имело. Берн не мог бы сказать — почему, у него не было времени решить — почему.
Гурд ткнул в его сторону мечом.
— Ты у меня помучаешься перед тем, как я позволю тебе умереть, — сказал он.
— Ничего подобного, — ответил Берн, на этот раз тихо, не для посторонних ушей, а только для своего противника — и для богов, если они слушают. — Ингавин и Тюнир провели меня через море на этом коне в темноте ночи. Они за мной присматривают. Ты умрешь здесь, Гурд. Ты мешаешь мне идти по дороге моей судьбы. — Он снова удивил сам себя: он не собирался этого говорить и не знал, что имеет в виду.
Гурд с силой нахлобучил шлем на голову, без слов что-то прорычал и бросился в атаку.
Трудно атаковать в прибое даже в благоприятный момент. Все получается не так, как ожидаешь или как твой конь ожидает. Движения замедляются, возникает сопротивление, дно движется — а затем там, где песок и камни ускользают, оно совсем исчезает, и человек плывет, или конь плывет, вытаращив глаза от ужаса. Невозможно атаковать на плаву, в доспехах, когда ты тяжелый и потерял равновесие.
Но, с другой стороны, Гурд был воином Йормсвика, ярлом, и он — шутки в сторону — не боялся моря. Он двигался быстро, и конь у него был хороший. Первый удар с размаха получился тяжелым, как удар молота, и Берн едва успел подставить свой меч и защитить туловище. Вся его правая сторона загудела от удара: Гиллир пошатнулся от него, Берн ахнул и натянул поводья, уводя коня вправо в море скорее рефлекторно.
Гурд продвинулся дальше вперед, продолжая рычать, и нанес еще один рубящий удар наотмашь. Он сильно промахнулся. Теперь они были на глубине оба. Гурд чуть не слетел с коня в волнах, сильно зашатался в седле, а конь под ним замолотил ногами по воде, пытаясь удержать равновесие.
Берн ощутил внутри себя невозможное сочетание льда и огня: ярость и холодный расчет. Он подумал об отце. Десять лет уроков с применением всего оружия, известного Торкелу. Как парировать рубящий удар сверху. Его наследство?
Он сказал, глядя, как его противник барахтается, потом выпрямляется в седле:
— Если ты от этого почувствуешь себя лучше, умирая здесь, то знай, что я не пастух, малыш Гурд. Мой отец много лет плавал с Вольганом. Торкел Эйнарсон, товарищ Сигура. Знай это. Только это не приведет тебя сегодня утром в чертоги Ингавина. — Он помолчал, глядя прямо в глаза противника. — Боги, наверное, видели, как ты украл ту монету вчера ночью.
Если он сейчас умрет, девушка тоже умрет из-за этих его слов. Он не собирался умирать. Он ждал, увидел, как понимание — многих вещей — сверкнуло в голубых глазах наемника. Затем коленями послал Гиллира вперед наискосок и вонзил меч в коня Гурда снизу вверх прямо над поверхностью воды.
Гурд вскрикнул, бесполезно дернул за повод, взмахнул мечом — больше для равновесия, чем для чего-то другого, — и соскользнул с седла.
Берн увидел, как он по грудь погрузился в воду под тяжестью кольчуги, стараясь устоять на ногах. Его умирающий конь снова забил копытами и лягнул его. У Берна оставалась секунда на колебания — не пожалеть ли этого человека. Он подождал, пока Гурд, сражающийся с весом кольчуги, оказался стоящим почти вертикально в волнах, затем снова направил Гиллира в сторону открытого моря и вонзил меч прямо в красивое, бородатое лицо ярла под выступом шлема, закрывающим нос. Клинок прошел через его рот и кости черепа и громко ударил о металл шлема сзади. Берн выдернул его, увидел кровь в воде, неожиданно яркую. Он смотрел, как его противник падает в белую пену прибоя. Уже мертвый. Еще один рассерженный призрак.
Он соскочил с коня. Схватил погружающийся в воду меч, гораздо лучший, чем у него. Ухватил Гурда за ворот кольчуги и потащил его из моря. Кровавый след тянулся за изуродованным лицом. Он бросил перед собой на берег оба меча и двумя руками вытащил тяжелое тело на песок. Постоял над ним, тяжело дыша, вода капала с него. Гиллир вышел следом. Другой конь остался в море, его труп плавал на мелководье. Берн несколько мгновений смотрел на него, потом вернулся обратно в воду. Нагнулся и снял с седла щит мертвеца.
Он взглянул на толпу, собравшуюся между морем и стенами, потом поднял глаза на солдат на стенах над открытыми воротами. Их было много в это солнечное летнее утро. Сам ярл Гурд выехал за ворота, намереваясь сразиться: стоило посмотреть, что он сделает с несчастным претендентом, который его оскорбил. Посмотрели.
Два человека выходили из открытых ворот. Один поднял руку в знак приветствия. Берн все еще ощущал в себе гнев, который разгорелся в сердце и не собирался исчезать.
— Доспехи этого человека — мои, — крикнул он, повысив голос над глухим шумом бурного моря за его спиной, — во имя Ингавина.
Они ему не годились по размеру, но их можно переделать или продать. Так поступали наемники. Он только что стал одним из них.
На границе любого повествования есть такие люди, которые входят в него лишь на мгновение. Или, другими словами, есть люди, которые минуту, час, день участвуют в событиях, а затем следуют дальше
