— Каком? — Спокойная учтивость, как всегда.
— Одно из моих жилищ лежит на нашем пути. Тебе придется позволить мне перевязать твои раны, когда мы туда придем.
— Я буду благодарен тебе за это, — сказал Ланселот.
Андаин открыл рот, готовясь резко ответить. Но так ничего и не сказал. Вместо ответа он повернулся и зашагал из рощи на север. Отойдя на небольшое расстояние, он остановился, оглянулся и увидел нечто поразительное.
Ланселот медленно шел за ним по темной и узкой тропе. Вокруг него и сверху могучие деревья Пендаранского леса роняли тихо зеленые листья в ночи, среди лета, отдавая почести идущему человеку.
Часть III
КАЛОР ДИМАН
Глава 10
Она уже один раз воспользовалась красным пламенем для перемещения в своем мире, не здесь: от Стоунхенджа к Гластонбери Тору. Это не было похоже на перемещение между мирами. Тот переход ощущался как холод и темнота, время без времени, он выбивал из колеи. Сейчас было не так. Когда Бальрат вспыхнул, чтобы позволить ей отправиться в путь, Ким почувствовала, что воистину соприкоснулась с неизмеримостью его силы. Ее собственной силы. Она могла в одно мгновение превратить расстояние в ничто. Она ощутила в себе власть магии, превосходящую любую из известных магий, и большее родство с Махой и Красной Немаин в эти стремительные секунды, чем с любой из смертных женщин, когда-либо рожденных на свет.
С одним лишь отличием: глубоко в ее душе коренилось убеждение, что они — Богини, полностью контролируют свою сущность. А она? Она была смертной женщиной, всего лишь смертной, и Бальрат нес ее в той же мере, в какой она носила его.
И, думая так, носящая на руке кольцо и уносимая им, она приземлилась вместе с Лорином и Мэттом — трое смертных, оседлавших потоки времени и сумеречного пространства, — на чисто подметенный порог высоко в горах, в бодрящем горном воздухе. Перед ними величественно возвышались мощные бронзовые двери, украшенные сложным узором из синего тиерина и сверкающего золота.
Ким посмотрела на юг и увидела дикие, темные холмы Эриду, уходящие в тень. Земля, где прошел дождь смерти. Над ней какая-то горная ночная птица издала долгий, одинокий крик. Она слушала, как его эхо замирает вдали, и думала о параико, в этот момент бредущих среди пустынных горных озер и по опустошенным чумой городам за высокими стенами, собирая погибших от дождя, очищая Эриду.
Ким повернулась на север. Проблеск света на большой высоте привлек ее внимание. Он подняла взгляд выше, намного выше, выше двустворчатых дверей царства гномов, и увидела вершины гор Банир Лок и Банир Тал, отражающие последние лучи заходящего солнца. Снова закричала птица, издавая долгий, дрожащий, нисходящий звук. Очень далеко, словно в ответ на сияние вершин над ее головой, возник другой отблеск. Рангат, вознесшаяся гораздо выше всех остальных гор, на северо-западе, предъявила свои права на последние лучи солнца.
Никто не произнес ни слова. Ким посмотрела на Мэтта Сорина, и ее опущенные руки невольно сжались в кулаки. Сорок лет, подумала она, глядя на своего друга, который некогда был — и все еще оставался — истинным королем государства, лежащего за этими дверьми. Его руки были широко раскинуты, ладони раскрыты в жесте, говорящем о готовности к примирению и о его полной беззащитности. На его лице Ким ясно прочла следы тоски, горечи и мучительной боли.
Ким отвернулась и встретилась взглядом с Лорином Серебряным Плащом. В его глазах она увидела отражение собственного горя и вины. Она помнила, как Мэтт рассказывал о притяжении Калор Диман, хрустального озера гномов, с которым он неустанно боролся сорок лет, пока был Источником бывшего мага.
Ким снова повернулась к дверям. Даже в сумерках она различала изящные переплетения золота и тиерина. Было очень тихо. Она услышала слабый стук камешка, сорвавшегося где-то неподалеку. Две вершины уже стали темными над головой, и таким же темным должно сейчас быть Калор Диман, Хрустальное озеро, спрятанное высоко в горах в чаше лугов среди гор.
Первые неяркие звезды появились на ясном небе. Ким посмотрела на свою руку: кольцо посверкивало, его сила была израсходована. Она попыталась придумать, что бы сказать, какие слова произнести, чтобы смягчить печаль этого порога, но опасалась говорить громко. Кроме того, в ткань молчания было вплетено такое бремя, которое не ей предстояло нести или отодвинуть в сторону. Оно включало в себя нити жизней двоих ее спутников, и более того — долгую, состоящую из многих нитей судьбу древнего народа гномов Банир Лок и Банир Тал.
Все это уходило корнями в слишком далекое прошлое, за пределы, доступные ей, пусть даже в ней жили две души. Поэтому она сохранила спокойствие, услышала падение еще одного камешка, еще один крик птицы, а затем заговорил наконец Мэтт Сорин, очень тихо, не глядя по сторонам:
— Лорин, выслушай меня. Я ни о чем не жалею: ни об одном вздохе, ни об одном мгновении, ни о тени мгновения. Это правда, друг мой, я клянусь в этом именем того кристалла, который я когда-то изготовил и бросил в озеро в ту ночь, когда полная луна сделала меня королем. Не могу представить себе узора на Станке Ткача, связанного с моим именем, более яркого, чем тот, который я прожил.
Он медленно опустил руки, все еще стоя лицом к внушающим благоговение огромным дверям. Когда он снова заговорил, его голос звучал хрипло и еще тише, чем раньше.
— Я… рад тем не менее, что нити моих дней снова привели меня в это место перед тем, как все закончится.
Ким любила его, любила их обоих, и ей хотелось заплакать. «Сорок лет», — снова подумала она. Что-то засияло в глубине глаз Лорина, как только что сияли горные вершины в последних лучах солнца. Она ощутила порыв ветра на высоком пороге, услышала за спиной шорох скользящих камней.
И уже поворачивалась, чтобы посмотреть, когда удар обрушился на ее голову и свалил на землю.
Она почувствовала, что сознание ускользает. Попыталась удержать его, словно это некий предмет, который можно удержать, который необходимо удержать. Но с отчаянием поняла, что ей это не удастся. Боль взорвалась у нее в голове. Нахлынула чернота. Она слышала звуки. Но ничего не видела. Она лежала на каменном плато перед дверьми, и последняя мысль ее была жестокой насмешкой над собой. Она воображала себя родней Богиням войны всего лишь несколько секунд назад. Но, несмотря на такую самонадеянность, несмотря на все дары Ясновидящих, щедро принесенные ей Исанной, она не сумела почувствовать простую засаду.
Последнее, что Ким ощутила, с ужасом от собственной беспомощности, было прикосновение чьей-то руки, снимающей с ее пальца Бальрат. Она попыталась крикнуть, вызвать вспышку, но потом нахлынула широкая, медленная река и унесла ее в темноту.
Ким открыла глаза. Комната качалась и кружилась одновременно. Пол тошнотворно проваливался, потом стремительно летел ей навстречу. В голове пылала оглушающая боль, и, даже не поднимая руки, чтобы пощупать, она знала, что на затылке вздулась шишка величиной с яйцо. Стараясь лежать неподвижно, она ждала, когда все успокоится. На это ушло немало времени.
В конце концов она села. Она была одна в комнате без окон. В помещение лился жемчужный свет, милосердно мягкий, хотя она не видела, откуда он идет: казалось, из самих каменных стен и с потолка. Двери тоже не было, или, по крайней мере, она ее не видела. В одном углу находилось кресло и скамеечка
