вонзилось в горло слога, мгновенно прикончив его. И ничего уже не видела потом, кроме лежащего на земле человека.
— Пойдем, девочка, — произнес Артур Пендаргон, который послал королевское Копье почти невероятным броском при таком освещении и на такое расстояние. Он мягко положил ладонь на ее локоть. — Позволь мне отвести тебя к нему.
Она спустилась с холма и поехала по темной, каменистой земле туда, где он лежал. Вокруг них каким-то образом оказалось много факелов. Она с трудом, отчаянно втянула воздух и вытерла слезы просторным рукавом своего платья.
Потом она спешилась и подошла. Его голова лежала на коленях у Колла из Тарлиндела, а кровь все текла и текла из раны, нанесенной мечом Уатаха, и впитывалась в бесплодную землю.
Он еще не умер. Его грудь поднималась быстрыми, поверхностными толчками, но с каждым вздохом из нее выплескивалась струйка крови. Глаза его были закрыты. Рядом стояли другие люди, но ей казалось, что они с ним одни в просторном ночном мире без звезд.
Она опустилась рядом с ним на колени, и что-то, интуитивное ощущение ее присутствия, заставило его открыть глаза. При свете факелов она в последний раз встретила взгляд его голубых глаз. Он попытался улыбнуться, заговорить. Но слишком много боли было в конце, она это увидела, даже этой малости ему не было позволено, поэтому она прижала свои губы к его губам, поцеловала его и сказала:
— Спокойной ночи, любимый. Я не скажу тебе прощай. Жди меня у ног Ткача. Если Боги нас любят…
Она пыталась продолжать изо всех сил, но слезы слепили ее и перехватывали горло. Его лицо было бескровным, белым как снег при свете факелов. Глаза снова закрылись. Она чувствовала, как течет кровь из раны, насыщая землю, на которую она опиралась коленями. Она знала, что он ее покидает. Никакая сила магии, никакой голос Бога не мог вернуть его оттуда, куда уносила его эта молчаливая, ужасная боль. Она была слишком глубокой. Это был конец.
Затем он открыл глаза с очень большим усилием, в последний раз, и она поняла, что слова не имеют значения. Что она знает все, что он хочет ей сказать. Она прочла послание в его глазах и узнала, о чем он ее просит. Словно здесь, перед самым концом, они перешли черту, за которой ничего уже не нужно, только смотреть.
Она подняла голову и увидела Айлерона, стоящего на коленях с другой стороны от Дьярмуда, его лицо было искажено горем. Тут она кое-что поняла и даже нашла в себе силы пожалеть его. Она глотнула и проглотила комок в горле, чтобы снова произнести слова: слова Дьярмуда, так как он не мог говорить, и поэтому она должна была в этот последний раз стать его голосом.
— Он хочет, чтобы ты его освободил, — прошептала она. — Отправил его домой. Чтобы не меч ургаха сделал это.
— Ох, Дьяр, нет! — ответил Айлерон.
Но Дьярмуд повернул голову, медленно, борясь с болью, причиняемой этим движением. Он дышал так слабо, что почти не дышал, и он посмотрел на старшего брата и кивнул один раз.
Айлерон очень долго не двигался, оба сына Айлиля смотрели друг на друга при мерцающем свете факелов. Затем Верховный правитель протянул руку и нежно прижал ладонь к щеке брата. Он на секунду задержал ее там, а затем посмотрел на Шарру, задавая ей последний вопрос, прося прощения своими темными глазами.
И Шарра собрала все свое мужество и дала ему разрешение, сказав от себя и от Дьяра:
— Пусть это будет сделано с любовью.
Тогда Айлерон дан Айлиль, Верховный правитель, вынул свой кинжал из ножен, висящих у него на боку, и приложил его кончик к сердцу брата. И Дьярмуд шевельнул рукой и нашел руку Шарры, и Айлерон ждал, пока он в последний раз поднес ее к своим губам. Он держал ее руку и удерживал ее взгляд своим, когда кинжал брата, посланник любви, освободил его от гнетущей боли, и он умер.
Айлерон вынул кинжал и опустил его. Потом закрыл лицо руками. Шарра почти ничего не видела, она ослепла от слез. Казалось, над всем Фьонаваром идет дождь в этот ясный, прохладный, звездный вечер.
— Пойдем, дорогая, — сказала Джаэль, Верховная жрица, помогая ей подняться. Она плакала. С другой стороны подошла Ясновидящая, и Шарра пошла туда, куда они ее повели.
Дьярмуда дан Айлиля с того места, где он умер, унес на руках брат, так как Верховный правитель не позволил никому другому это сделать. По каменистой долине Андарьен нес его Айлерон, а по обеим сторонам и повсюду вокруг горели факелы. Он поднялся вверх по склону, прижимая тело к груди, и люди отворачивались, чтобы не смотреть в лицо живого брата, когда он нес мертвого.
В ту ночь у Андарьен сложили погребальный костер. Тело Дьярмуда обмыли и одели в белое с золотом, скрыв его ужасные раны, и расчесали его золотые волосы. Потом Верховный правитель снова, в последний раз, поднял его на руки и отнес туда, где собрали дрова для погребального костра, и положил на него своего брата, и поцеловал в губы, и отошел.
Затем Тейрнон, последний маг Бреннина, вышел вперед вместе с Бараком, своим Источником, и с Лорином Серебряным Плащом и Мэттом Сорином, и все они плакали в темноте. Но Тейрнон вытянул вперед руку и произнес магическое слово, и луч света вылетел из его пальцев, бело-золотой, как одежда мертвого принца, и погребальный костер внезапно вспыхнул с ревом, и пламя поглотило лежащее на нем тело. Так умер Дьярмуд дан Айлиль. Так его неукрощенная яркость превратилась в пламя, затем в пепел, а в самом конце, в чистых голосах светлых альвов, — в песню под звездами.
Глава 15
Далеко к северу от этого костра стоял Дариен в тени под мостом Вальгринд. После захода солнца здесь, у края льдов, стало очень холодно, и не было ни видно, ни слышно ни одной живой души. Он посмотрел на темную воду реки, через которую был переброшен этот мост, и на другом берегу увидел массивный зиккурат Старкадха, и холодные, зеленые огни тускло сияли среди черноты мощного жилища его отца.
Он был совершенно один, нигде не было видно никакой охраны. Да и к чему Ракоту Могриму охрана? Кто мог рискнуть войти в его ужасное жилище? Разве что целая армия, но ее легко заметить издалека среди этой лишенной растительности пустоши. Только армия могла прийти, но Дариен видел по дороге сюда бесчисленное количество цвергов и огромных ургахов, которые двигались на юг. Их было так много, что просторы бесплодных земель, казалось, уменьшились в размерах. Нет, армия не придет: невозможно проскочить мимо этих орд. Ему несколько раз пришлось прятаться, искать укрытия в тени скал, и постепенно забирать к западу, чтобы легионы Тьмы миновали его с востока.
Его не заметили. Никто не искал его, одинокого ребенка, бредущего на север все утро и весь день, а затем весь холодный вечер и еще более холодную ночь. Бледная Рангат возвышалась на востоке, а черный Старкадх с каждым шагом все более угрожающе нависал над ним, и наконец он подошел к мосту и присел на корточки перед ним, глядя через Унгарх туда, куда ему предстояло идти.
Но не сегодня ночью, решил он, дрожа, крепко обхватив себя руками. Лучше еще одну ночь мерзнуть от холода снаружи, чем пытаться войти туда в темноте. Он посмотрел на кинжал в своей руке и вынул его из ножен. Звук, похожий на звон струны арфы, слабо задрожал в холодном ночном воздухе. Тонкая синяя жилка вилась по ножнам, и более яркая жилка шла вдоль середины клинка. Они слегка блестели под морозными звездами. Он вспомнил то, что ему сказал тот маленький человек, Флидис. И повторил про себя эти слова, снова пряча Локдал в ножны. Их магия была частью принесенного им подарка. Ему хотелось запомнить их правильно.
Металл моста оказался холодным, когда он прислонился к нему снизу, таким же холодным, как каменистая земля. Здесь, на дальнем севере, все было холодным. Он потер руки о свитер. Это даже не его свитер. Его мать связала его для Финна, который ушел.
