— Откуда это известно! Скажите мне, прошу вас, что исчезло сразу во всей истории Земли? Ничто не исчезает до тех пор, пока не родится и не укрепится новая, высшая форма. Но возьмем снова легенды. Никакая фантазия не создается из ничего. А у примитивного человека фантазия не была уж столь велика, как вы думаете. Любой миф был ответом наблюдателю на неизвестную и неожиданную реальность. Иногда люди быстро раскрывали правду, но миф продолжал существовать в форме сказки. Вспомните о кентавре.
— Кентавр — это религиозная выдумка.
— Религиозной она стала позднее. Вспомните, что не всем древним народам была известна лошадь. У египтян, например, не было лошадей. Лошадь пришла с Востока. Изображение всадника даже сейчас величественно. Но, увиденное впервые, оно было устрашающим: лошадь и всадник казались слитыми воедино. Жители островов Карибского моря испугались генуэзцев более всего из-за того, что увидели их верхом на лошадях. Всадник на лошади — это был кентавр. Когда же люди стали учиться верховой езде, легенда видоизменилась и приняла религиозное обличье. Религия всегда рождалась там, где царил страх и невежество, А когда жрецы и особенно духовенство стали просвещенными, они, естественно, продолжали проповедовать страх и невежество.
— Здесь вы бесспорно правы, так как это — назначение религии, секреты которой всегда в руках эксплуатирующих классов. В конце концов, и самые первые крестьяне, увидевшие автомобиль, бросали в него камнями и считали, что в ем сидит дьявол… Однако я думаю, что не всегда рождаются легенды. Например, легенда об автомобиле так и не родилась.
— Или будет правильнее сказать — просуществовала очень недолго, всего мгновение, благодаря развитию и быстрому распространению техники, так как через несколько лет парень с лопатой, который крестился при виде телеги с дьяволом, мог стать шофером.
Гость выпил кофе, немного подумал и снова заговорил:
— И все-таки многие легенды не что иное, как художественное представление неосуществимых мечтаний. Например, молодость без старости и жизнь без смерти из нашей прекрасной сказки.
— Вы знаете, что эта тема принадлежит не только румынскому фольклору, но и фольклору других стран. Например, на Кавказе. В грузинской сказке юноша уходит на поиски края, в котором нет смерти, и добирается туда после длительного и тяжелого путешествия. Однажды он встречает красавицу в хрустальном дворце. Юноша остается с девушкой. Проходят века, а ему кажется, что проходят дни. Он начинает тосковать по дому. Просьбы девушки не остановили юношу, и он отправляется к родным местам. После долгих странствий он добирается до своей родины, но, не найдя там ничего, кроме руин и туманных воспоминаний, он стареет и умирает.
— Эта сказка очень интересна, но только общая тема не что иное, как символ.
— У вас есть археологическое, материальное доказательство, что она только символ?
— Я думаю, что археологические доказательства должен требовать я! Вы же хотите доказать гипотезу ухода и прихода земного жителя в космос со скоростью света, но…
— Но как же вы хотели бы, чтобы почти примитивные очевидцы фактов относительности времени, называемой теперь парадоксом Эйнштейна, который и сегодня не очень-то многие понимают, толковали это как-нибудь иначе.
— Преувеличиваете.
— Это вы преувеличиваете, превращая все в символ! Мифы и легенды намного более сложны, чем мы их обычно трактуем. Мы материалистически судим о явлениях и в суждении о древнем мифе должны призвать на помощь как можно больше различных видов современной науки. Или вы хотите остановиться на одном из двух традиционных решений этой проблемы: поверить мифу как таковому, в который верили религиозные невежды, или довольствоваться тем, что они символы. Извините меня, дорогой мой, но это называется леностью мысли. Где же ваше аналитическое направление ума? Мы должны отбросить в трактовке мифов все наносное, как мы выкинули сверхъестественное. Если бы Шлиман принял легенду за символ, он не открыл бы Трои. Что скажете на это? Гомер сделал символом какую-то мнимую Трою для того только, чтобы противопоставить что-то ахейцам, не так ли?
Собеседник воспринял иронию спокойно:
— Я не оспариваю ваших доводов, но напоминаю вам снова, что вы слишком любите обобщать.
— Я совсем не обобщаю; я всего лишь предлагаю научную точку зрения относительно мифов. Хотите, я вам скажу одну вещь, которая немного удивит вас? Я не фантазировал, по крайней мере в основных направлениях.
Гость рассмеялся.
— В путешествиях среди звезд, в уничтожении атомным взрывом Содома и Гоморры, в именах Мехитуасехет и Махукутах, которые гордились знанием языка ваших марсиан…
Хозяин спокойно посмотрел на него.
— Это дедукция и гипотезы, некоторые из них даже спорные. Только детали рассказа, который вы соблаговолили выслушать, были выдуманы мною. Но имена подлинные… Я хочу сказать, что они не принадлежали на самом деле упоминаемым лицам, а лишь то, что я не выдумал ни одного имени, даже те, которые произносятся с трудом. Это имена, взятые из истории и фольклора соответствующих стран и областей без каких бы то ни было фонетических изменений. Например, существовал в древних текстах египетский солдат Яхубен, египетский жрец Тефнахт… Аута — это имя, которое носит просвещенный герой в одной из африканских сказок. Имя Махукутах найдете в эпопее Попол Вух народа кише, живущего на Юкатане, Утнапиштим — в поэме Гилгамеша, имена Авраам и Лот, я думаю, не следует уточнять, откуда они… Вот и все. Гипотеза и дедукция…
— И достоверность! Если вернуться к нашему спору, я опять спрошу, где же все вещественные доказательства?
— Я убежден, что некоторые будут найдены, ведь не все же документы обнаружены! Правда восстанавливается не только из гипотез и мифов.
— Тогда остается лишь ждать, пока откроют вещественные доказательства, и отказаться от мысли пока проникнуть в бездну хоть с каким-нибудь фонарем. Отлично сказано: Гомер — миф, Шлиман — гипотеза. Вы довольны?
Гость вздохнул:
— Вы всячески нападали на мои доводы, но вы все время забываете, что я не оспариваю гипотезу как средство исследования, а только обращаю внимание — будьте…
— Быть более осторожным? Шлиман вложил деньги в поиски Трои, значит, он был неосторожен. Да только ли он?
Хозяин вышел за новым кофе. Гость только теперь заметил, что комната освещена солнцем. Он встал и потушил лампу. Потом остановился у окна и стал рассматривать спешащих людей. На другой стороне улицы на фасаде высокого дома клали последние плиты мрамора и туфа. Услышав скрип двери, гость, не оборачиваясь, весело спросил:
— Вы так быстро вернулись — не выпил ли я у вас весь кофе?
— Да нет, я принес еще! Он уже был приготовлен моей женой.
Гость взял чашку, отхлебнул глоток ароматного напитка и вздохнул.
— Знаете, почему я вздыхаю? Из-за непоправимой потери документов… Человек освобождается от невежества, коммунизм победит на всем земном шаре, плодотворный мир поведет нас через все секреты пространства и времени — вот ближайшая реальность, в которой я не сомневаюсь. Но я сожалею о потере Александрийской библиотеки.
— Все мы сожалеем и проклинаем Цезаря за то, что он не потушил пожар.
— Я предпочитал бы, чтобы сгорели его комментарии и осталась библиотека! — воскликнул гость сердито.
— Я думаю, что было бы хорошо, если б осталась и библиотека и комментарии. Но сейчас поздно говорить о предпочтении. Однако совершенно непоправимых потерь пет. Довольно часто находят папирусы, копии тех, что сгорели. Жаль, что многие из них находят случайно, не разыскивая их. Если бы бедуин Мухамед не потерял овцу, кто знает, когда нашлись бы свитки у Мертвого моря! Знаете, как довольны были бы археологи на Западе, если бы им дали деньги, ассигнованные на строительство хотя бы одного атомного бомбардировщика? Вместо военной агрессивной базы можно было бы сделать целую
