Открыв конверт, он ожидал, что она рассмеется, и оказался прав. Он тоже расхохотался, когда внутри пустого на вид конверта обнаружил билет. Жизнь полна сюрпризов.
– В Королевской опере, – сказал он.
Глава 23
Смеркалось. На городской стене были выставлены отрубленные головы с выпученными глазами и оскаленными в предсмертной усмешке зубами. Скоро будет казнен еще один человек – принц Персии, он тоже не отгадал три загадки принцессы Турандот. Благодаря этому она снова избежала свадьбы и очередному претенденту теперь грозит плаха.
Новый претендент, таинственный принц-инкогнито, взглянул на принцессу Турандот и влюбился с первого взгляда. Он принял ее вызов.
Дикон сидел на одном из лучших мест в театре – в первом ряду партера. Ещё до начала спектакля он исподтишка огляделся, но не заметил никого похожего на того человека, которого ждал. Слева, справа и сзади его окружали скучающие чиновники с женами, получившие билеты от компаний, которые были заинтересованы в их лояльности или в их деньгах. А может быть, во всем сразу.
После окончания первого акта, когда зажегся свет, Дикон снова огляделся, особенно внимательно присматриваясь к ложам по бокам сцены. Снова никого. Некоторые ложи были пусты, или зрители, сидящие в них, не были видны в глубине.
В буфете Дикон пробился сквозь толпу и купил себе стакан «Перрье», а потом прошел на балкон, выходящий на Боу-стрит. Не все бывает так просто. Он ждал, но никто к нему не подходил.
Принц по имени Калаф разгадал все три загадки. Принцесса томилась в тоске. Она мстила мужчинам за прапрабабушку, над честью которой надругались захватчики-варвары. Было довольно трудно поверить в такой исток ненависти Турандот к мужчинам: прапрабабушка жила довольно давно, однако на этом строился весь сюжет оперы. Какая-нибудь более приземленная причина показалась бы правдоподобней – например, отец, любивший дочь больше, чем допускается пределами разумного; но пьеса настаивала на древней вражде.
Турандот была дочерью китайского императора, и теперь, когда принц отгадал загадки, честь обязывала ее сдержать свое обещание и выйти за него замуж. А принц, хотя и был влюблен в нее, не желал воспользоваться своим преимуществом. Может быть, это был прирожденный игрок. Так или иначе, принц сказал Турандот, что если она узнает до утра его имя, то он освободит ее от данного ему обещания. Теперь уж она ломает голову над загадкой. В жизни все вращается по кругу. Через ряд от Дикона похрапывал седовласый человек с двойным подбородком, одетый в смокинг.
На сей раз, когда послушные женам чиновники увели их в буфет, Дикон остался в зале. Спящий толстяк чихнул и проснулся, разбуженный светом.
В одной из лож встал мужчина в темном костюме. Он оперся рукой о спинку стула и посмотрел прямо на Дикона. Зал пустел. Вентиляция оставляла желать лучшего, люди упарились и хотели пить. Дикон в свою очередь посмотрел на мужчину. В другой руке тот держал программку. Он слегка взмахнул ею, словно приглашая его подойти.
Дикон отсчитал номер ложи и прошел в нее через коридор мимо длинного ряда дверей. Кроме позвавшего его мужчины, там никого не было, но только одно кресло оставалось пустым. На двух остальных стояли еда, фужеры, бутылка «Дом Периньона» в ведерке со льдом.
– Эти бутерброды с копченой рыбой. Хотите шампанского?
– Я не пью. – Дикон сел в пустое кресло.
Человек с бутылкой в руках поднял брови и удивленно взглянул на Дикона.
– В самом деле? Это не пришло мне в голову. – Он казался смущенным, как гостеприимный хозяин, допустивший бестактность по отношению к гостю.
– Все в порядке. – Дикон взял бутерброд и откусил от него. – Вкусно, – похвалил он.
Человек поднялся и вышел из ложи. Секунд через десять он вернулся, налил себе шампанского и сел.
– Пуччини так и не закончил оперу. Вы знаете об этом?
Дикон покачал головой. Его собеседник и забавлял и раздражал одновременно.
– Он умер от рака горла – умер с незаконченной фактически партитурой в руках. Тосканини подготовил первое посмертное представление, начав с того места, где остановился Пуччини. И уже потом Франко Альфано закончил оперу по наброскам композитора.
Он смотрел не на Дикона, а куда-то вниз, в сторону сцены, закрытой тяжелым занавесом, словно с нетерпением ожидая начала последнего акта.
– С одной стороны, для него это – типичное произведение, а с другой – не совсем, – сказал он. – Как обычно, у Пуччини самое важное – это психология героини. Настоящая цель Калафа – привлечь наше внимание к одиночеству и горечи Турандот, вы согласны? Но все кончается счастливо, не так, как в «Богеме», или в «Тоске», или в «Баттерфляй». Хотя, – прервал он себя, – может быть, я порчу впечатление, рассказывая вам об этом? – Дикон не ответил, и он продолжал: – Многих не волнует Пуччини – the fin de siecle[14]и всякое такое. Конечно, он слушал Стравинского, в его музыке была страстность, искрометность и... болезненный интерес к прошлому. Всегда одно и то же. – В дверь постучали, но он никак не прореагировал. – Вы можете подумать, что здесь я буду особенно заметен. Черный в опере – да еще в Лондоне! В Америке все не так, там разрыв между культурами не бросается в глаза. – Он помолчал. – Хотелось бы мне знать...
Он подошел к двери, словно надеясь найти там ответ на свой вопрос. За дверью стояло еще одно ведерко со льдом и бутылкой минеральной воды. Он внес его в ложу.
– На самом деле, опера – это самое безопасное место для меня. Что еще – кабак, кондитерская или ресторан быстрого обслуживания? – Он покачал головой. – А-атлична-а, да-а-рагой. – Эту фразу он произнес с подчеркнутым вест-индским акцентом, потом вернулся к прежнему, нейтральному, тону. – Мне становится не по себе в помещении, заполненном белыми либералами. Не все ниггеры носят панамы, не у всех полисменов узкие лбы и широкие ступни. Кроме того, – кивок в сторону сцены, – мне нравится музыка. Я вырос не в Порт-оф-Спейн, а в Челтенхэме. – Он улыбнулся, словно эта мысль впервые пришла ему в голову. После паузы он сказал, мягко и вдумчиво, – теперь это был председатель, ставящий на обсуждение новый вопрос: – Дикон, вы рискуете, так ведь? Ваше дело с Эмброзом очень важно для вас. – Он налил в стакан минеральной воды и подал его Дикону.
Веселость исчезла, раздражение перешло в напряженность. Дикон знал, к чему клонит этот человек, но, если ты проситель, приходится вести себя смирно. – Вы знаете мое имя, но я не знаю ваше.
– Маркус Архангел.
– Это имя?
– Прозвище. Вам этого вполне достаточно. Меня воспитали люди по фамилии Фитч, хотя вам это не очень поможет. Так зачем вы хотели увидеть Эмброза?
– Вы говорите вместо него?
– Да. – Игривость в голосе Архангела исчезла.
– Я хотел бы поговорить с ним лично.
– Это невозможно. Придется говорить со мной. Дикон мысленно подбросил монетку. Выпала решка. Он заподозрил, что у этой монетки решка была с обеих сторон.
