– Почему?
Чедвик посмотрел на Дикона с оттенком удивления.
– Но ведь это было так давно.
– Кто ее убил?
– Важно помнить, что конфликт не должен быть слишком расточительным. Усеянное трупами поле битвы и разоренная страна – не стоит мыслить такими категориями. Лучше
Дикон кивнул:
– Охотно верю.
Взгляд Чедвика ненадолго остановился на огнях города.
– Теперь расскажите, зачем вы пришли. «И что вы знаете», – мысленно продолжил за него Дикон.
– Я пришел выслушать вас. Я пришел узнать о длинных свиньях. – Чедвик улыбнулся и на секунду закрыл глаза. – Я пришел выяснить, кто убил Кэйт Лоример и двух других женщин.
– Ах, Дикон, Дикон... – Чедвик вздохнул и встал, чтобы наполнить стакан. – Кажется, я вас переоценил. Я снова считаю вас упрямым и удачливым. А я задавался вопросом, можете ли вы быть в чем- то похожи на меня.
– И все-таки я хочу знать.
Чедвик грустно покачал головой и, словно вдруг заскучав, обвел комнату глазами.
– Разве я знаю, кто моет мою машину? – Он говорил убедительно, и Дикон поверил ему. – Взгляните сюда.
Чедвик встал, подошел к южной стене и, не оборачиваясь, подождал, пока Дикон не присоединится к нему. Они стояли рядом и смотрели на яркие огни города, на сияние освещенных витрин, на всплески неона.
– Что вы видите? – спросил Чедвик.
– Свинарники.
– Да, – рассмеялся Чедвик. – Я об этом не подумал. Иногда свинарники. Но гораздо чаще я вижу генератор. Огромный генератор. Также и весь мир, Дикон, – сделки, соглашения, переход власти из рук в руки, изготовление фальшивых денег. Люди в конторах, люди в комнатах для совещаний, в государственных департаментах, в банках, в магазинах, в винных забегаловках и ресторанах быстрого обслуживания. Уолл-стрит и китайский квартал. Здание Объединенных Наций и Малая Италия. Там, снаружи, заключаются мелкие и крупные сделки: одни изменяют судьбу семьи, другие – судьбу нации. И так по всей стране, по всему миру. И что же приводит все это в движение? Гигантская энергия, гигантские состояния, гигантская власть.
Он захватил с собой бокал и теперь медленно отпивал из него, глядя на город застывшим взглядом – так игрок в рулетку следит за бегущими цифрами, перед тем как сделать большую ставку.
– Впрочем, все слишком хаотично, – продолжал он. – Будь моя воля, я бы ограничил контроль над миром одним единственным компьютером. Ничего не скоординировано, события происходят не тогда или не так, как нужно. Управление убого. Вы когда-нибудь задумывались над этим? Главное – организовать как можно лучше, как можно больше и на возможно более длительный срок. Завладеть властью. Превратить лабиринт в прямые линии, вывести из хаоса порядок.
– Но ведь там, снаружи, существуют еще и люди, – сказал Дикон.
– Н-да, люди, – процедил Чедвик, будто это имело для него наименьшее значение. – Триста китайцев гибнут в авиакатастрофе – вас это волнует? В Эфиопии голод – разве вы теряете от этого сон? Разумеется, люди, они были всегда. Но они – постоянно возобновляемый ресурс. Свидетели истории. Был голод, были войны, а что появилось нового?
– Революции, – сказал Дикон.
Чедвик повернулся к нему и сделал шаг в его сторону.
– Да, – сказал он и подошел еще ближе, будто это могло породить доверительность. Дикон ощущал разгоряченное от бренди дыхание на своем лице. Чедвик пододвинулся еще на дюйм и встал вплотную к нему, навязывая себя физически, так же как пытался навязать ему свою волю. Они стояли так близко, что могли бы поцеловаться. – Зачем вы пришли, Дикон?
– Я пришел отдать вам вот это. – Дикон достал из кармана пакет и показал Чедвику.
Тот посмотрел на него и отошел назад, словно танцор, услышавший музыкальное вступление. После этого он вернулся в свое кресло, и Дикон подал ему письмо. Казалось, они соблюдают некий ритуал: Чедвик сидит, а Дикон сгибается перед ним и подает конверт. На секунду они застыли в этих позах. Дикон был похож на посыльного, ожидающего, ответа или приказа.
Некоторое время Чедвик читал. Письмо было довольно кратким, но Данциг ничего не упустил. Наконец Чедвик очень осторожно, словно нечто хрупкое, положил его на кофейный столик.
– Что я могу вам предложить? – спросил он.
– Ничего.
– Этого не может быть.
– Почему?
На лице Чедвика появилось выражение человека, которому только что сказали, что Земля все-таки плоская.
– Вы
– Я хочу многое. Но вы ничего не можете мне дать.
– Я могу дать вам столько денег, что вам не хватит жизни, чтобы оправиться от изумления.
– Даже если вы что-нибудь и придумаете, – сказал Дикон, – все равно уже слишком поздно.
Чедвик дотронулся до письма кончиком пальца, будто касаясь пепла в сгоревшем дотла здании.
– Кто? – спросил он.
– Вы узнаете его имя. Не от меня. Впрочем, теперь это не важно.
– Другие копии письма уже отправлены? – спросил Чедвик. – Его палец легонько дотронулся до конверта. Он говорил ровно и тихо, у него был тон и жесты человека, лежащего на смертном одре.
Американские газеты и телестанции; конкретные репортеры, известные благодаря своему умению раскапывать секретные дела. Сенаторы. Члены парламента. Люди, для которых истина превыше целесообразности. Общества охраны природы в Германии, Америке, Англии, Франции.
– Да, – ответил Дикон, – уже отправлены. Чедвик посмотрел на Дикона, и в его взгляде отразилось полнейшее непонимание.
– Договориться... – выдавил он. Слова застревали у него в горле, и он издал странный, каркающий звук. – Я был уверен, что вы пришли сюда, чтобы договориться.
– Да, – сказал Дикон и улыбнулся. – А что еще вы могли подумать? – Он прошел к лифту, нажал кнопку и стал ждать. Ему было незачем оборачиваться.
Чедвик поднял трубку.
– Не трудитесь, – сказал он. – Выпустите его, пусть идет.
Под письмом лежала пленка, которую наговорил Стейнер под надзором ди Вито. Чедвик знал, что теперь ее уже можно не прослушивать.
Дикон вышел на Шестую авеню, проголосовал, и к нему подрулило такси. Он решил поехать до Виллэджа и оттуда дойти пешком: излишняя предосторожность, подумал он, но зачем искушать судьбу?