— Не помню я, честно. Мы с утра вместе выпили, они угостили. Потом я ещё принял. Они туда- сюда ходили, бегали. Потом я уснул, а вы разбудили. Поверьте, ну не знаю я, кого они грохнули. Я вам сначала боялся говорить, они шальные какие-то, испугался. Бывало, Макс придёт, глаза навыкате, чушь несст, как будто заговаривается, а потом за нож схватится и давай стену тыкать, орать, как псих, хотя вроде и не пьяный.
— Сколько лет ему?
— Не знаю, на вид — восемнадцать-двадцать.
— Где его найти можно?
Коля пожал плечами.
— Не знаю, честно, не знаю. Я даже фамилии его не знаю. Из Свердловска. Всё, больше ничего не рассказывал.
— Думай, Коля, думай. Он же псих, он вернётся, он тебя достанет!
— Сейчас, что ещё? О, вспомнил. Он, в прошлый раз когда приезжал, бабе одной звонил, кажется, в Гатчину, мне потом счёт с АТС пришёл. Он дома где-то валяется, если не выкинул.
— Понял. Когда это было, вспомни точнее?
— Сейчас июнь? В апреле он приезжал, а звонил, кажись, в десятых числах.
Соловец переглянулся с Кивиновым. Взгляда было достаточно. Кивинов уже бежал на выход из отделения. До телефонного узла было полчаса езды. Он поймал в дежурке водителя Сердобойцева, и через минуту машина неслась по Стачек.
Рыжий Макс. Из Свердловска. Пропавшие водители. Васильев в тюрьме. Убитый в подвале. Анна Петровна. Пошла раскрутка, пошла! Азарт. Бешеный. Вижу цель! Игра, охота ничто по сравнению с этим азартом. «Я достану тебя! К чёрту теории, я пробью эту стену! Давай, жми, жми! Это не надо обществу, это не надо начальству, это надо мне!»
— Георгич, это точно в Гатчине. Записывай адрес. Я сейчас вернусь и рванём туда!
Через полчаса Кивинов вернулся с узла. Опера снова сели в машину и понеслись в область.
— Только бы повезло. Если сдёрнут из города, тогда всё — «глухарь». Ну, составим фоторобот этого Макса, а дальше что? Он в Питере уже не появится.
— Да, тут как подфартит.
Каразия с Дукалисом сидели сзади. Дукалис обтирал тряпкой смазку с автомата, а Каразия курил, пуская дым в открытую форточку.
— Мы рановато приедем. Он что, сразу туда побежит? Он же в крови весь, отсидеться должен.
— Подождём до утра, если понадобится. Завтра отоспимся.
— Я завтра по району дежурю.
— Что делать, Толян? Мы же фанаты.
— Подъезжаем. Ищите улицу. Я Гатчину совсем не знаю. Красный проспект или улица.
Через пять минут машина остановилась возле небольшого кирпичного домика. Частный, скорее всего.
— Как бабу звать?
— А я откуда знаю? На АТС имён нет. Фамилия — Комарова.
— Что будем делать? Надо на разведку сходить.
— Давайте я, — сказал Каразия. — Тут цыган много, а я похож.
Он широко улыбнулся золотым ртом.
— Давай, мы по углам страхуем. Эдик подошёл к двери и постучал.
— Кто там? — раздался женский голос, и в глазке замелькала чья-то тень.
— Дорогая, Марцинкевича где найти, цыгана? Где-то рядом живёт.
Двери распахнулись. На пороге стояла девушка лет двадцати в блузке и лосинах.
— Это через дом, вон туда, — махнула рукой девица. Эдик придержал дверь ногой.
— Тихо, милиция. Кто ещё дома?
Кивинов с Дукалисом уже стояли на пороге.
— Никого, а что случилось? В чём дело?
— Есть тема, давай зайдём.
— Проходите.
Дукалис, выставив автомат, уже осматривал комнаты.
— Ты с кем живёшь?
— С предками.
Кивинов осмотрелся. Ничего домик. Мебель финская, люстры хрустальные, золочёные зеркала. Неплохо для Гатчины.
— Тебя как звать?
— Мариной.
— Мариша, я надеюсь, мы найдём общий язык. К тебе лично претензий нет. Но нас один дружок твой интересует — Макс. Из Свердловска. Как насчёт вспомнить?
— Я почему-то сразу подумала, что из-за него.
— Почему?
— Он звонил сегодня.
— А ну-ка, поподробнее.
— Да ну, козёл какой-то. Я с ним случайно познакомилась, на концерте «Алисы», в марте. Тогда всё равно было, кто рядом с тобой, откуда. Фанатизм, возбуждение.
— Переспали, конечно?
— Это к делу не относится. Потом он мне пару раз звонил, встречались. Но мне он не понравился. Какой-то чокнутый, да и гумозный.
— Какой?
— Ну, гумозный, чмошник. Грязный, противный. Я его отшила, но он всё равно звонил, потом пропал куда-то. А сегодня снова позвонил. Я ему сдуру сказала, что предки на югах, а он приехать напросился. Я не разрешила, но, думаю, он приедет. Какой-то возбуждённый весь, как ужаленный.
— Во сколько звонил?
— Часа полтора назад.
— А когда обещался быть?
— Не сказал, может, к вечеру.
— Ясно. Значит так, Марина, мы у тебя посидим. Есть у нас к нему пара вопросов.
— А что он сделал, если не секрет?
— Да, мелочи, в колпачки много выиграл.
— Да, он говорил, что играет.
— Ну вот, надо возвратку делать.
— А как вы узнали, что он со мной знаком? Адреса-то, кроме него, никто не знает.
— Профессиональная тайна.
Два часа пролетели незаметно. Кивинов отзвонился Соловцу и объяснил ситуацию. Решили ждать до упора, тут рисковать нельзя. В это время года почти не темнеет — белые ночи. Дукалис сидел с автоматом у окна и, чуть приоткрыв занавеску, смотрел на улицу, Каразия шептался с Мариной.
В начале девятого в двери постучались.
— Открывай, — шепнул Эдик. — Откроешь, отойди от двери, а его впусти.
Марина подошла к двери.
— Кто там?
— Я, Максим, давай быстрей.
Марина открыла двери, в дом вошел долговязый парень с рыжей шевелюрой.
— Одна?
Марина молчала.
Парень оглянулся, и в этот момент нога Каразии, мелькнув рядом с Маринкиным лицом, врезалась в грудь Макса. Тот, как фантик на ветру, отлетел прямо в мощные объятия Дукалиса. Парень хотел было
