Валера поднялся к себе, скинул пиджак, бросил его на спинку стула. Задачка на внимательность. «Есть три человека. Посторонние исключены. Код на дверях знают только оперы. Кто-то из этих троих — сука. Каравай, Дуб, Абдула? Я? Нет, себя я, пожалуй, исключу. Из скромности. Четвертый лишний. И связана ли эта патроновая подлянка с историей Аллы? Сплошные вопросы… Дуб, значит, в тот день приезжал в отдел. Надо аккуратно уточнить у него этот моментик. Что ответит, красавчик?
Абдула пытался залезть в сейф. Бумажку потерял, милый. Детский садик. Он все свои бумажки по пять раз на дню читает. И подшивает сразу. Прямо ходячее пособие по режиму секретности. Каравай? Он с нами уехал, с нами приехал. Просить кого-нибудь рискованно, такие делишки надо обтяпывать самому. Караваю, конечно, выгодно устранение Олега. Он теперь единственный кандидат на место Бородина.
Да, все это замечательно, только что делать?»
Валера запрокинул голову и закрыл глаза. Ночью он спал плохо, часов до трех, потом так и не смог заснуть. В результате — головная боль и желание куда-нибудь упасть. Сознание начало погружаться в туман, сон заглушал чувства и эмоции, мысли превращались в абракадабру. Валера пару раз клюнул носом, затем, не выдержав, уронил голову на стол и отключился…
Разбудили его звуки беготни в коридоре и громкие голоса. Валера протер глаза, тряхнул головой. Заскочил Каравай.
— Кончай дрыхнуть. Хватай «пушку» и вниз.
— Что такое?
— Чудик один в квартире заперся и по прохожим из винтаря фигачит. Уже двое раненых. Надо бы тормознуть хлопчика, пока он полрайона не перестрелял. Давай, не тяни, мы в «тачке».
— Когда дело не клеится и настроение на нуле, поможет тонизирующий кокаин «Брук-кокс». Один, кажется, дотонизировался. — Вадик включил поворотник и, подрезав «Жигули», проскочил в левый ряд. — Черт, отобрали мигалку, не езда, а мучение сплошное.
На место происшествия летели на Дубовском «опеле», отделенческий «Жигуль» стоял на яме. «Что бы вы без меня делали?» — выразился по этому поводу Вадик, завел движок, врубил вместо сирены магнитофон на всю катушку и устроил легкий слалом на трассе.
— Сделай потише! — не выдержал Каравай. — Вон дом, давай в рукав. Близко не подъезжай, попадет еще, урод.
Вадик спрятал машину за трансформаторной будкой, вне зоны обстрела. Оперы приехали одними из первых, их опередил лишь наряд вневедомственной охраны, получивший сообщение по рации. В их машине на сиденье лежала женщина — заряд картечи попал ей в ногу, охранники кое-как наложили жгут и вызвали «Скорую». Второй раненый лежал на траве, бедняге не повезло — ему зацепило бок. Два сержанта охраны перекрывали дорогу во двор — иногда очень жестоко, не стесняясь в выражениях. Главное сейчас — оценить зону обстрела во избежание новых жертв. Спустя минуту, вслед за операми, появилась еще одна машина охраны. Наверняка к месту уже мчатся начальство, ГАИ и вообще все, кто находился поблизости от стрельбы.
Дом, откуда мужик вел огонь, был послевоенной постройки, трехэтажный, разукрашенный потрескавшейся лепниной и нелепым орнаментом. Перед домом располагались детская площадка с качелями и песочницей, круглая клумба с кустами. До ближайшего соседнего дома — метров пятьдесят, что совсем не здорово. Товарищу надоест искать мишени на улице, и он примется поливать по окнам. Слева и справа от дома пролегали асфальтовые дорожки, на которых в любую секунду могли появиться люди.
Грохнул очередной выстрел — по одной из дорожек шагал молодой парень. Метрах в трех от его ног взметнулся столб пыли. Парень пожал плечами и, развернувшись, двинулся в обратную сторону.
Валера с Караваевым выглянули из-за будки. Товарищ пристроился на подоконнике третьего этажа, будто в тире. С той точки, где стояли оперы, был хорошо виден ствол ружья.
Пара охранников, пригнувшись, бросились к месту, откуда вышел парень. Ствол в окне дернулся, плюнув пламенем, тройное эхо выстрела в очередной раз приласкало ухо. Заряд угодил в росший рядом с дорожкой куст шиповника, срезав несколько веток.
— Убойный отдел сегодня тоже «палок» нарубит, — душевно, по-доброму заметил Караваев. — Одно хорошо: либо приятель — любитель, либо на хорошем стакане. С такого расстояния и слепой попадет. Тем более по ментам. За счастье…
Вадик сложил руки рупором и проорал на весь двор:
— Слышь, пугало! Спать иди или стрелять научись! Тренируйся на кошках!
Абдулов вытащил из багажника два легких бронежилета и бросил на траву.
— Не поможет, — покачал головой Караваев. — Особенно если картечь в башку влетит.
— Пальнул он в девушку, пальнул в хорошую, по обстоятельствам, а не со зла… Во, участковый Бурденко по полям несется, словно лошадь Пржевальского. А жить-то хочется, как каждому из нас. Здорово, радость наша.
Запыхавшийся толстяк-участковый снял фуражку и вытер лоб.
— Привет, сыскари. Как дела?
— Как упала, так и дала.
— Чего ждете-то?
— Когда патроны кончатся, — мило улыбнулся Караваев. — А ты так хочешь? Пожалуйста, мы не держим. Твоя, что ль, территория?
— Моя, черт!
— Ну, считай себя безработным. Что за чудик, знаешь?
— Какая квартира-то?
— А вон дуло торчит, на третьем этаже. Иди уточни.
Бурденко высунулся из-за будки и прищурился.
— Михайлов Павел Сергеевич. Девятая квартира.
— Судимый?
— Нет, так, пьянь тихая.
— Ничего ж себе тихая. С кем живет наш Павел Сергеевич?
— Жена и дочка. С женой он характером малость не сошелся. Она гуляет, он ее любит и, естественно, обижается. Меня соседи пару раз вызывали, когда он ее воспитывал. Полгода без работы, завод стоит, денег не платят, вот и съехал набок от безделья.
— Ну, теперь и ты к нему присоединишься. Где, блин, профилактика? Иди, сам его уговаривай сдаться. Дочке-то сколько?
— Лет десять.
— Весело. Особенно если вся семья в сборе. Боюсь, Павел Сергеевич живым сдаваться не собирается, а родственников с собой прихватит.
Караваев прикинул расстояние до окна.
— Без снайпера нам тут делать нечего.
— Может, поговорить? Через двери, чтобы хоть отвлечь на время? — предложил Валера. — Чего ждать-то, действительно?
— Поговорим, не жалко. Кто пойдет на «стрелку»?
— Я могу, не привыкать, — взял инициативу Вадик.
— Я тоже пойду, он меня знает, может, уболтаем. — Бурденко положил фуражку и папку на землю.
— Во, начальники катят, все, Павел Сергеевич, теперь тебе капец.
Со стороны проспекта послышался вой сирен.
Уже подъехала реанимационная машина, врачи прямо на траве оказывали раненому помощь. Как муравьи к кусочку сахара, к месту происшествия полз любопытный народ, даже не представляя, какой опасности подвергается. Охрана делала все возможное, чтобы не пускать публику в зал. Особую тревогу вызывали пацаны, которые специально, стремясь удивить приятелей храбростью, норовили проскочить кордон.
Ружье поднялось с подоконника и ухнуло в очередной раз. В доме напротив разлетелось вдребезги оконное стекло.
— Так. Сам шучу — сам смеюсь, — сказал Караваев. — Давай вдоль дома, бегом! Вадик, останься,
