Зашкалило!
— Хватит сопли пускать, — резко осадил Угаров, — впечатлительный ты мой. Забыл, как сам по «стрелкам» мотался, да народ в камеру пачками забивал?
— Я за дело забивал…
— Это ты своему начальнику рассказывай, да газетчикам. Я то знаю, что у тебя за дела… Ступай, лечись, нытик.
— Генку выпусти, — Денис вплотную подошел к Угарову, — все равно он ничего не скажет. Я предупредил.
— Обязательно выпущу… Года через два. Или три. Второе скорее, с учетом личности и обстоятельств…
— Не понял?…
— Мы у него изъяли кое-что… Причем, заметь, абсолютно законно, с понятыми.
— Ствол, небось, подбросили? Или наркоту?
— Почему ж подбросили… Все по чесноку… С хорошими игрушками твой дружбан ползает. Вовремя мы подъехали.
Угаров достал с заднего сидения кейс, положил на колено и щелкнул замочками…
…Шум крыльев… Ледяной холод саблинской пещеры, пронизывающий до сердца… Хруст песка на зубах, запах сырости. Беспросветная тьма. Руки, натыкающиеся на холодную, сыпучую породу… Боль… Приглушенный звук ударов металла о металл. Все тише и тише. Бум-м-м… Бум-м… Бум…
В кейсе лежал нож. Старый финский нож с золотистой змейкой на потертой черной рукоятке. Тот самый. Который Денис подарил Генке в далеком восьмидесятом. Которым тот, теряя остатки сознания, из последних сил бил по саперной лопатке, чтобы привлечь внимания спасателей. Его услышали… Когда Денис был уже далеко… На пути к вечности.
— Финка. Холодное оружие, медведя завалить можно. Статья двести двадцать два, — словно из могилы раздавался голос Угарова, — есть на чем торговаться… Теперь он наш… А говоришь, не скажет. Все просто, как шайба…
Денис не слышал. Он был там, в пещере, возле подземного озера, рядом с другом…
…Их искали пять суток… Потом еще пять Дениса выводили из комы.
Тяжелейшая интоксикация, вызванная пневмонией, полное истощение организма. Думали, надежд нет… Вывели. Спасли… В Саблино он больше не ездил. Говорят, сейчас по пещерам водят экскурсии…
Генка сохранил нож… Как память, наверно.
Когда Денис очнулся, Угаров уже исчез… Валил тяжелый снег. Зима наступала широким фронтом. Необычно рано в этом году…
Денис поднял упавший на землю шарф и побрел к своей машине. Было очень холодно…
Дома Денис немного пришел в себя. Мать ругала его, как маленького. «Куда тебя понесло, с температурой?! Еле на ногах стоишь!» Проглотив жаропонижающих таблеток, попытался сосредоточиться.
«Так… Спокойно… Допустим, Генка будет молчать… С ним поторгуются — либо получаешь статью, либо даешь нужные показания. Не сторгуются — возбудят дело. Задержат на трое суток, потом в „Кресты“. То, что арестуют, к попу не ходи, Угар с прокуратурой договорится. А если сторгуются? Такого свидетеля надо держать под рукой… То есть?… Все равно арестуют. Андрюша рисковать не будет…
У Генки туберкулез, говорил, полугода без лекарств не протянет… А по такому делу, как заказуха, долго сидеть придется. Года два, минимум. Если еще дадут досидеть… Обещай безопасность, не обещай, а придушить человека в камере, что клопа на шконке раздавить. А в отдельную хату никто Генку не посадит. Короче, что так, что этак…»
Дениса вновь обжог Генкин взгляд. Генка ему поверил, он попросил у него помощи, у единственного, к кому мог обратиться…
«Я дочку хочу увидеть, понимаешь, Дениска?… Я жить хочу…»
Погоди, Ген… Разве я тебя обманул? Я сделал все, что мог. Это все Угаров. Он прокололся, а я не причем… Он и меня провел.
Но обещал ты… Не надо было обещать. Тупик.
Ладно, идем дальше. Генку задержат на трое суток. Скорей всего, отправят в межрайонный изолятор, на Захарьевскую, туда, где три года назад сидел Денис. Всех своих супостатов рубоповцы отвозят туда. В крайнем случае, если не будет мест, определят в районный. То есть в наш… Но на это надеяться нельзя, с Генкой надо активно работать, что гораздо удобнее на Захарьевской. Да и с какой стати там не будет мест?
Тупик.
Я обещал позвонить Ольге… Ее тоже могут сдернуть.
Денис набрал знакомый номер. Разговор получился скомканный. Он пытался оправдываться, она просто молчала. Предупредил, чтобы ничего не говорила в РУБОПе, хотя она и так ничего не знала. Спросила, что будет с мужем? Порядок будет, заверил Денис.
Порядок… Нет, не порядок. Далеко не порядок, как говорил известный Тарантиновский герой, изнасилованный в задний проход.
Куда упакуют Генку, на Захарьевскую или в район, Денис узнает через несколько часов. Что, впрочем, ему ничего не дает. Не штурмом же изолятор брать. Да и толку то, если даже возьмешь? Всю жизнь Генка не пробегает. Давность лет здесь не прокатит. Правда, пару лет спустя история потеряет актуальность, можно рассчитывать на минимальный срок, даже условный. Ножик — это не зенитно- ракетный комплекс и даже не пистолет.
Он вернулся в спальню, лег на кровать и уставился в потолок. Мать пыталась заставить съесть его приготовленный суп, но аппетит пропал окончательно. Полежав немного, Денис с головой укрылся одеялом и снова уснул.
В десять вечера он позвонил в свой, районный изолятор. Поинтересовался, не привозили кого- нибудь из РУБОПа… «Привезли? Как фамилия?… А почему не на Захарьевскую? Понял. Следователь кто? Спасибо…Пока».
Генка был там. Межрайонный изолятор начали ремонтировать, поэтому начальство дало указание по возможности размещать задержанных в территориальных ИВС. Сколько он там пробудет? Две ночи. Сегодня и завтра. Все. Две ночи. И хрен кого к нему пустят. Без разрешения. Дело по ножу возбудили в следственном управлении, в отделе, который занимался только рубоповскими материалами.
«Расула хочешь прикрыть?», — вспомнились слова Угарова. Ничего другого Андрюша предположить и не мог…
«Ну, что, Дениска? Выбирай… Куда дальше… Не Угарову ты должен доказать, не остальным… Себе. Либо утонешь окончательно, либо…»
Денис сжал голову руками, просидел так минуту. Затем встряхнулся и набрал номер дежурной части райуправления.
— Алло, Коля? Неволин. Глянь, кто завтра дежурит по району от руководства? Краснов? Подскажи его домашний. Ага, пишу. Спасибо… Нет, ничего самочувствие. Завтра, наверно, выйду. Пока.
Нажав кнопку, Денис набрал записанный номер. Виталий Краснов работал начальником дознания района.
— Виталий? Привет. Неволин беспокоит. Не спишь еще?
— Привет. Не сплю.
— Ты завтра по району от начальства, верно?
— Есть такое дело.
— Выручай. Я тридцатого дежурю, а мне послезавтра в Выборг позарез нужно. Семейные проблемы. Литвиненко ни в какую не отпускает. Давай махнемся. Правда, позарез нужно. С меня простава.
— Ты ж, вроде, на больничном.
— Ерунда, уже поправился.
