там этого добра, как говна в стойле. Хотя бы десяточек надо сделать…
Андрей дождался, когда дежурный закончит телефонный разговор, затем доложил об обстоятельствах кражи и узнал насчет новых заяв.
Заяв пока не было.
— В канцелярию зайди, Ленка просила.
Андрей покинул дежурку и заглянул в канцелярию.
— Привет, Леночка. Скучаем? Как насчет свежих сплетен? Кстати, шеф-то где?
— Он же с утра на диктанте, в управлении.
— Где?! На каком диктанте?
— Ой, Андрюша, ты как не родной, будто не в милиции. Третьего дня пришла телеграмма. Собрать всех начальников отделов для написания диктантов. Перед этим собирали начальников райуправлений.
— Наш тоже ездил?
— А как же. На троечку вытянул. В словах «Азербайджан» и «искусство» сделал по две ошибки. Дали месячный срок подтянуться и исправить.
— И двойки были?
— Да, не повезло многим. Сложные слова попались.
— И что?
— Их уволили. Без учета прошлых заслуг. Я сегодня пальцы крестиком держу за Игоря Михайловича и ругаю его матерно.
Игорь Михайлович был начальником отдела, где трудился Андрей Воронов.
— Круто. Мы тоже будем диктант писать?
— Не исключено. Даже наверняка.
У Андрея запершило в горле.
— Хм… Ладно, ты от меня что хотела-то?
Леночка открыла сейф, на котором стоял большой зелено-голубой глобус, и достала пухлый журнал.
— Мне надо данные твоих родителей или ближайших родственников.
— Зачем? — не понял Андрей.
— Приказ пришел. У каждого начальника отдела должны быть данные родителей сотрудников.
— Зачем? — вновь спросил Андрей.
— Ну, вдруг ты провинишься? Материал просрочишь, напьешься на службе, еще что-нибудь. Тогда предков твоих вызовут и потолкуют. В воспитательных целях.
До Андрея наконец стало доходить.
— А-а-а…
Родители жили в провинции, откуда Андрей приехал искать счастья сюда, в большой, по его представлениям, город. Из ближайших родственников здесь имелась бывшая жена, сын семи лет, ну и, пожалуй, любовница. (Кстати, давно не заходил, навестить бы.)
— Ладно, записывай. — Андрей продиктовал данные своих стариков. Леночка убрала журнал.
— Где купила? — Андрей ткнул пальцем в глобус.
— Места надо знать хлебные… Это китайский. У меня подруга челноком катается. Я заказала.
— А еще нельзя?
— Извини, Андрюша… Мне и так перед ней, неудобно. Он столько места в багаже занимает. Вот еще, там материалы за тобой заявительские, срок скоро, не забыл?
— Помню, — буркнул Андрей и вышел из канцелярии.
«Айзер… Азерб… Азрей… Тьфу ты, блин. А действительно, как?»
Сосед по кабинету, Антон Михайлович Грицук, или просто Тоха, почти обрусевший хохол из-под Харькова, барабанил на машинке, сурово сдвинув брови и беззвучно двигая губами. «Вот у кого с русским просто беда», — подумал Андрей, снимая куртку.
К явно страдающей грамматике Тохи добавлялся его жуткий хохляцкий акцент. Тоха не просто «гыкал», он вообще букву «г» проглатывал. Вместо «гастроном»
— «'астроном», «гангрена» — «'ан'рена», ну и так далее.
— Ну, че'о там? — Антон оторвался от машинки и поднял глаза на Андрея.
— Глухарек. Кража через форточку.
— Я не про то. В ханцтовары заезжал?
— Да, был. Нет глобусов.
— Ну, черт! Может, шарик воздушный расхрасим или презик? У меня хак раз есть один. Будет маленький 'лобус.
— Я что, Репин, шарики красить? — Андрей сел за свой стол. — А ты, халява, шел бы тоже в магазин. Я бегаю, как шестерка, а ты сидишь целый день и на машинке стучишь, Кобзарь.
— Хто-хто?
— В магазин канай! Хватит халявить.
— А хто чужое 'авно раз'ребать будет? Я этому 'андону Херувимову 'лаз набью х-хо'да-нибудь. Фи' ли подставляет, в натуре? Принял заявочку, а Х-хрицук списывай.
Антон щелкнул пальцем по заряженному в машинку листу.
Валерка Херувимов (ну, дал Бог фамилию!) работал опером в их отделе. Про него говорили, что он фанат и служебный долг ставит превыше естественных потребностей. Если за рабочий день ничего не раскроет, будет терпеть. А когда уж совсем прижмет, уестествится втихаря, с оглядкой, под благовидным предлогом или отделенческим забором.
— Что он там натворил?
— 'Алиматья хакая-то. Два пацана в подъезде в войну и'рались с баллончиками 'азовыми. Ну, брыз'ались! Чо тахо'о, а? Тут мужик с «дипломатом». Домой шлепал с работы. В «дипломате» бабки, лимонов десять, не так мно'о. Ну и попал под 'азовую струю случайно! «Дипломат» выронил, давай бельма протирать. Пока протирал, чемодан хто-то подобрал как бесхозный. Естественно! Ты бы прошел мимо ничейно'о «дипломата»?
— Нет, наверное.
— И я бы не прошел! Да и никто бы не прошел, хроме это'о 'андураса Херувимова! 'ра-беж, 'рабеж! Какой к дьяволу 'рабеж?! Пацаны и'рались, а он сразу — 'рабеж!
— Сколько пацанам-то?
— Да малолетки! Лет по семнадцать-двадцать! Не больше. А мне теперь эту лабуду отказывать. 'ад! Натуральный 'ад!
Андрей, не ответив, пожал плечами и раскрыл папку со своими несписанными материалами. Появился упомянутый опер Валерка Херувимов.
— Мужики, дежурствами махнемся на субботу? Очень надо. Козу склеил, у нее хата пустая будет. А?
— А может, козой махнемся? — скривил губы в усмешке Грицук.
— У меня с ней серьезно.
— Это как? Под классическую музыку? Уважаю. 'рамотно.
— Смеяться можно?
— Дело твое.
— Я отдежурю, — сказал Андрей. — А ты за меня через неделю.
— Ладушки, Андрюха. — Довольный Валерка упал на диван. — Во, гляньте, сегодняшние «Вести». Интервью с нашим новым патроном.
Херувимов развернул мятую газету.
— Эх, везет нам на начальство. Так… Ага, вот: «Во главу угла я поставлю кадровую политику с учетом требований времени. Во-первых, подбор грамотных сотрудников, излагающих свои мысли без орфографических и стилистических ошибок, четко, ясно и коротко. Не секрет, что добрая половина нашего управления пишет через пень-колоду, ужасным почерком и не зная элементарных правил грамматики. Теперь при приеме на службу, помимо прочего, кандидаты будут писать обязательный диктант, а
