кодовый замок и прошлась по стене дома. Я искренне обрадовался, что ребята не служили в армии и так и не удосужились научиться стрелять. Но я не стал ожидать повторения их учебного процесса и, вскочив на ноги, бросился через кусты за угол дома.
К моему подъезду уже стекались любопытные. Я заскочил в одну из крайних парадных и, не будучи уверен, что меня не встречают возле квартиры или за домом более меткие стрелки, поднялся на последний этаж и спрятался на чердаке. Желание угоститься батоном как-то само собой пропало, и я положил его рядышком на трубу.
Вытерев пот, я задумался. Хорошенькое дельце, надо сказать. Нет, пусть уж лучше меня из органов выпрут, чем из АКМ пульками нашпигуют. Но кто же тут постарался, а? В гостинице я не засветился, в сауне, можно сказать, тоже Толик меня в лицо не знал, остается тренер. Черт, меня же к тренеру Белоусов возил. Так-так-так. Значит, я очень сильно кого-то зацепил, съездив туда. Как говорит Задорнов, вот где собака порылась, Белоусов и видики к Борзых отвозил, возможно, и Катю знает. А как это установить доподлинно? Да очень просто — пошевели дедукцией, ведь есть же у нас КВД. Не исключено, что она его наградила и указала в списке своих партнеров у венеролога. Сегодня не успею, а завтра туда рвану. Ах, Андрюша, нам ли жить в печали?
Завтра. До завтра еще дожить надо. Домой я, пожалуй, не пойду. Сейчас местные менты нагрянут выяснять по поводу стрельбы. Но куда же податься? Опять обратимся к помощи комиссара Каттани. Куда бы он отправился? Ну конечно, к какой-нибудь сеньоре. Как он там говорил? «Сама измена противна мне», и при этом стягивал трусики с очередной пассии. Мне измена, конечно, тоже противна, но пока я человек свободный и изменять мне некому. Поэтому, как вы догадались, я поеду к Вике. Там меня точно никто не найдет. В других местах достать могут. Не бандиты, так руководство. Жаль, опять не побрился.
Я вернулся на лестницу, снял джинсовку и спустился на лифте вниз. Возле моего подъезда уже стоял милицейский УАЗик, а вокруг собралась куча народа, сдерживаемая десятерыми ОМОНовцами с автоматами. «Быстро», — подумал я. Сейчас поквартирный обход делать будут. Узнавать, не в вас ли случайно стреляли.
Я свернул за угол и проторенной дорожкой направился к метро. Точно, скоро метрополитеновский вагон станет моим третьим домом.
ГЛАВА 7
Адрес Вики, слава богу, я помнил. Меня беспокоили лишь родители, женихи и все прочие ненужные в настоящее время лица. Ведь Виктория утверждала, что к девяти вечера ей желательно быть дома. Ну ничего, будем надеяться, что она просто ждала телефонного звонка или хотела посмотреть энную серию какой-нибудь мексиканской мелодрамы.
В раздумьях о своей чуть было неутраченной горькой жизни я доехал до Викиного дома. Я зашел в парадное, набрался решимости и, подойдя к квартире, нажал кнопку звонка.
Через секунду дверь открылась, и мне на плечи обрушилась какая-то черная масса. От неожиданности я зажмурил глаза и вжал голову в плечи.
— Бинго, фу! — раздался знакомый голос. — Фу, свои!
«Хорошо быть своим», — счастливо подумал я, глядя на огромного ньюфаундленда.
— Кирилл? Вот уж никак не ожидала. Проходи, не бойся, он спокойный. Ты каким ветром?
— Чисто случайно.
Не будешь же объяснять едва знакомой девушке, что час назад тебя расстреливали из автомата!
Как оказалось, Вика жила одна, точнее, с Бинго, снимая однокомнатную квартирку в центре города. Родители жили в отдельных апартаментах где-то в новостройках. Как объяснила Вика, ей надоела постоянная опека со стороны родственников, где надо и где не надо. Она в конце концов взрослый человек и в состоянии прожить одна. Как я понял, Вика в один прекрасный момент просто хлопнула дверью родительского дома и теперь обитала здесь.
Я зашел в комнату. Скромно, но со вкусом. Неброские обои, красивое бра, пара календарей с видами Альп, диванчик, книжная полка. В отличие от моей квартиры или жилища Кати здесь было очень чисто. Бинго внимательно следил за мной. Я сел на диванчик. По телеку шла какая-то ерунда, один из многочисленных тягомотин про мафию.
Вошла Вика.
— Кофе будешь?
— Валяй. И еще, как бы тебе сказать, мне сегодня негде ночевать. Вроде как БОМЖ.
— Оставайся у меня, — неожиданно ответила она. — Можешь на раскладушке в кухне.
— Честно говоря, я удивлен твоим легкомыслием. А вдруг я маньяк? Или вор на доверии? Нет, конечно, я не такой, но в другой раз может попасться кто-нибудь из этих веселых ребят. Ты поосторожнее.
— Я не боюсь. Во-первых, я чувствую человека внутренне, а во-вторых, у меня ведь Бинго есть.
Вика ушла на кухню и принялась греметь кастрюльками. Я опять вспомнил стрельбу. Как в кино, не могу поверить, что это все со мной. И здесь так спокойно, как будто в другой мир попал. Собачка вот лежит и в глаза мне смотрит. Кажется, Джек Лондон сказал, что в глазах собаки можно увидеть смысл бытия. Может быть, он прав. У меня не было своего четвероногого, за ним некогда ухаживать, и я жалел об этом. А вот у Женьки Филиппова свой взгляд на животных. Один раз к нему прибежала зареванная дамочка и сообщила, что утром у нее трое мужиков отобрали спаниеля стоимостью полмиллиона. Женьке пришлось возбудить глухарь. Через неделю к нему прибежала другая мадам и также сообщила, что у нее отобрали спаниеля. Женька снова был вынужден возбудить глухарь. А еще через неделю прибежала первая потерпевшая и снова настрочила заяву по поводу собачки. Женька долго ломал голову, пока не понял, что речь идет об одном и том же псе. Как оказалось, две дамочки поцапались на выставке собак из-за этого спаниеля. Спаниель был один, а купить его хотели обе. Ну, в итоге, пока одна бегала за деньгами, вторая, заплатив хозяину, увела собачку. А потом пошли разборки. Женька, поняв, что этот спор может тянуться до бесконечности, а лимит на глухарей у него уже был исчерпан, решил помочь женщинам весьма оригинальным способом. Он где-то раздобыл мышьяка и, пока две дамы, перекрикивая друг друга, спорили у него в кабинете, он угостил Дружка колбаской, после чего самым трогательным голосом сообщил женщинам, что объект их разногласий, кажется, издох. Увы, все мы смертны. Честно говоря, я тогда очень удивился Женькиному спокойствию. Глухари, конечно, глухарями, но собака-то тут причем? Мог бы в конце концов ее просто выпустить или подарить какому-нибудь гуляющему возле отделения собаководу, пока дамочки спорили. Зачем же травить?
Вика вернулась, в руках у нее был поднос с горячим кофе и бутербродами.
Я взял чашку и сделал глоток.
— Вика, ты фанатка?
— Смотря что понимать под фанатизмом.
— Ну вообще, по жизни. Я не имею в виду фанатизм болельщика или меломана, к примеру.
— Не знаю. Наверно. Я живу, как я хочу, как мне нравится. Может, это и есть фанатизм.
— Да, это здорово, жить как хочешь. Но ведь при этом неизбежны конфликты. Не всем же захочется, чтобы ты жил, как тебе нравится. А потом, это же теория анархистов.
— Да глупость все это. Анархисты ратовали за беззаконие, а я хочу просто жить по-своему, но не нарушая принятых норм жизни. А это разные вещи.
— Нет, философия не моя стихия. Вот криминалистика — это да! Знаешь, к примеру, как надо проводить опознание? Грамотное проведение опознания — это когда человек, очень плохо запомнивший преступника, уверенно тычет в него пальцем и на весь кабинет при понятых орет: «Он, гад, он!»
— И как же он его опознает?
— Ну мало ли как! Может, по голосу, может, по запаху. Главное убедить человека, что он не ошибается.
Вика засмеялась.
