одного… А поди докажи теперь. Во-первых, этот член бритый вроде как потерпевший, во-вторых, Казанова-мент, в-третьих, не па своей территории и в нерабочее время.
— Хороший подходик. Что ж нам теперь, в нерабочее время и из дому не выходить? Да и потерпевший потерпевшему рознь. Жаль, что не в нашем районе. Здесь бы Мы быстро утрясли.
— Ты ведь глянь, он же мог свинтить, и никогда б его никто не нашел. Так нет, «скорую»
Вызвал, жгут наложил собственным ремнем, а теперь еще и крайним стал. Сполочизм, никто ментам не верит.
— Ты сам все время твердишь: «Никому не верь, никому не верь…».
— Правильно, конечно…
— Казанову хоть отпустят?
— Обешали. Материал заштамповали, местная прокуратура теперь дней десять будет голову ломать, что с ним сделать-то ли дело возбудить. то ли в архив списать.
— Лучше б второе.
— Там следак — тетка. Будем надеяться, Казанова ее обработает.
— Зачем нам вообще «стволы» дают?
— Как зачем? Чтоб на стрельбы ездить, на «Динамо». Нормативы сдавать. Я, правда, последний раз лет пять назад там был, да и то случайно.
Таничев сунул руку под мышку и убедился, что пистолет на месте.
— Достоевский где?
— Не знаю. Маньяка, наверное, ловит.
— У тебя ничего по Мотылевскому не проявилось?
— Пусто. Договорился со знакомым РУОПов-цем, завтра сгоняю к ним, перебазарю.
Может, есть что у них. Слушай, магери-то Казановы позвонили?
— Да, я соврал; что он задерживается. Ничего больше не объяснял.
Белкин захлопнул корочки. «Полиция Майами. Отдел нравов». «Простите, можно я применю оружие на поражение?.. Иначе вы ведь меня убьете». «Стреляйте, лейтенант, стреляйте. Что вы, право, как. не родной? Закон же позволяет. Огонь!»
Викулов оказался на месте. Выслушав Пашу, он развел руками.
— Ты ж сам знаешь, старый, как у нас с этим! Один УАЗ и «Жигуль» шефа. Шеф на Литейном совещается., а УАЗ на заявках, дежурный не даст.
— Серега, вилы…
— Да не меньжуй ты, вернется — вызовем да потолкуем.
— Сомневаюсь я, что она. вернется.
Музыкант хлопнул ладонью по коленке.
— Что за бляха.. я прямо не знаю. Хоть у бандитов «тачку» проси.
— Может, кто из ваших свою даст?
— Во Всеволожск? Не смеши.
— Не на электричке же ехать! Черт с ним, поехал бы, кабы не время…
— Хорошо, рискнем. Ну, гляди, Гончар, если «пустышку» вытянем, отдуваться будешь сам.
— Лады, Серега, давай.
Опера вышли из кабинета и направились в дежурную часть. Водитель с резервным милиционером торчали там, ожидая заявок.
— Юрик, слушай, я где-то свою папку забыл, наверное, в «тачке». Дай ключ на минутку, проверю.
Водитель, которому было лень самому выходить из отдела, достал из кармана ключи и протянул Викулову.
— Там ручка тугая, посильнее дерни.
Викулов кивнул и забрал ключи.
— Вперед, старый…
Машина-канарейка стояла прямо под окнами дежурного. Музыкант открыл двери, прыгнул на переднее сиденье, затем впустил Пашу.
— Там кнопочка под «торпедой», нажми. Секретка.
Паша быстро выполнил боевое задание.
— С Богом! Какая неожиданность, нет здесь моей папочки…
Серега запустил движок и резко врубил заднюю передачу.
УАЗик развернулся и, выпустив в атмосферу черную струю дыма, выскочил с милицейского двора на проспект.
Музыкант сплюнул в форточку:
— Ох, я с бодуна, вчера оттянулись слегонца. Тяжеловато, не протаранить бы кого.
— Да ты уж постарайся.
— Постараюсь. Этого только мне не хватало. Дежурный, наверное, уже руководству названивает. На сколько мы там зависнем?
— Откуда ж я знаю? В один конец час…
— Бензина только б хватило. Да, пахнет финиками. Накормят по самые «помидоры».
— Куда ты? «Кирпич» же!
— Это для фраеров «кирпич». Здесь большой угол срежем. Ты не воспринимай все буквально, Паша. Когда я вижу знак «Ограничение скорости» или «Обгон запрещен», для меня это означает одно — если не повезет, можно в лепешку разбиться.
— Да, тогда действительно не следует обращать внимания на эти глупые картинки.
Паша показал пальцем на знак «Ограничение скорости до двадцати километров в час».
Музыкант кивнул, сбросив скорость со ста до девяноста.
— Кстати, ты хоть посвяти в проблему. Вы, убойщики, скрытные какие-то, сплошные секреты…
— А я разве не рассказал?
— Хе-хе, кроме того, что тебе позарез нужна тачка для поездки во Всеволожск, я ничего не слышал. Ты крыльями больше махал, как страус: «Вилы, вилы…». Охота все-таки знать, из-за чего я завтра схлопочу по «шапке» от «папы». Всего-то шестьдесят километров, право, какие пустяки. Всеволожск…
— Езжай по Мурманскому, так короче.
— Да уж разберусь. Ну что, старый? Ты от «базара» — то не увиливай.
— Помнишь подъезд, куда пошел этот козел с болонкой после седьмого эпизода? Где со смертельным?
— Конечно. Мне ж первому бабка его показала.
— Там, в подвале, я нашел зарубленную болонку и красную куртку. Они были зарыты в песок. Может, там есть еще что типа парика и бейсболки. Я не очень-то копался. Воняло сильно. Потом с понятыми пороемся.
— Да ну?! Лихо! Он что, каждый раз новую собачку заводит? И куртки меняет, как папа Карло?
— Нет, Серега. Настоящий маньяк не имеет к этому убийству никакого отношения.
— Ничего не пойму. С чего ты взял?
— Просто применил основной принцип Петровича: «Никому не верь!». Сегодня я съездил на кондитерскую фабрику, где работала Полина.
— Ну и?
— У ее напарницы муж работает постовым. Ориентировку с приметами маньяка заставляли заучивать каждого сотрудника. Постовой пересказал ее жене. Из добрых побуждений: мол, будь осторожна. Та из тех же добрых чувств предупредила Галину. Тем более, что придурок орудовал в ее микрорайоне. Галина, в свою очередь, тоже поделилась…
— С кем?
— С тем, кто убил ее. Со своим сожителем-мужам. Который любит ее до беспамятства.
