требуется. Я свою задачу выполнил на все сто. А вот твой грандиозный замысел поставлен под угрозу срыва.
— У меня нет никакого замысла.
— Я понимаю, ты человек судимый, грамотный. Весьма решительный и достаточно хитрый. Но никогда нельзя быть до конца уверенным в собственных силах, потому что ты живешь не среди сказочных героев-лилипутов, а среди таких же решительных и грамотных людей. И вот тебе два варианта.
— Опять два варианта? Мне уже как-то предлагали два варианта.
— Но тебе их все ж предложили? Ты мог выбрать любой. Выбрал? Сиди, кури. Я не знаю, кто и что там тебе предлагал, у нас сейчас свои «терки».
К слову сказать, я тот самый опер, К которому приходил твой «папа» Шалимов.
Игорь резко взглянул на Белкина.
— Да, именно я. Ты, наверное, уже понял, про какие два варианта я тебе толкую? Понял, понял. Шалим, к примеру, не знает про историю с твоей погибшей семьей, извини, если затронул больную тему. Шалим ничего не знает про вот эту расчесочку, изъятую с понятыми из квартиры некоего Рашидова. Шалим даже не подозревает, из-за чего весь сыр-бор. Он смотрит на ситуацию со своей колокольни. Откуда видны только долги, денежные заморочки и конкуренты, постоянно стоящие на его светлом пути. Но никак не это.
И как ты, возможно, знаешь, Борис Сергеевич предложил мне энную сумму, если я смогу намекнуть на причину гибели его бывшего товарища Мотылевского. Я, пожалуй, смогу неплохо приподняться. Как думаешь?
— Мне все равно.
— Врешь, Игорек, врешь. Не для того ты рисковал всем, что у тебя осталось, чтобы сейчас все так просто отдать. А посему ты очень хочешь услышать мои два варианта. Так вот, вариант первый. Ты, естественно, остаешься у нас, не фиг было «пушку» таскать, а я сегодня звоню Борису Сергеевичу и довожу до его авторитетного сведения изложенные тебе только что факты. Думаю, что его удивление, как и благодарность, не будет иметь границ. Дальнейшие события меня мало интересуют. Ты попадешь снова на Нары и, проснувшись однажды, поймешь, что был не прав. Потому что проснешься мертвым.
Таких вещичек, как это ни жаль, не прощают. А потом все помирятся и продолжат свою деятельность на благо великой Родины. Ну, и на свое благо, конечно.
Вариант второй. Ты тоже остаешься у нас, извини, вынужден повториться, не фиг было «пушку» таскать, рассказываешь мне то, чего я еще не знаю, и спокойно садишься за ношение огнестрельного оружия. спокойно. Шалим не узнает от меня ничего. От меня. За других не ручаюсь.
— Зачем в таком случае вам это надо?
— А потому, что я опер. Это моя работа — знать все. Тебе, может, не понять этого, да и не надо ничего понимать. И второе… Я не хочу быть гуттаперчевым мальчиком на чужой жердочке. А меня попытались сделать таковым. Ты же сам знаешь это.
Вот такие делишки, старый. Верить, не верить — дело твое. Ты не в «Блеф-клубе», банан не получишь. Времени на раздумья у тебя нет. В этот кабинет ты больше не вернешься.
Игорь играл желваками, уставившись в пол.
— Хорошо, я расскажу вам. Но не потому, что выбрал один из ваших липовых вариантов, я все равно вам не верю. И не потому, что боюсь Шалима. Он уже ничего не сможет изменить. Я хочу, чтобы хоть кто-то знал, почему завтра они начнут убивать друг друга.
Белкин взглянул на календарик под стеклом. Завтра срок, о котором говорил Шалимов.
— И их уже не остановите ни вы, ни кто-либо другой! Вам уже не остановить их. Я их знаю!
И все будет происходить на ваших глазах!
Они будут думать, что стреляются из-за своих поганых баксов, «Мерседесов», из-за своих чванливых авторитетов, из-за крикливых глоток и дешевых понтов! Начав стрельбу, они не остановятся, пока не перебьют друг друга до последнего человека… И никогда не узнают, что все происходит из-за вот этой маленькой девочки…
Игорь руками, сцепленными «браслетами», резко рванул за нагрудный карман пиджака и, оторвав его, достал фотографию. Желтый, потрескавшийся клочок бумаги со следами чернильного штампа.
— Это она? — зачем-то спросил Белкин, прекрасно зная, кто запечатлен на снимке.
— Да.
Он подержал фотографию в руках и положил на стол.
— Ты знаешь, кто… Кто убил их?
Игорь опустил взгляд и отрицательно покачал головой:
— Я не смог узнать. И решил…
— Уничтожить всех, — закончил Белкин.
— Да.
— В том числе и невиновных?
— А там нет невиновных! Невиновным там нечего делать!
— Почему ты решил, что убийство связано с расселением твоего дома?
— Я узнал, не сразу, правда… Сначала думал, что это грабеж. Родители писали мне, что им угрожают, но я не мог поверить, что их убьют из-за этого!
— Ты долго сидел. Критерии сдвинулись, планка опустилась очень низко.
— Я хотел уехать в Саратов, к Аниным родителям. У них квартира, меня бы пустили. Так, хотя бы без прописки. Найти убийц я не помышлял, это ведь просто нереально…
Однажды я встретил одного человека. Очень серьезного человека, но я уверен, ни вы, ни РУОП про него ничего не знаете. Может, конечно, и знаете, но как про карманника, да и то бывшего.
Мы встречались всего один раз, но он вспомнил меня. Я рассказал ему все, я рыдал, а он молчал и слушал. Через неделю он нашел меня и подтвердил, что убийство связано с домом. Он мог добыть эти сведения, но я все равно не верил. Тогда он предложил мне остаться в городе и убедиться во всем самому, а заодно попытаться вычислить убийц. Я согласился. Он помог мне подняться. Через полгода я уже входил в совет директоров.
Они сами себя так называют. Шалим и верхушка его команды.
Никаких фирм, решивших открыть в нашем доме центр элитного отдыха, не было и в помине. Я имею в виду, настоящих коммерческих фирм. Липовые, конечно, существовали. Это Мотыля с Шалимом затея. У Шалима были хорошие связи в КУГИ и исполкоме, у Мотыля — «бабки». Единственное неудобство надо было провернуть все очень быстро. Один из соседних домов действительно шел под расселение. Но вместо него пошел наш. В конечном итоге, все решают деньги и страх…
Быстро у них не получилось из-за моей семьи. Это отец виноват. Он не понимал, наверное, с кем связался…
Вечером накануне убийства Мотыль с Шалимом квасили в кабаке. По-пьяни начали «базар», что из-за каких-то хроников-ветеранов встало их грандиозное детище. «Братвы»
Было ползала, многие слышали этот «базар». Ни Шалим, ни Мотыль не давали команды.
Какая-то сука решила подсуетиться перед «папами»… Утром родителей и Анечку нашли…
Когда я узнал это, Мотыль с Шалимом уже находились в «путках». Я не смог найти убийц. Я даже не смог выяснить, к кому они отошли — к Шалиму или к Мотылю.
Спрашивать открыто было нельзя. У Шалима все стучат друг на друга. Он осторожный жук.
— Это правда, что он метит в депутаты?
— Да, правда. Когда закончилось строительство, Шалим с Мотылем снова перехлестнулись. Каждый хотел урвать кусок пожирнее. Я тоже ездил на «стрелки». До стрельбы пока не доходило.
— Кто убил Мотыля? Кто исполнитель?
— Какая вам разница? Заказ сделал я. Я не буду скрывать сейчас, потому что через секунду смогу отказаться.
— Звонил ему тоже ты?
— Я. Самый простой способ войти к человеку в доверие — это сказать ему правду. Я сказал, что хочу продать информацию о готовящемся на него покушении. Ему же необходимо до нашей встречи молчать, потому что я сильно рискую — кругом одни стукачи, — а на мои вопросы отвечать односложно. Он
