— Фактура действительно сильная, да и стиль хорош. Особенно концовка. «Стыдно, товарищи». Слушай, а может, все-таки порошок… Ну, это, действует? Я уже все средства перепробовал, — Коваль ткнул большим пальцем на лысину.
— Не помогает, — лаконично ответил Шурик, — проверено — волос нет.
— Ну ладно. Материал берем, у нас как раз окошечко есть.
Затем, чуть пригнувшись к столу, едва слышно прошептал:
— Двести баксов. Устроит?
У Шурика началась аритмия. Такой суммы ему еще не предлагали ни в одном периодическом издании. Двести баксов! Он моментально перемножил услышанную цифру на текущий курс. Пять тонн! Учитывая, что в кармане скромно ждал своей участи последний сморщенный червонец, такая финансовая терапия не могла не возбуждать. При рациональном использовании этих денег хватит месяца на три- четыре! И главное, засветка! Перспектива! Толчок!
Карп высунул свою плоскую башку из зарослей и уставился на Шурика, едва заметно шевеля плавниками.
Двести баксов за ночь работы! Сильно!
— Устроит, — почему-то тоже шепотом ответил оглушенный счастьем Шурик.
— Хорошо. Приноси деньги, в пятницу поставим в номер.
Карп сдвинулся поближе к стеклу, проглотив проплывавшую мимо дохлую козявку.
Шурик секунду-другую обдумывал произнесенную Батискафом фразу, но, поняв, что собственного «ай-кью» ему не хватит, переспросил:
— Я не расслышал, Василий Егорович. Какие деньги? Куда приносить?
Карп тревожно замолотил хвостом по стенке аквариума.
— Ну как какие? Ты ж сказал, что двести баксов тебя устроит?
— Да, вполне…
— Так в чем же дело? Приноси, текст поставим.
— Кому приносить?
— Лучше мне, но если меня не будет, оставишь Ане, — Коваль взглядом показал на дверь.
Шурик покосился в указанном направлении. Ай-кью потихоньку оживало, доводя до сознания страшную догадку. Не зная, какой еще уточняющий вопрос можно задать в сложившейся ситуации, он воспользовался первым, подвернувшимся под язык:
— А зачем?
Карп выпустил из зубастого рта пузырь, будто усмехнувшись. Вопрос, без сомнения, вызвал у Батискафыча удивление, причем, судя по наморщенному лбу, неподдельное. Петелька пиджака заняла строго вертикальное положение.
— Ну ты, родной, спросил… Кто ж тебя «за так» в серьезную газету поставит? У меня штатные репортеры на картотеке восьмой месяц, а я вдруг левый материал опубликую? И как же людям после этого в глаза смотреть прикажешь? Карп залег на дно и забился в судороге. Падение с велосипеда на ровной дороге было бы менее неожиданным и, главное, менее болезненным.
— То есть, чтобы вы поставили мой материал, я же вам еще двести баксов заслать должен?
— Но ты же согласился? Ладно, так и быть, на первый раз тащи сто пятьдесят — и по рукам. И не «заслать»… Оплатить. Что я, взяточник, по-твоему?
— Так у меня, это, как бы нет.
— Нет или как бы нет?
— Нет.
— А зачем же ты статью принес?
Карп наполовину зарылся в аквариумные камни, не прекращая вертеть хвостом, давая понять, что он умирает со смеху.
— Так вот… — Шурик развел руками, не зная, что и ответить.
— И какие проблемы? — Коваль, быстро надев очки, заглянул в блокнот, — какие проблемы, Саша? Сколько ты за эту тему получил? Пятисоточку, как минимум. А я по совести прошу, всего сто пятьдесят. Меньше, извини, не могу.
— Так я же ничего не получил, я как бы сам…
— Как бы или сам?
— Сам.
— Ты хочешь сказать, что написал это по собственной инициативе?
— Конечно. Получил информацию, проверил, обработал…
Карп подыхал со смеху. Василий Егорович доброжелательно улыбнулся. Петелька-индикатор упала на ворот.
— Извини, Александр, но ты можешь рассказывать это вон ему, — палец ткнул на карпа, — а я в журналистике, слава Господу, уже четвертый десяток… Все ясно? Хочешь, скажу, как дело было? Пожалуйста! Подошел к тебе какой-то господин хороший, положил в нагрудный карман конвертик и попросил описать все вот это «динамо». Зачем — не знаю, хозяин — барин. Ты где сейчас подвешен?
— Нигде, но пишу для «Рассадника», — вяло ответил Шурик.
— Во! Стало быть, получаешь мало. «Рассадник» у нас сегодня цветет. Поэтому ты с радостью согласился. Может, и без радости. И еще тебя попросили пристроить материал в газету посолидней, типа моего «Вестника», а договор оставить в тайне. Так что не «сам», Сашенька, а «как бы сам». Именно, «как бы».
Побившись вдоволь о камни, карп вновь застыл на месте, пучеглазо уставившись на гостя.
— Но я и вправду сам! Мне никто не платил, — начал оправдываться Шурик, будто провинившийся школьник, — поверьте, Василий Егорович. И денег у меня последний червонец. Я надеялся, что…
— Я ж тебе сказал, мне своим архаровцам платить нечего! Кризис! Долгов, как вшей на дворняге. Ты посмотри, сколько бумага стоит? Как бы вообще газета не того, тьфу-тьфу. Горлов вон уйти грозится, а Горлов сейчас нарасхват, авторитет, Кобзона вроде знает. Как удержать? А ты говоришь, поставьте…
Коваль раздраженно кивнул на монитор:
— Да и текст, по правде говоря, доработать не мешало бы. Стержень, конечно, есть, но стиль до нашего уровня не дотягивает. Штампов многовато, желтизна местами видна. Чувствуется, что торопился. Так ведь?
— Ну, так… Не полгода же мне статью писать? Не повесть все-таки.
— Какая разница? Качество прежде всего. Качество — это наше лицо. Давай так сделаем. Бери статью назад, недельку над ней посиди, доработай. Приноси в следующий четверг, посмотрим, что получится.
Василий Егорович сделал пометку в блокноте.
— А это?.. — Шурик виновато сконфузился, — ну… Деньги?
— Там видно будет, — сухо ответил Батискаф, — если текст получится качественный, на нашем уровне, возможно, поставим его так, без оплаты… Хотя ведь откровенная «заказуха». Рука не поднимается. Держи.
Он вынул дискету и положил на стол.
— Накануне позвони, я назначу время. Дерзай. Да, погоди-ка… У тебя телефончик есть? Вдруг все-таки раньше получится. Анька тебе брякнет.
— Телефон есть у коменданта, — заметно скисшим голосом ответил Шурик, — но у меня в комнате параллельный.
— Какого коменданта?
— Общежития.
— Ты в общаге, что ль, живешь?
— Да, в «бетонке», от завода железобетонных изделий. Имени Клары Цеткин.
— Понятно. В общем, работай. Творческих успехов.
Карп развалился на камнях кверху брюхом, закрыв глаза, будто загорающий курортник на пляже.
В коридоре Горлов-Глоткин шептался с известным криминальным репортером Артемом Карасевым.
