помещения могла быть Домом Господа, покуда в ней обретается вера, и — что никак не согласовывалось с пышным зрелищем похорон — ортодоксальное христианское погребение неизменно вызывало у него неодобрение. Но, несмотря на это, он каждый раз испытывал тайную радость, когда кто-нибудь из родственников усопшего — а таковой всегда находился, — при всем уважении к их Вероучению, все же настаивал, чтобы, так, для виду, похороны все же протекали в погребальном зале. И, несмотря на всю пышность и показную помпу, нельзя было отрицать, что светло-серая драпировка погребального зала Лиллиенталя акустически превосходила брезентовые стены. Да, палатка может быть Обителью Господа, как и любое другое самое распрекрасное помещение, и все же она всего лишь палатка.
Симона усердно трудится с иголкой и ножницами. Индеанка Дженни вздыхает и, распрямив ноги, тяжело вытягивает их на своей лежанке. О нет, она вовсе не собирается отказываться от своих намерений — ей лишь нужно достать с полу книжку «Тайноведение», — просто она в очередной раз меняет свою методику…
В гостинице Род отчаивается найти подходящее объявление, расчехляет гитару и присоединяется к репетиции своего безумного соседа.
За залитой солнцем паутиной неоновых трубок Тедди прислушивается к взрывам смеха и шуток, пытаясь измерить темный колодец, который их порождает. Чего они теперь боятся? Ивенрайт теряет всякое терпение с галстуком: белая рубашка — о'кей, это достаточный компромисс, и никаких удавок, хватит! До Симоны доносится звонок в дверь, и сна спешит открыть, пока он не разбудил ее шестилетнего сына, который лег вздремнуть; перед тем как выйти из спальни, она еще раз проверяет, не осталось ли сигарет, и с отвращением заворачивается в старый, выцветший махровый халат. Биг Ньютон допивает безвкусное пиво и заказывает еще, чувствуя себя, как никогда, мрачно.
(На другой стороне реки, у гаража, я придерживаю лодку, пока, подняв подол юбки и следя, как бы не запачкать туфли на высоком каблуке, из нее выбирается Вив. Она подходит к гаражу и ждет там, пока я привязываю лодку и укрываю ее брезентом. Небо чистое, и, возможно, брезент и не нужен, но в этой лесной глуши с младых ногтей учишься не доверять хорошей погоде. «Доверяй солнцу не больше чем на полет камня», — бывало говорил старик. Так что, несмотря на то что мы уже немного опаздываем, я продолжаю укреплять брезент. Ничего, все верно, а она пусть подождет…)
Агент по недвижимости машет кому-то рукой.
— А вот и Сис. Эй, Сисси, подожди! — И они ускоряют шаги, догоняя ее. Агент по недвижимости берет ее под руку. — Ты уверена, что ты в состоянии, Сисси? Сразу после Вилларда?
Не поднимая вуали, она высмаркивает нос.
— Виллард всегда любил Джо Бена. Мне кажется, я должна пойти.
— Хорошая девочка. Ты знакома с Братом Уолкером? Церковь Христианских Наук.
— Метафизических, мистер Луп. Да, мы виделись, недавно. Могу я еще раз выразить вам свои соболезнования, миссис Эгглстон? — И Брат Уолкер протягивает ей руку. — Эти последние дни… для многих из нас оказались несчастливыми.
— Но мы их пережили, не правда ли, крошка Сисси? Мы миновали их.
Они трогаются дальше. Но больше всего на свете крошка Сисси мечтает остаться с глазу на глаз со своим братом, чтобы поведать ему об этой ужасной вещи, которую страховая компания собирается сделать с деньгами ее Вилларда. А агент по недвижимости жалеет, что в свое время не продал Вилларду что-нибудь получше этого кинотеатра, который теперь, кажется, снова вернется к нему. А Брат Уолкер расстраивается, что не надел менее степенный костюм. Он наблюдает за здоровым колыханием когда-то мускулистой груди агента, просвечивающей через голубую рубашку для игры в поло, и бранит себя за излишнюю официозность костюма. Некоторая небрежность в наряде создала бы приятный контраст с суровым и формальным антуражем. Может, снять темный пиджак и ослабить галстук? В такой день кто обвинит его в несоблюдении формальностей? Тем более его, божьего слугу? Таким образом он мог бы показать всем тем, кто не был Братьями и Сестрами, как его Вера относится к внешнему виду и что он такой же обычный человек. Галстук можно даже совсем снять. И пусть преподобный Томе со своими наглухо застегнутыми манжетами френча и платочком в кармане, путь старина Бидди Томе подергается, когда вместо него выйдет он в расстегнутой белой рубашке и произнесет панегирик получше и более звучным голосом. Пусть попаникует.
— О-хо-хо, — замечает он, — для многих из нас наступило время больших испытаний.
(Я как следует укрыл лодку и двинулся к гаражу. Вив ждала, на чем я выберу ехать в город: на джипе был навес, который я всегда терпеть не мог, а пикап все еще находился в жутком состоянии после того, как я отвозил Генри в больницу, — я ничего не сделал, чтобы отчистить его, только вытащил эту руку. «Так что давай поедем в джипе, — сказал я. — И ты поведешь, о'кей? Мне не хочется…»
Летом, когда он открыт и продувается ветром, я никогда не возражаю против джипа; но когда на зиму на него надевается навес, он начинает походить на гроб на колесиках — ни передней видимости, ни задней, только пара щелей по бокам, чтобы ориентироваться, куда едешь. В общем, это была не та машина, в которой я хотел бы ехать, особенно на похороны.
Вив садится за руль и нажимает на стартер. Я откидываюсь назад и пытаюсь протереть дырочку в пластикатовой щели на дверце…)
И все же Флойд Ивенрайт выходит из дома при галстуке. Он направляется разогревать машину и по дороге наталкивается на такого же раздраженного и разодетого Орланда Стампера, который идет заниматься тем же самым со своим подвижным средством.
— ..Да, нелегко было, Орланд… Но пока его пару раз не стукнет, он ведь ничего не понимает.
— Если бы его удалось уломать раньше, — резко замечает Орланд, — у Джанис сегодня был бы живой муж, а не распухший труп. Нам еще повезло, что из-за его самонадеянности и нас не укокошило…
— Да… не повезло Джо Бену. Отличный был парень.
— Если б Хэнка стукнуло на день раньше… у этих пятерых спиногрызов был бы живой отец, а не несчастный полис на четыре тысячи долларов. У старика было бы две руки…
— А что слышно о Генри? — спрашивает Ивенрайт.
— Говорят, приходит в себя. Старого енота не так-то просто прикончить.
— А что он говорит о том, что его гордость и радость опустилась на колени перед юнионом? Мне кажется, одного этого достаточно, чтобы отправить Генри на тот свет.
— Честно говоря, я не знаю, как он на это отреагировал. Даже не думал об этом. Может, они и не сказали ему ничего.
— Хрена с два. Наверняка кто-нибудь сказал.
— Не обязательно. Хэнк распорядился, чтобы к нему никого не пускали. А может, врач хочет, чтобы он окреп, прежде чем до него дойдут эти вести.
— Угу… Но знаешь, что… может, они просто боятся говорить, чтобы не схлопотать по башке. Хотя я бы на месте Хэнка сказал ему об этом сейчас, пока у него еще нет сил двинуть костылем.
— При одной отрезанной руке, а другой только что из гипса? — интересуется Орланд. — Рискну заметить, что для Генри Стампера старые деньки миновали.
— «Никогда еще солнце не сияло нам так ярко…» — поет Рей.
— Я не сдамся! — клянется Дженни.
— Тедди! — окликает бармена Стоукс. — Сколько времени?
— Без двадцати, мистер Стоукс, — отвечает Тедди.
— Значит, они будут здесь минут через двадцать. Боже, Боже, какое ужасное солнце… Тебе стоило бы подумать о том, чтобы повесить навес, Тедди.
— Да, пожалуй. — Тедди возвращается за стойку. Бар продолжает заполняться. Если так пойдет дальше, ему придется звонить миссис Карлсон из «Морского бриза» и просить ее помочь вечером. Он бы давно побеспокоился об этом, но все еще не в силах поверить, что при такой погоде и благополучии бизнес может так процветать. Это противоречит всему, чему он научился в жизни…
(Вив заводит стартер, снимает свои белые перчатки — переключатель скоростей и руль обмотаны изоляционной лентой — и отдает их мне, чтобы они не запачкались в процессе ее борьбы с джипом. Мы
