Они сидели у кровати Джойры в помещении, предназначенном для будущей больницы. Вокруг еще не было коек. В помещении стояла только одна настоящая кровать, пожертвованная Баррином. Больницу должны были скоро объединить с кухней с одной стороны и с большим залом — с другой. Джойра пребывала в коме. Ее кровать окружали емкости со строительными растворами, штабели грилей и горшков для обустройства кухни. Женщина оказалась единственной, кто выжил при аварии дирижабля. Все остальные погибли. Кроме Урзы.
Они с Баррином сидели на кухонных табуретах прямо у кровати и тихо переговаривались.
— Она стала еще одним Тефери, — печально проговорил Баррин. — Три месяца, и все никакого улучшения. Лежит здесь, на расстоянии вытянутой руки, но такая же недостижимая.
Урза наблюдал за неподвижной женщиной, его глаза мерцали темным светом.
— Ее физическое тело в полном порядке. Ты видел, что, когда я простер над ней руки, ее раны затянулись, а дыхание возобновилось. Когда я прикоснулся к ней, она была уже полностью здорова. Я не понимаю, почему Джойра не пробуждается.
— Ее раны глубже, чем ты можешь себе представить, мой друг, — ответил Баррин.
Он нежно откинул волосы со лба женщины. После трех месяцев без солнечного света ее лицо потеряло оливковый оттенок, а волосы потемнели. Казалось, годы один за другим покидают ее, и она снова становится ребенком.
— Она выжила в Старой Толарии, прошла через десять лет одиночества, изоляции и нужды. Когда мы возвратились и встретили ее, мы думали, что и она вернется к нам. Но этого не произошло. Карн был ее единственным другом. Она жила в духовном одиночестве, словно призрак. Каждый раз, когда она видела Тефери, она говорила о нем, думала о нем. Ужас тех десяти лет возвращался обратно. Она чувствовала себя в ловушке, как и он. На расстоянии вытянутой руки от нас, но всегда одна.
— Она не выйдет из комы, — сказал Урза.
— Нет. Она борется. Шансы равны: либо она выиграет, либо проиграет. Когда-то это кончится, но может длиться очень долго. Последний раз она боролась в течение целого десятилетия.
Урза смотрел сквозь стену и даже сквозь Вселенную. Он видел нечто находящееся за пределами всего осязаемого, мысленно возвратившись в какое-то чудесное место.
— Царство Серры однажды восстановило мое здоровье. Я, несомненно, взял бы ее туда, если бы Серра не подверглась нападению, если бы я не допустил туда фирексийцев. — Его лицо стало чернее тучи. — Мы должны неустанно продолжать борьбу. В любое место, куда бы я ни направлялся, вторгались эти монстры. Каждый, кому я оказывал покровительство, был ранен или убит. Я уничтожил бы себя, если бы знал, что это остановит их. Сами они никогда не уйдут. Я должен бороться с ними, пока я жив.
— А что, если ты умрешь прежде, чем победишь их? — рассудительно спросил Баррин. — Кто будет бороться с ними тогда?
Лицо Урзы потеряло все краски жизни и превратилось в черную маску. — Да, кто тогда?
Карн поднял массивный камень к сводчатому проходу и плотно притер его к соседним камням. Из выбоины посыпался песок.
— Так прямо стоит?
Сзади него Баррин оторвал взгляд от полевого стола Малзры и, прищурившись, посмотрел на результат работы. Камень мерцал на утреннем солнце, его полированные грани отражали Башню Изобретения и Башню Маны, стоящие позади.
— Да, Карн. Стоит как будто ровно. Серебряный человек кивнул, а затем спросил:
— Так оставить?
На сей раз Баррин был слишком занят эскизами, чтобы еще раз оценить работу.
— Конечно, так и оставь.
Маг вздохнул. Кипы планов этажей и чертежей фасадов, лежащие перед ним, были последними разработками Урзы для его новой академии. Вот уже пять лет строилось круглое здание, ставшее не менее обширным, чем предыдущая постройка. К настоящему моменту в нем располагались аудитории, лаборатории, большие залы всевозможного назначения, охранные башни, окружаемые крепостными стенами и садами. Теперь появилась и новая больница. Не многие из учеников были больны или ранены. Они были слишком молоды, чтобы иметь проблемы со здоровьем, кроме одной: больше всего ученики страдали от тоски по дому. Какие бы повреждения или болезни ни настигали учеников, их ставили на ноги успокоительными пилюлями и излечивающим прикосновением Урзы. Нет, эта большая двухэтажная больница была не нужнее, чем памятник постоянному ученику академии.
Джойра все еще не очнулась. Она действительно стала вторым Тефери. В свою очередь, молодой человек уже был окутан мокрым плащом и начал долгожданное падение, которое завершится только через несколько лет. Джойра тем временем стала совсем бледной, ее волосы снова приобрели темно-коричневый оттенок. Она не пробуждалась. Баррин обнаружил, что вода из медленновременных трещин помогает поддерживать ее жизнь, а Урза ежедневно применял свое заживляющее прикосновение, но никаких видимых улучшений не наблюдалось. Мастер разработал специальную машину, которая превращала в жидкость любую еду и вводила ее через медицинский зонд в желудок Джойры.
У Карна вошло в привычку собирать полевые цветы со склонов Леса Ангелов и приносить их к постели подруги, где он часто дежурил, предпочитая проводить длинные ночи в больнице, вместо того чтобы быть дезактивированным.
Ее плачевное состояние тяжело сказывалось на Баррине и Карне, когда они работали над зданием лазарета. Оба ходили медленно, с печальным видом, как если бы здание являлось моргом, а не больницей. Они раздражались от осознания того, что бессильны помочь Джойре.
Карн доплелся до стола и остановился, сверкая серебром на ярком горячем солнце.
Баррин прикрыл глаза, спасаясь от металлического блеска, и недовольно сказал:
— Не мог бы ты не так сильно блестеть и не маячить перед глазами?
— Мастер Малзра запрещает это, — правдиво ответил Карн. Затем, спохватившись, он ответил уже с долей сарказма, который развился в нем за последние пятнадцать лет: — Ваше беспокойство сильно поубавилось бы, если бы вам надели на голову мешок.
Баррин бросил укоризненный взгляд на Карна.
— Я думаю, пришло время спроектировать нового помощника, менее обидчивого и более уравновешенного, в общем, более толстокожего, если это возможно.
— Это вы намекаете на вашу со мной совместимость? Что ж, попробуйте изобрести помощника, но только с более толстым черепом.
— Толще, чем у Арти Лопатоголового?
— Тефери был лучшим компаньоном, чем вы.
— В компании со старым ботинком приятнее, чем с тобой.
Внезапное жужжание разорвало воздух. Они инстинктивно отпрянули назад. Над верхушками деревьев пролетело нечто, похожее на сокола. Оно развернулось и нырнуло вниз.
Баррин выругался, отступил к столу и выхватил из него шпагу. Как только серебристая птица вновь стремительно полетела на него, он взмахнул клинком. Тот вошел в плечо устройства, но металлическая бестия снова взвилась в воздух, словно пуля, срывая с веток листья. Жужжание затихло, а затем вернулось вновь. Рыча, Баррин поднял шпагу и напряженно ждал приближения нападающего механизма.
Карн встал на пути агрессивного существа. Быстро повернувшись, он схватил со стола одну из тяжелых деталей и швырнул ее в летящую цель. Механическая птица упала в грязь. Ее крылья задергались по обеим сторонам утыканного шипами туловища. Внезапно из него выдвинулся набор круглых, бешено вращающихся лезвий.
Баррин и Карн удивленно рассматривали неистово верещавшую птицу. Они были так поглощены зрелищем, что не сразу заметили, подошедшего сзади мастера Малзру. Он смотрел на все происходящее с удовольствием. Только когда механизм исчерпал все свои возможности и замер, мастер заговорил.
— Это всего лишь опытный образец. Окончательные модели соколов смогут развивать скорость в
