в лес труповозка – факт работы «уоки-токи» вблизи от стен, будет иметь совсем другой вес.
Вадим, надо отдать ему должное, на команду среагировал, как охотничий пес на выстрел – не прошло и трех минут, как «хувер», сминая кусты и молодые деревца, протаранил подлесок и стал у края просеки.
Умка уже слегка остыл от схватки, выровнял дыхание и оттер руки и одежду от крови. А вот адреналина в крови не убавилось, и сердце колотило гулко и тяжело. Годы, все-таки, брали свое. Завалить без стрельбы четверых откормленных парней, да еще и бывших настороже – задача не из простых и для более молодого бойца. Что говорить о битом жизнью бывшем вояке, возраст которого перевалил за полтинник несколько лет назад?
Но Сергеев справился.
Когда мотодрезина подъехала к пандусу возле складов, и начала останавливаться, Сергеев выскочил сзади, из-под гнилых досок чертиком, как умел выскакивать из засады недоброй памяти Мангуст: с тяжелым и острым, как бритва десантным ножом в правой руке и штык-ножом в левой. Он настиг дрезину в два прыжка – широких и, практически, бесшумных. Стучащий дизелек перекрывал своим стаккато все посторонние звуки. Мысль была одна – не оскользнуться. Потому что промах означал смерть – четыре ассенизатора были вооружены «Вихрями», а на небольших дистанциях эта машинка не менее эффективна, чем сергеевский АК. А вот «броников» на них не было, и это был «плюс».
Умка остался незамеченным до того момента, как оказался на задней платформе мотовоза и вогнал штык-нож в шею стоящего с краю невысокого парня с сигаретой в зубах. Тот даже не охнул, но звук от пронзившего плоть лезвия был таким, что его услышала даже Ирина, державшая дрезину на мушке с расстояния в тридцать шагов. Сергеев крутнулся, используя мах для того, чтобы освободить оружие из раны, и одновременно с убийственной точностью чиркнул острейшим лезвием по горлу второго охранника, который было начал поворачивать голову на звук – ровно над воротником бушлата. Кровь брызнула струей и залила глаза тому бойцу, что сидел рядом с водителем. Вытереть их он не успел. Штык-нож, еще покрытый кровью сослуживца, пробил ему темя, мозг, рассек хрящи и приколол язык к нижней челюсти. Взмахнув руками, словно пингвин крыльями, тот повалился на рычаги, отчего двигатель закашлял и заглох. Еще одно па, похожее на фуэте – Умка оказался вплотную к последнему из ассенизаторов, ухватил его под подбородок, и одним движением перерезав горло до позвоночника, сломал тому шею. Хрустнули позвонки, и наступила тишина. Заглохшая дрезина еще беззвучно катилась по рельсам, а Ирина, оставив позицию, уже бежала к Сергееву, увязая в снегу.
Михаил стоял над теми, кого убил, и с рук его капала кровь. Густой и липкой жижей была густо залита вся одежда. Кровь парила на морозе, и ее терпкий, непохожий ни на что запах, забивал все остальные – даже хлорную вонь от ямы с телами.
Ира остановилась в двух шагах от насыпи, словно боялась подойти, и спросила негромко:
– Миша? Ты цел?
Сергеев и сам не знал, цел ли он – при таком адреналиновом всплеске можно не запросто не почувствовать резаную рану или порванное сухожилие – но, на всякий случай, кивнул.
Трое охранников были мертвы, как колоды, а вот четвертый, которому Умка вогнал штык в макушку, умер не до конца – его тело все еще сотрясала дрожь судорог. Словно к трупу лягушки подвели гальваническую батарею. Сергеев посмотрен на агонизирующего раненого, присел, и, закрыв спиной от Ирины отработанное некогда до автоматизма движение, вскрыл все еще пульсирующую яремную вену полутрупа.
А дальше… Дальше все закрутилось оставив Сергееву только три свободных минуты, пока хувер не оказался на опушке – их Михаил и использовал, чтобы придти в себя и смыть хотя бы часть чужой крови.
Еще за три минуты, пока Сергеев с Вадимом сбрасывали мертвых ассенизаторов под откос, Ирина с Подольским принесли ящик с ТНТ – той самой разряженной миной, на которую катер чуть было не наскочил на одном из съездов.
На платформе мотодрезины обнаружились еще тела. Умка, в принципе, подозревал, что именно лежит там, накрытое старым брезентом, но действительность, как всегда, оказалась значительно страшнее воображения. Шесть человек. Шестеро подростков – очередная отбраковка. Те, чьи мозги не выдержали «загрузки», те, кого выжгли медикаменты, те, чей организм не справился с гормональным перепрограммированием. Две девушки лет пятнадцати и четверо ребят, самому старшему из которых на вид было шестнадцать. Голые. С синими, как у замороженных цыплят, телами. Их перемерзшая плоть была тверда, словно камень.
Скорбеть было некогда, устраивать церемонии – тоже.
– Вернемся – похороним, – выдавил Умка сквозь зубы, и сбросил тела вниз, но не в яму, а под откос, с другой стороны пути. Последние два трупа настолько смерзлись, что так и остались лежать, словно сомкнув объятия, даже после удара о землю.
Ненависть кипела в Михаиле, как густое, пористое варево, булькающее под крышкой кастрюли, и то, что он сделал, не прибавило ему милосердия. Как и то, что он только что видел, не добавило ему злости.
Минировать мотовоз по всем правилам, не было времени, да и необходимости в этом Михаил не видел. Он закрепил ящик с взрывчаткой на грузовой платформе. В любом случае – мало не покажется. Особенно, если повезет взорвать заряд в закрытом помещении. Двадцать кило ТНТ – отличный подарок здешнему преподавательскому составу.
«Что у нас есть подходящего, думал Сергеев, накрывая ящик брезентом. Такого, чтобы детонировало наверняка. Второй попытки не будет, нужен стопроцентный вариант. Есть „Шмель“ с двумя выстрелами к нему, есть три „мухи“ и один РПГ-7. Вот с него и саданем. Что взять с собой? Автоматы. Гранаты. „Броники“. ПНВ[56] – подарок Бондарева – не забыть. Там, внутри, окон может и не быть – вон какой куб из бетона отгрохали. Обрез обязательно взять. Гранат побольше».
Подольский с Вадимом сновали между хувером и платформой, словно муравьи, и с момента, как дрезина выехала на лесную поляну, до того как полностью экипированный отряд Умки уселся на мотовоз, прошло пятнадцать минут. Пока в Школе тревогу не подняли, во всяком случае, «уоки-токи» ассенизаторов молчали. Сколько времени между поверками? Двадцать минут? Тридцать? Но не более того…
Организация караулов оставляла желать много лучшего – охранники явно расслабились. Впрочем, находясь за толстыми стенами в сравнительно безопасности, расслабиться немудрено.
Сергеев с сожалением посмотрел на лежащие на рельсах трофейные «Вихри», но брать в бой незнакомое оружие может только дурак или тот у кого нет своего, и рывком запустил движок дрезины. Ухоженный дизелек плюнул дымком и завелся с пол-оборота. Переключив передачу на реверс, Умка еще раз поправил «лифчик»,[57] устроил поудобнее на спине свой АК и обрез в набедренной кобуре и только потом ухватил длинную трубу РПГшки. Запасные «осколки»[58] и один «танин»[59] были за спиной у Вадима. Очень хорошо! Главное, чтобы коммандос держался рядом.
Дрезина покатилась по рельсам, оставляя за собой яму-кладбище, сгоревший лесхоз, припорошенный снегом, и брошенный на произвол судьбы хувер.
– Значит, так, – продолжил инструктаж Сергеев, – по моей команде – прыгаем. Мы с Вадимом остаемся на рельсах. Мотл – твоя сторона правая. Ира – твоя левая. Я стреляю, и после взрыва идем вовнутрь. Внутри порядок такой: первый я, в связке Вадим, Мотл и ты, Ира – позиция прежние, но дистанция десять шагов. Идем клином, не толпимся.
До края леса оставалось совсем ничего. Еще несколько секунд – и дрезина выедет на открытое пространство. Если за ее возвращением наблюдают, то есть шанс, что подмену не заметят. Камуфляж у покойных был очень похож. Не совсем такой же, как на сергеевском отряде, но с расстояния можно и не различить разницу. Четверо выехали, четверо возвращаются, а то, что брезент не откинут – так уж совсем неважная деталь. Вряд ли просекут. И не дай Бог, чтобы просекли.
На одном из стыков рельсы разболтались, и дрезину резко качнуло, но ящик с взрывчаткой с места не сдвинулся. Мотовоз выехал из леса, и Сергеев слегка наклонил голову, ровно настолько, чтобы не вызывая подозрений, убрать лицо из поля зрения бинокля противника. Остальные тоже расположились на платформе таким образом, чтобы не «светить» фас наблюдателям. Умка надеялся на то, что рутина сделает часовых беспечными, и не ошибся.
Стуча колесами, дрезина пересекла голое поле и неторопливо вкатилась в открытые ворота Школы. Чувства Сергеева обострились до предела. Он уже не слышал и не видел, а именно ощущал окружающий мир, словно в былые года. Дыхание Матвея рядом… Жесткое, с хрипами, прерывистое. Вадим дышит тише, но волнуется больше, он напряжен – это слышно по острому запаху, который от него исходит. У Ирины дыхание размеренное, сказывается снайперская привычка за ним следить. Но тоже боится. И я боюсь. Только страх будит во мне совершенно другого человека. Расчетливого, злого, беспощадного, у которого есть три задачи: выполнить задуманное, выжить самому и сделать так, чтобы выжили подчиненные. Некто, действующий на уровне рефлексов, предчувствий, интуиции – мое второе я. Это его руки сейчас испачканы чужой кровью. Его. Но что делать, если у нас с ним одни руки на двоих?
Двор базы был замусорен всяким хламом, вплоть до старого строительного, который так никто и не убрал еще с тех времен, как тут суетились гражданские строители. Те, кто перестраивали станцию, превращая ее в Школу, тоже уборкой не озаботились, добавив к прежним кучам битого кирпича и колотого бетона, свежие. Это было хорошо. Было где спрятаться, укрыться от огня и во время атаки, и во время отхода. Он еще раз прикинул расстояние до въезда во внутренние помещения – совсем чуть-чуть…
Вот и часовые – два темных силуэта в глубине зала.
Сзади медленно закрываются ворота – гудят электромоторы запирающего устройства.
Есть ли камеры? Есть. Видно две… Нет, три! Сколько еще?
Пора, скомандовал кто-то внутри Сергеева, и он мгновенно подчинился, как делал всегда, когда внутри него начинал работать «боевой» механизм.
– Пошли! – выдохнул он и краем глаза уловил, как тронулись с места Ирина с Мотлом, начал движение Вадим, и он сам, ухватив тяжеленную связку амуниции, тоже прыгнул с платформы мотовоза.
Оказалось, что мотовоз ехал вовсе не медленно – Сергеев не удержал равновесия на скользком ледке и загремел вперед физиономией на кирпичную крошку. Труба РПГ больно въехала ему по зубам, во рту стало солоно, но он, не обращая внимания на боль, улегся, уводя корпус с оси выстрела. Умка приблизил глаз к визиру, поймал в перекрестье дрезину, уже пересекающую линию въезда, и понял, что упал удачно во всех смыслах. Эта позиция давала ему возможность стрелять под небольшим углом, что увеличивало вероятность точного попадания.
Из глубины депо (очень похоже было, что внутри помещения расположено депо или железнодорожный цех) навстречу едущей дрезине спешили охранники. Их оказалось не двое, а четверо, двоих, до того скрывавшихся в глубине помещения, Михаил не заметил.
Сергеев задержал дыхание – будто бы стрелял не из гранатомета, а из снайперки – и плавно потянул спуск. РПГ-7 практически не имеет отдачи, и умелый стрелок попадет из него в цель 10 раз из 10, особенно на такой дистанции. Недаром это оружие так любят во всем мире – есть за что!
Реактивная струя выплеснулась через затыльник гранатомета, сметя ржавый железный лист за спиной Сергеева, как пылинку, а граната пошла к дрезине, словно по ниточке, и достигла ее через полсекунды. В этот момент мотовоз был уже в тридцати метрах от въезда и в семидесяти от Сергеева, приблизительно в середине основного зала депо.
