Анджелес, рейс № 7. Только утечка в системе давления была куда хуже. Угнетало чувство обреченности. Стив Сирлс плакал, жуя рядом датское печенье.
– Если тебе так худо, как ты можешь что-то жевать? – спросил Брайан. Кабину заполнил пронзительный свист, похожий на свист кипящего чайника. Звук утечки давления, предположил он. Глупо, разумеется, поскольку утечка всегда была бесшумной, но во сне ведь все возможно, подумал он.
«Потому что я обожаю эти штуки, и мне больше никогда не съесть ни одной», – ответил Стив, разрыдавшись.
Внезапно пронзительный свист умолк. Появилась улыбающаяся стюардесса Мелани Тревор. Она сообщила, что разрыв нашли и закрыли. Брайан поднялся и проследовал за ней через весь салон туда, где его бывшая супруга Анна Куинлэн Энгл стояла в небольшой нише, из которой кресла были убраны. Рядом с ней над иллюминатором была надпись, показавшаяся ужасной: ТОЛЬКО ДЛЯ МЕТЕОРОВ. Написано зловещим красным цветом.
На Анне было темно-зеленое платье – униформа стюардессы компании «Гордость Америки». Это было весьма странно, поскольку на самом деле Анна занимала важный пост в рекламной отделе одной бостонской компании, а на стюардесс, с которыми летал супруг, смотрела очень даже свысока. Стоя в нише, она зажимала ладонью трещину в корпусе самолета. «Ну что, дорогой, видишь?» – с гордостью произнесла она. – «Я обо всем позаботилась. Даже не имеет значения то, что ты меня ударил. Я тебя простила».
– Анна! Не делай этого! – закричал он, но слишком поздно. На ее руке появилась трещина, скопировавшая трещину в фюзеляже. Только она росла, углублялась. Пустота снаружи сосала ее руку, разрывала трещину, вытягивала руку наружу. Ее безымянный палец попал первым, потом средний, указательный, мизинец. Послышался хлопок, как будто откупорили шампанское, и вся ее рука целиком ушла в трещину.
Анна по-прежнему улыбалась.
«Это „Лянвуа“, мои любимые духи, дорогой мой», – сказала она. А рука ее исчезала. Исчезала! Волосы Анны освободились от заколок и окутали лицо туманным облаком. – «Я же всегда ими пользовалась, ты разве не помнишь?»
Вспомнил! Вспомнил! Но теперь это не имело никакого значения.
– Анна! Вернись! – закричал он.
А она с улыбкой уходила от него: сначала рука…
«Это совсем не больно, Брайан, поверь…»
Рукав униформы «Гордости Америки» трепетал. Брайан видел, как ее плоть белыми струями вылетала прочь и словно огонек святого Эльма светилась в ночи снаружи.
'Запомнил? «Лянвуа», – сказала Анна, втягиваясь в брешь. Брайан вдруг услышал снова звуки, которые поэт Джеймс Дикки назвал «свистом космической зверюги». Свист усиливался. Сон темнел, но, как ни странно, расширялся. Чтобы стать не свистом, а человеческим визгом.
Глаза Брайана раскрылись. Мгновение он не смог сориентироваться – где сон, где явь. Но только мгновение: он был профессионалом высокого уровня, готовым к рискованным ситуациям. Основным показателем его профессионализма была быстрая реакция – иначе в его работе не выживешь. Рейс № 29! Не из Токио в Лос-Анджелес, а из Лос-Анджелеса в Бостон! Анна умерла там не от утечки давления, а от пожара в квартале Атлантик-авеню возле набережной. Но звук оставался.
Это был визг девочки.
– Ну, пожалуйста, кто-нибудь, поговорите со мной, – тихо сказала Дайна Беллман, однако весьма отчетливо. – Извините, моя тетя ушла, а я слепая.
Ответа не последовало. Впереди, в сорока рядах от нее капитан Брайан Энгл видел во сне, как его штурман рыдал и ел датское печенье.
По-прежнему ровно гудели реактивные двигатели.
Паника новой волной захлестнула сознание. Для Дайны ничего другого не оставалось, как избавляться от нее любым путем. Поэтому она отстегнула пояс безопасности и вышла в проход.
– Эй! Кто-нибудь! – сказала она погромче. – Кто нибудь!
И вновь никакого ответа. Дайна начала плакать, но старалась держать себя в руках, не рыдать громко. Затем вышла в проход и медленно пошла, держась правой стороны.
«Считай», – лихорадочно подсказывал разум. – «Считай, сколько кресел миновала, а то потеряешься и никогда не найдешь своего места».
Она остановилась возле следующего кресла, протянула вперед руки, растопырив пальцы. Она знала, что там сидит мужчина, потому что тетя Викки разговаривала с ним примерно за минуту до взлета. Когда он отвечал ей, его голос доносился прямо из кресла впереди Дайны. Это она знала точно, поскольку определять местонахождение по звукам было частью ее жизни, столь же естественной, как дыхание. Спящий мужчина может вздрогнуть, если ее пальцы заденут его, но Дайне это было уже безразлично.
Кресло было пустым.
Совершенно пустым.
Дайна выпрямилась, по щекам ее текли слезы, в голове стучало от страха.
«Не могут же они вдвоем находиться а туалете? Конечно, нет. Или там два туалета?»
Да, в таком большом самолете могло быть два туалета. За исключением того, что и это не имело уже значения.
Тетя Викки ни за что не оставила бы сумочку. В этом Дайна была уверена.
Она медленно продолжала идти по проходу, останавливаясь возле каждого ряда, ощупывая крайние кресла сначала справа, потом слева.
Нащупала на одном сиденье еще одну сумочку, на другом оказалось что-то вроде чемоданчика, на третьем – ручка и блокнот. Еще на двух сиденьях нащупала наушники. Один наушник был в чем-то липком. Потерла пальцы, сделала гримасу и вытерла их об спинку кресла. Ушная сера. Она ее узнала.
Дайна Беллман продолжала свое медленное продвижение вдоль прохода, более не церемонясь в своих исследованиях. Это уже не имело значения. Пальцем никому в глаз не попала, в щеку не ткнулась, за волосы никого не задела.
Все сиденья, которые она обследовала, оказались пустыми.
«Не может быть такого», – лихорадочно думала она. – «Невозможно! Они же все были здесь, когда мы пришли! Я их слышала! Чувствовала их! Запах ощущала! Куда они все исчезли?»
Этого она не знала. Главное, все ушли – в этом она становилась все более уверенной.
В какой-то момент, пока она спала, ее тетушка и все остальные пассажиры рейса № 29 исчезли.
«Нет!» – протестовала рациональная часть ее сознания голосом мисс Ли. – «Нет, такое невозможно, Дайна! Если все ушли, то кто же ведет самолет?»
Теперь она пошла немного быстрее, хватаясь за края кресел, слепые глаза были широко раскрыты за темными очками, подол розового платьица развевался на ходу. Она потеряла счет, но в страхе перед полной тишиной в салоне это уже не имело значения.
Снова остановилась и протянула руки к сиденью справа. Пальцы на сей раз коснулись волос… но волосы находились совсем не там. Они лежали на сиденье. Боже, что это могло быть?
Пальцы сомкнулись на них, приподняли. Осознание чего-то ужасного пришло в то же мгновение.
Это волосы, но человек, которому они принадлежали, исчез. Это скальп. Я держу скальп мертвого человека.
Именно тогда Дайна и начала визжать, пробудив тем самым Брайана Энгла от кошмарного сновидения.
Альберт Косснер, навалившись животом на стойку бара, потягивал «Железное виски» Брэндинга. Братья Ирп – Вьятт и Вирджил находились справа от него, Док Холидей – слева. Он поднял бокал, чтобы сказать тост, когда в салон Серджо Леоне, припрыгивая, вошел человек на деревянной ноге.
– Банда Дальтона! – заорал он. – Банда Дальтона только что ворвалась в Додж!
Вьятт обернулся и спокойно посмотрел на него. Лицо его было худощавым, загорелым и красивым. Он очень напоминал Хью О'Брайена.
– Здесь Томбстон, Маффин, – сказал он. – Давай, вали отсюда, старая срань.
