кровоизлияния, вызванные гидростатическим давлением, превращали его мозг в кашу.
Оно чует меня. Оно знает, что я тут. Может оно вылезти наверх? Может оно подняться сквозь щели? Может? Может?
Он смотрел вниз, забыв про тяжесть бесчувственного тела Лаверн, завороженный грозностью этого вопроса, стараясь представить себе, какое ощущение возникнет, когда оно перельется через его ступни, когда вопьется в него.
Лоснящаяся чернота выпятилась почти до верхнего края щелей
(Рэнди, сам того не замечая, поднялся на цыпочки),
а затем опала. Шелест брезента возобновился. И внезапно Рэнди снова увидел его на открытой воде, огромную черную родинку, теперь около пятнадцати футов в поперечнике. Оно колыхалось на легкой ряби. приподнималось и опускалось, приподнималось и опускалось, и когда Рэнди увидел пульсирующие в нем краски, он с трудом, но отвел глаза.
Он опустил Лаверн на доски, и едва его мышцы расслабились, как у него затряслись руки. Не обращая на это внимания, он встал на колени рядом с нейее волосы черным веером раскинулись по белым доскам. Он стоял на коленях и следил за черной родинкой на воде, готовый сразу же поднять Лаверн, если пятно сдвинется с места.
И начал легонько бить ее по щекам, по правой, по левой, по правой, по левой, точно секундант, приводящий в чувство боксера. Лаверн не хотела прийти в себя, не хотела выиграть тест и получить двести долларов или экскурсионную поездку. Лаверн достаточно насмотрелась. Но Рэнди не мог оберегать ее всю ночь, поднимая на руки, будто тяжелый куль, всякий раз, когда оно начинало бы двигаться
(и ведь долго на него смотреть нельзя, в том-то и дело).
Но он знал прием. Научился ему не в колледже. Он научился от приятеля своего старшего брата. Приятель был фельдшером во Вьетнаме и знал множество всяких приемов: как наловить головных вшей и устраивать их гонки в спичечном коробке; как разбавлять кокаин слабительным для младенцев; как зашивать глубокие раны швейной иглой и швейными нитками. Как-то они заговорили о способах привести в себя мертвецки пьяных людей, чтобы эти мертвецки пьяные люди не захлебнулись бы собственной рвотой, как случилось с Боном Скоттом, ведущим певцом «Эй-Си/Ди-Си». «Хочешь кого-то привести в чувство без задержки? — спросил приятель старшего брата, делясь огромным запасом полезных приемов. — Попробуй вот это».
И он объяснил Рэнди прием, который Рэнди теперь и применил.
Он нагнулся и изо всех сил укусил Лаверн за ушную мочку.
В рот ему брызнула горячая горькая кровь. Веки Лаверн взлетели вверх, будто шторы. Она взвизгнула с каким-то сиплым рычанием и ударила его. Рэнди поднял глаза и увидел только дальний край пятна, остальное было уже под плотом. Оно переместилось с жуткой, омерзительной беззвучной быстротой.
Он снова подхватил Лаверн на руки, его мышцы запротестовали, взбугрились судорогами. Она била его по лицу. Ладонь задела его чувствительный нос, и он увидел багряные звезды.
— Прекрати! — крикнул он, отодвигая ступни подальше от щелей. — Прекрати, стерва, оно опять под нами, прекрати, не то я тебя, хрен. брошу. Богом клянусь, брошу!
Ее руки тут же утихомирились и сомкнулись у него на шее. как руки утопающей. Ее глаза в мерцании звезд казались совсем белыми.
— Прекрати! — Она продолжала сжимать руки. — Прекрати. Лаверн, ты меня задушишь!
Удавка стянулась еще туже. Его охватила паника. Глухое позвякивание бочек под плотом стало глуше — из-за того, что оно там, решил он.
— Мне нечем дышать!
Удавка, чуть расслабилась.
— Теперь слушай: сейчас я тебя опущу. Это безопасно, если ты…
Но она услышала только «я тебя опущу». И вновь ее руки превратились в удавку. Его правая ладонь поддерживала ее спину. Он согнул пальцы клешней и оцарапал ее. Она взбрыкнула ногами с хриплым мяуканьем, и он чуть не потерял равновесие. Она это почувствовала и перестала сопротивляться. Больше из-за страха, чем из-за боли.
— Нет! — Ее дыхание ударило ему в щеку, как самум.
— Оно до тебя не доберется, если ты будешь стоять на досках.
— Нет, не опускай меня, оно до меня доберется, я знаю что доберется, я знаю…
Он снова расцарапал ей спину. Она завизжала от ярости, боли и страха.
— Ты встанешь сама, или я тебя уроню, Лаверн!
Он опустил ее медленно, осторожно. Они дышали коротко, с каким-то пронзительным присвистом: гобой и флейта. Ее ступни коснулись досок. Она вздернула ноги, будто доски были раскалены добела.
— Вставай! — прошипел он. -Яне Дийк, я не могу продержать тебя на руках всю ночь.
— Дийк… — Мертв.
Ее ступни коснулись досок. Мало-помалу он отпустил ее. Они стояли друг против друга, точно партнеры в танце. Он видел, что она ждет, что оно вот-вот ее коснется. Рот у нее был открыт, точно у аквариумной рыбки.
— Рэнди, — прошептала она. — Где оно?
— Под плотом.
Посмотри вниз. Она посмотрела. Посмотрел и он. Они увидели, что чернота заполнила щели, заполнила их почти поперек всего плота. Рэнди ощутил его жадное нетерпение и подумал, что Лаверн чувствует то же.
— Рэнди, прошу тебя…
— Ш-ш-ш.
Они продолжали стоять лицом друг к другу. Рэнди, кинувшись к воде, забыл снять часы и теперь засек пятнадцать минут. В четверть девятого чернота вновь выплыла из-под плота. Она отплыла футов на пятнадцать и вновь заколыхалась там.
— Я сяду.
— Нет!
— Я устал, — сказал он. — Я сяду, а ты следи за ним. Только не забывай иногда отводить глаза. Потом я встану, а ты сядешь. Так вот и будем. Возьми. — Он отдал ей часы. — Будем сменяться каждые пятнадцать минут.
— Оно съело Дийка, — прошептала она.
— Да.
— Но что оно такое?
— Не знаю.
— Мне холодно.
— Мне тоже.
— Так обними меня.
— Я уже наобнимался.
Она затихла.
Сидеть было небесным блаженством; не следить за ним — райским наслаждением. Вместо этого он смотрел на Лаверн, удостоверяясь, что она часто отводит взгляд от черноты на воде. — Что нам делать, Рэнди? Он подумал. — Ждать.
Пятнадцать минут истекли, он встал и позволил ей сначала посидеть, а потом полежать полчаса. Потом поднял ее, и она простояла пятнадцать минут. Так они сменяли друг друга. Без четверти десять взошел холодный лунный серп и по воде зазмеилась серебряная дорожка. В половине одиннадцатого раздался пронзительный тоскливый крик, эхом проносясь над водой, и Лаверн испустила вопль.
— Заткнись, — сказал он. — Это просто гагара.
— Я замерзаю, Рэнди. У меня все тело онемело.
— Ничем не могу помочь.
— Обними меня, — сказала она. -Ну, пожалуйста. Мы согреем друг друга. Мы же можем вместе сидеть и следить за ним.
