— Моя госпожа, не в наших скромных силах было уговорить лорда сделать что-нибудь иное!
Она встала.
— Нет, у вас на него имеется какая-то дьявольская хитрость. Что же это? Зачем бы ему нужно было таиться и скрывать свое имя, если только не было необходимости утаить что-то? Он — барон, и вдруг женится на дочке простого торговца, словно не мог найти себе кого-нибудь подостойнее! Вы все портите в этом замке, и он защищает и охраняет вас, толпу несчастных и глупых менестрелей. И вас не заботит то, что вы тянете его на дно!
— Мадам! — Все вздрогнули, услышав голос Рука, тихий и холодный. — Я просил вас, ради любви ко мне, уважать моих людей. — Он стоял в двери, его волосы были растрепаны, лицо злое и утомленное. — Я не прошу повиноваться мне как мужу, — продолжил он по-английски, — но я бы ожидал от принцессы держать данное ею всего лишь несколько часов назад слово.
Меланта почувствовала, как ее щеки заливает краска. Она и впрямь обещала. Ее вывело из себя то, что она увидела и узнала.
В абсолютной тишине, наступившей после его слов, он продолжил:
— Вы не знаете, что связывает меня с ними всеми. Так узнайте это. Здесь все уничтожила смерть. Она забрала с собой, как в других местах, не каждого пятого или каждого третьего. Здесь в другой мир, не знаю, за какие грехи, ушли каждые девять из десяти, и не только людей, но и овец, другого скота и живности. Даже крыс. — Его дыхание сразу же обращалось в пар. — Я возвращался домой из одного места, где был пажем, но на дороге мы повстречались с чумой. — Он горестно усмехнулся. — Вы говорите об опекунстве. О, за мной хорошо присмотрели и позаботились. Мне было тогда целых восемь лет, леди, а весь замок и долина были усеяны трупами. Ни один прохожий, ни монах, ни рыцарь, не желал даже близко подъехать к этому месту. А если я пытался подойти к кому-то, меня прогоняли камнями. И только эти добрые менестрели, глупые и бесполезные, как утверждаете вы, пришли ко мне на помощь.
— Тогда, клянусь Богом, — ответила она холодно, — я вознесу за них свои молитвы в знак благодарности всем им за проявленную доброту. Она снова почувствовала ревность. Теперь ко всем им, за то, что он был им так благодарен. У нее замерзли руки, но она не стала растирать их или похлопывать, чтобы не показаться слабой, а просто прижала к себе. Она хотела объяснить ему, что сейчас ее гнев был вызван только заботой о нем. Она хотела защитить его. Но гордость не давала ей сказать об этом. Гордость и опасение того, что он может воспринять ее слова как злобность и жестокость и отослать ее отсюда.
Она не произнесла ни слова. Вместо этого она поняла, что встает и быстро направляется к двери. Проследовав мимо своего мужа, она даже не подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Приподняв юбки, она сбежала по винтовой лестнице, стремясь поскорее выйти на воздух, во двор.
Рук наблюдал за Мелантой, стоя у одной из бойниц надвратной башни, откуда ему были хорошо видны озеро и поляна. Вначале ему в голову пришла глупая мысль, что она хочет покинуть замок, но, конечно, этого не могло произойти. Одна она не смогла бы найти дороги назад, даже если бы отправилась верхом.
Поняв это, он не бросился за ней, а стал лишь наблюдать отсюда. Он понимал, каким страшным для нее казался весь этот мир и их женитьба. С тех пор, как они в первый раз узнали о чуме, ему сразу пришла мысль доставить ее сюда для безопасности, хотя тогда она казалась ему несерьезной. И даже в самых диких мечтаниях не приходило ему в голову представить себе, что он сможет привести ее сюда в качестве жены.
Но в том критическом положении, в котором они оказались, зажатые между гончими и морем, он, не раздумывая, бросился сюда, в единственное место в мире, надежность которого не вызывала у него сомнений. Конечно, это было безумием, как и их клятвы, но понял он это лишь сейчас, как бы ее глазами взглянув на замок и его обитателей. А она уже возненавидела и презирала их всех.
Когда она ушла, он церемонно, с высокомерным видом простился с Фулитом и Бассинджером, как будто никогда они не ели вместе, не пили вместе эль, не сажали деревья, не работали плечом к плечу над изгородью. Рук не хотел, чтобы у них создалось впечатление, что он спешит за нею, но он не хотел и оставаться со своими старыми друзьями. Теперь, стоя на верхнем уровне башни, он вдруг почувствовал страшное одиночество.
Сейчас он опирался на согнутую руку и неотрывно смотрел на то, что делала Меланта. Она была вдвоем с Хью Доулом. Вначале, правда, за ней, как всегда, увязалась толпа молчаливых домочадцев, в основном детей, но Хью отогнал их всех на необходимое расстояние. Она прошла еще вперед, благородная изумрудная зелень на фоне мельтешения пестрых нарядов. Она встала. Хью бросился к ней и остановился, подобострастно глядя в землю. Он надел перчатку и протянул руку, чтобы забрать сокола. Они поговорили о чем-то. Хью — весь внимание. Она передала ему украшенный камнями вабило и отошла. Хью спрятал вабило, снял с сокола клобучок. Тот некоторое время оставался неподвижным, но вот взмахнул крыльями и взмыл в воздух.
Рук сразу потерял его из виду. Сейчас сквозь бойницу он мог видеть только Меланту, которая, закрывая глаза от солнца, следила за полетом. Ему вдруг пришла в голову вся странность его положения, когда он украдкой подглядывает сквозь узкую щель из-за толстых стен. Он разозлился на себя за трусость. Ведь он боялся ее презрения к своему дому, своим друзьям.
Он отскочил от амбразуры и стал расхаживать взад и вперед. Вот уже двадцать лет, как то лесное заграждение и судьба охраняют Вулфскар. Нет необходимости держать гарнизон, вооруженные заставы. Да и, в любом случае, у него для этого нет людей. Он не стал возобновлять добычу на рудниках, он не стал добиваться возвращения дороги. Он не делал ничего, что могло бы привлечь постороннее внимание. Он все время ждал, когда Ланкастер, его сеньор, призовет к себе своего Зеленого Рыцаря и спросит его о награде, которую тот пожелал бы иметь за какое-то потрясающее деяние. И тогда он раскрыл бы свою мечту и получил бы назад свои земли Вулфскара без споров, тяжбы с аббатством и доказательств своего рода.
Конечно, это были мечты, достойные разве что зеленого юнца, навеянные песнями менестрелей о сэре Гавейне и Ланселоте, о подвигах, приключениях и славе, о верности и чести, и служении делу и господину.
Он давно уже узнал мир, чтобы все еще лелеять такие смешные надежды. Но к этому времени он был связан службой у Ланкастера, сплошной чередой шли турниры и военные сражения. Они давали возможность надеяться, если не на славу, о которой он когда-то мечтал, то, по крайней мере, на продвижение и повышение у Ланкастера.
Но Ланкастер выгнал его. Из-за нее.
Принцесса Меланта могла бы десять раз купить для него этот Вулфскар! И будь Рук даже в десять раз честнее и достойнее, чем сейчас, он и тогда не мог бы не подумать о такой возможности. Но эта мысль была противна ему. Здесь он был хозяином, лордом. Он не хотел бы терять это право, не хотел бы подчиниться ее могуществу. Он не хотел всецело зависеть от нее. Но он и не хотел быть одиноким, не хотел, НЕ ХОТЕЛ, чтобы она оставила его одного.
Он снова вернулся к бойнице. Сейчас Гринголет, вцепившись, сидел на вабило, который Хью бросил на замерзшую траву. Это был обычный и простой метод возвращать сокола на землю. Он вспомнил, как Меланта, подняв перчатку в изумрудах и ужасно яркий вабило, кружила грациозно на фоне голубого неба. Дивный блеск изумрудов, ослепительное белое сияние бриллиантов, и сокол, который сел ей на руку. Она смеялась и плакала, была прекрасной и некрасивой, мечта на расстоянии вытянутой руки.
Итак, Меланта уже успела превратить и Хью в свою послушную и верную псину. Хью буквально не отходил от нее, демонстрируя преданную привязанность, подобострастно глядя ей в глаза и кивая, когда Меланта обращалась к нему или что-то объясняла.
Пока кречет ел, она стала показывать рукой на долину. Скорее всего, они собирались охотиться. Рук почувствовал прилив радости. Раз так, значит, она не хочет уехать сегодня. Собственно, он бы ее и не отпустил. Он не выпустит ее, пока не удостоверится в ее безопасности и не предпримет нужные меры. Но ссориться с ней по этому поводу так не хотелось.
Он прислонился плечом к каменной стене башни. Холод камня стал проникать сквозь одежду, но он все стоял, не меняя позы. Он плохо соображал от усталости. Будь он сейчас на войне, он бы ни за что не позволил себе принимать важные решения или действовать поспешно.
Меланта запретила себе сомневаться и медлить. Как только она вернулась, к ней приблизилась
