огня. То, что для нас было каторжным трудом, этому парню казалось детской забавой.
Ирландец закрыл дверцы топок и снова уселся на кучу угля. Достав шахматную шкатулку из кармана, он открыл ее и начал готовиться к партии. Маленькие фигурки, перламутр и камни на шкатулке пылали в отсвете топок. Вдруг раздался скрежет. Раздраженный Жорж бросил совок на железный настил и подошел к ирландцу.
— Так что же означает этот твой номер с кочергой, Мак-Интайр? — зло спросил он. — Ты что, собираешься учить нас, старых кочегаров, как надо работать?
Упрямо набычившись, ирландец взял черными пальцами серебристую фигурку рыбы и воткнул в следующее поле. Затем он прервал игру, медленно встал, бросил взгляд на манометр и открыл дверцу топки. Засовывая тяжелую кочергу глубоко в жар, он сказал, не глядя на взбешенного Жоржа:
— Я хотел пояснить, что здесь не должно быть никаких скандалов. Кочегарьте как хотите, но не вынуждайте меня, бога ради, не вынуждайте поднимать на вас руку!
Он надавил на кочергу, с силой отодрал шлак от колосников, так что топка загудела, и добавил, словно заклиная:
— Не могу я этого!
— Почему же это ты должен поднимать на нас руки? — закричал Жорж. — С какой стати ты собираешься раздавать нам оплеухи?! Да кто ты такой? Проклятая треска! Влез к нам — и что же теперь? Наша работа станет от этого легче?
Дрожа, я поднялся из бункера. Моя рука медленно нащупывала рукоятку двадцатифунтовой кувалды. Качка стала ощутимее. Старая тетка «Артемизия» брыкалась как ненормальная. Большие куски угля перекатывались по настилу. Кочегарам и триммерам приходилось все труднее. Я понимал, что Жорж пошел в открытую. И что я должен быть на его стороне, если человек-молот попробует пустить в ход руки.
Но кувалда не потребовалась. Балансируя на железных листах настила, Мак-Интайр направился к чайнику с пресной водой. Напившись, он снова уселся в уголок играть в шахматы. Его широкая спина казалась расплывчатым светлым пятном на черном фоне стены котельной. Мы для него более не существовали. Жорж пошел к своей топке, и я тихо сказал ему:
— Я рядом, Жорж. Из бункера мне все видно.
— Нет необходимости, Куддель, — ответил он. — Я уж с ним и один как-нибудь справлюсь.
Наверху, должно быть, сменили курс, и «Артемизию» стало качать еще сильнее. Сквозь завесу угольной пыли я тащил свою корзину к котлу. Дышать было почти невозможно. Я прикрыл платком рот и нос. В глаза лезла всякая дрянь. По щекам бежали слезы. Но я старался, как черт: в затылке у меня сидел страх. Я думал о Мак-Интайре. Мне никак не удавалось натащить ему достаточное количество угля для котла. Кто мог поручиться, что Мак-Интайр не поколотит меня, если уголь подойдет к концу? Когда я вывалил очередную двухцентнеровую корзину у топок, ирландец вдруг встал, сунул шахматы в карман и направился ко мне.
— Ты будешь играть со мной!
Страх парализовал меня. Играть в шахматы с сумасшедшим? Нет уж, увольте!
— Мак, я не умею играть в шахматы, — возразил я, хотя это было совсем не так. — Я только иногда наблюдаю за игрой.
— Ты будешь играть, сказал я или нет? Ты умеешь играть. Я видел, как в кубрике ты подсматривал за мной. Давай, начинаем!
Жорж молча чистил свои топки. Бросив быстрый взгляд в его сторону, я заметил, что он не упускает меня из виду.
Что мне еще оставалось? Мы уселись друг против друга на кусках угля. И если быть честным, меня очень заинтересовали диковинные маленькие шахматы. Так хотелось подержать их в руках! Мак-Интайр прокоптился дочерна: в трансваальском угле много пыли. Только там, где по его телу струился пот, виднелись светлые дорожки. Итак, я сидел напротив этого странного человека. Почему он выбрал именно меня? В шахматы на судне играли почти все. Может быть, он почувствовал, что за моим страхом прячется еще и любопытство?
Ничто в лице ирландца не намекало на его особую симпатию ко мне. Бескровные губы были плотно сжаты, водянистые глаза равнодушно блестели на перепачканном угольной пылью лице. Маленькие, сверкающие чудо-шахматы он положил на колени Руки с обожженными ногтями какое-то мгновение ласково ощупывали боковину шкатулки. Легкий нажим на драгоценный камень — и крышка поднялась. Мак-Интайр повернул доску так, что я должен был играть за короля рыбу-молот. Играл я тогда не так уж скверно, и меня охватило честолюбивое желание показать ирландцу, на что я способен. Однако уже через десять минут моему королю пришлось худо. Ферзя — маленькую сирену — я потерял, равно как и обе ладьи и коня — морского конька. На следующем ходу серебряный слон-дельфин Мак-Интайра угрожал мне шахом. Как избежать опасности?
Близость черной горы мускулов сбивала меня с мысли. Жорж захлопнул дверцы своих топок и стоял позади ирландца. Он был хорошим игроком, мы с ним часами просиживали за доской. Может быть, он хотел подать мне знак? Я украдкой взглянул на друга. На покрытой черной пылью стенке котла он рисовал меч. Вот крестообразная рукоятка, вот длинный клинок. Я поразмыслил немного и склонился над крошечными фигурками. Меч? Конечно, Жорж имел в виду пешку. Я нашел выход! Одна моя пешка-рыбка пробилась далеко вперед. Вместо того чтобы уводить золотую рыбу-молот из-под угрозы шаха, я передвинул пешку вперед. Ирландец все внимание сосредоточил на моем короле. Объявив шах, он просто задергался от волнения. Возможностей у меня было не так уж много. Мне следовало продвигать вперед пешку и одновременно выйти из-под шаха. Глаза моего противника горели фанатическим блеском, он лихорадочно искал путь к победе над рыбой-молотом.
Я подумал, что Мак-Интайр, часто играя с самим собой, разучился следить за ходами противника. Из-под шаха я все-таки вышел. Теперь провести пешку оказалось сравнительно нетрудно. В глазах моего ирландца блеснул ужас, когда я снова ввел в игру золотую сирену. Теперь уже владыка морей Нептун был под шахом. Словно завороженный, склонился ирландец над доской. Рыбе-молоту улыбалась победа. Мы не знали, какова будет реакция Мак-Интайра, и теперь Жорж на всякий случай поглаживал рукоятку кувалды.
Мой противник попал в западню. Никому на нашем пароходе и в голову не могло прийти, что происходит здесь, внизу, глубоко под ватерлинией. Освещаемые пылающими топками, мы сидели и играли в шахматы. Но это было нечто большее, чем обычная игра. Исходу партии одержимый ирландец придавал какое-то фатальное значение.
Я играл теперь спокойно и рассудительно и вскоре снова объявил ему шах. Однако все мои козни, казалось, лишь убеждали Мак-Интайра, что это не я, а некая иная сила столь успешно играет против него. Сражался он отчаянно, однако его морской владыка оказался в безысходном положении. Следующим ходом я объявил ему мат. Ирландец вскочил. Несколько секунд он смотрел на меня пустыми глазами. Рот его открылся, руки судорожно подергивались. От испуга я выронил доску, и выскочившие из нее фигурки покатились в угольную пыль.
Жорж одним прыжком оказался рядом со мной. Но ничего не случилось. Колени Мак-Интайра дрожали. Крепкие руки бессильно повисли. Потом он закрыл глаза и, почти не размыкая губ, выдавил:
— ОН снова здесь. Здесь!
— Кто здесь, Мак? — отважился спросить я. Только теперь я окончательно убедился, что передо мной стоит несчастный, одержимый навязчивой идеей. Ирландец кинулся к железному скоб-трапу и, карабкаясь наверх, крикнул:
— ОН снова здесь. Здесь, рядом, и ОН знает, что я тоже здесь.
Я попытался успокоить его:
— Послушай, Мак-Интайр, прочисти-ка лучше свои топки. Тут никого нет, успокойся, возьми себя в руки. Кто может знать, что ты здесь, в кочегарке, посреди Индийского океана?
Однако ирландец вцепился в поручни и как бешеный рванул наверх. Жорж толкнул меня и крикнул:
— Живо! Беги за ним и смотри, чтобы парень чего-нибудь не натворил!
Я поднялся наверх и, выскочив из люка в темноту, с трудом отыскал сумасшедшего ирландца. Он
