человеком. Одним из нас. Его анкетные данные, пусть даже хранящиеся в недрах Великой Памятной Машины, не интересны ни современникам, ни потомкам. Важно лишь то, что он был, жил, являлся свидетелем, очевидцем и участником Великой Реставрации и оставил нам свой след. У нас много — множество! — таких же простых, неприметных людей, которые дойдут безвестными до потомков. Но — вот что самое важное — они обязательно дойдут! Помочь попасть им в будущее — наша задача сегодня. Ведь, как всем нам хорошо известно, завтра — это завтра, а будущее — это будущее. Завтра хоть потоп, но зато будущее — оно светло и прекрасно. Завтра вы, может быть, вцепитесь в горло друг другу, не страшно, зато в будущем наступит время, где все для Человека и все во имя Человека. Поэтому я предлагаю переименовать мемориал. Отныне он будет называться не «Музей Игоряши И.», а так: «Музей для Человека».
Под громкие и единодушные аплодисменты председатель снял с двери бронзовую табличку и вместо нее повесил новую — золотую, с чеканными буквами. Вдруг в музее послышались странные, неприятные для слуха, шлепающие звуки. Овация смолкла. Все обернулись. В дверях комнаты показалась восковая фигура с гвоздем в руке — тем самым, с которым Игоряша когда-то был изображен на картине. Трем женщинам стало дурно. Здоровяка лаборанта затошнило. Не глядя ни на кого, фигура приблизилась к золотой табличке, вчиталась в надпись, а затем принялась царапать мягкий металл гвоздем: вскоре от слова «для» не осталось и следа. Фигура удовлетворилась, отбросила гвоздь в сторону, вернулась к креслу и прочно уселась. Все присутствующие снова перевели взгляд на надпись — «Музей Человека» — и застеснялись.
— Ну, знаете, — сказал, покраснев, председатель комиссии, — я всего лишь рядовой член Межобластного секретариата по книжным делам, и решать данный вопрос не в моей компетенции. С одной стороны, идти на поводу у неодушевленного объекта мы, будучи марксистами-материалистами, не можем. Но, с другой стороны, вдруг эта фигура имеет административно-командные полномочия? Я умываю руки…
Комиссия уехала, пообещав доложить о случившемся в Книжный Центр. Собравшиеся разошлись. Музей временно закрыли.
Но золотую табличку на двери — под охраной милиционера — оставили.
