улья или птичьего гнезда.
— Так мог спрятаться испуганный ребенок, — предположил Херберт.
— Или предусмотрительный взрослый, — добавила Марша.
— Хорошее замечание. Где сейчас белый микроавтобус? — спросил Херберт.
— Он был на том же снимке, что и трейлер, — ответила Марша. — Никто из полицейских им не заинтересовался.
Обращение к ним было бы смерти подобно, подумал Боб. Местная полиция явно в сговоре с местной неонацистской милицией.
Впереди показался правый съезд с автобана. За ним простирались лесистые участки, места здесь были потрясающей красоты.
— Думаю, я уже там, где надо, — сообщил в трубку Херберт. — Есть какой-то маршрут, по которому я смог бы добраться до дерева, незамеченным полицией?
На другом конце линии провели приглушенное совещание, после чего снова заговорил Альберто:
— Да, Боб, есть. Вы можете покинуть автобан, взять еще правее от бокового съезда и проехать по проселку.
— Не могу, — возразил Херберт. — Если похитители направились в леса, а не уехали оттуда, мне не хотелось бы на них наткнуться. Или чтобы они наткнулись на меня.
— Ну хорошо, — согласился Альберто. — Тогда вы могли бы их объехать.., сейчас посмотрим, юго- восточнее.., э-э, приблизительно на треть мили ближе к ручью. Проезжаете с четверть мили дальше на восток до.., черт возьми, там нет ориентира.
— Я найду.
— Босс...
— Сказал же, найду. Куда потом?
— Потом вы проезжаете ярдов семьдесят пять на северо-восток до какого-то огромного старого дерева. Марша говорит, что это дуб. Но местность там крайне неровная.
— Что я не забирался по лестнице на вершину памятника Вашингтону. Поднимался, сидя на заднице, спиной вперед, а потом так же спускался, только уже вперед лицом.
— Знаю. Но дело было восемь лет назад да к тому же здесь, у нас дома.
— Все будет в порядке, — заверил Херберт. — Когда получаешь зарплату, приходится делать не только легкую, но и грязную работу.
— Это не называется грязной работой, босс. Немыслимо человеку в инвалидной коляске карабкаться по оврагам и переправляться через ручьи.
На мгновенье Херберт ощутил прилив сомнения, но тут же подавил его. Он хотел это сделать. Нет, ему это было попросту необходимо. И в глубине души он был уверен, что справится.
— Послушай, — заговорил Херберт, — полицию мы вызвать не можем — у нас нет уверенности, что кто-то из них не заодно с этими «партизанами». И сколько времени девчонка просидит там, прежде чем решиться обнаружить себя из-за того, что проголодается или устанет? У нас нет другого выбора.
— Выбор есть, — возразил Альберто. — На основе этих фотографий люди Ларри скорее всего придут к тем же выводам, что и мы. Давайте я им позвоню и узнаю, что они намерены делать.
— Отставить! — отрубил Херберт. — Я не стану греть свою задницу, пока чья-то жизнь подвергается опасности.
— Но тогда опасности подвергнутся обе ваши жизни...
— Мальчик, я сегодня уже подвергал себя опасности, просто сидя в этом чертовом автомобиле, — сказал Херберт, сворачивая с автобана. — Я буду осторожен, и я до нее доберусь, обещаю. А еще я возьму с собой телефон. Звонок-вибратор будет включен, но я не открою пасть, если стану подозревать, что кто-то нас слышит.
— Я, конечно, по-прежнему против, — твердо заявил Альберто. — Но все же удачи вам, босс, — помедлив, добавил он.
— Спасибо, — поблагодарил его Херберт, уже двигаясь по двухрядному шоссе. Впереди показалась площадка для отдыха с заправкой, закусочной и гостиницей с вывеской «Свободных мест нет». Это означало, что либо она забита неонацистами, либо владельцы, наоборот, не хотят с ними связываться. Херберт свернул на площадку и поставил машину за современным одноэтажным зданием. Затем он, скрестив пальцы к удаче, нажал на кнопку, чтобы выгрузить инвалидное кресло. Он опасался, что все эти гонки с битьем автомобилей могли повредить механику «мерседеса». Однако все оказалось в порядке, и пятью минутами позже он уже катил в кресле вверх по пологому склону в оранжево-голубом свете приближающихся сумерек.
Глава 36
Четверг, 17 часов 30 минут, Гамбург, Германия
Длиннющий лимузин подкатил к отелю, где ждал Жан-Мишель, ровно в половине шестого.
Послеобеденные выпуски новостей были заполнены сообщениями о пожаре в Сант-Паули, не обошлось и без обвинений в адрес владельца клуба. Феминистки были счастливы, и счастливы были коммунисты, а пресса вела себя так, словно сорвалась с цепи. Жан-Мишелю показалось, что Рихтера критиковали за его деятельность и сомнительные услуги его клуба так же широко, как и за его политические убеждения. Была прокручена старая запись, где он защищался, утверждая, что занимается бизнесом в сфере услуг «по обретению душевного спокойствия». Компания женщин расслабляет мужчин после стрессов, чтобы те могли успешно решать сложные проблемы. И, мол, именно его бизнес и предоставляет такие возможности.
А Рихтер отнюдь не дурак, размышлял Жан-Мишель, просматривая телевизионные передачи. Результатом обвинений со стороны феминисток, коммунистов и прессы — всех тех, кого недолюбливает средний немец, — становилось то, что людей, наоборот, тянуло ближе к национал-социалистам Рихтера.
Жан-Мишель вышел из отеля в пять двадцать пять. Ожидая под навесом у входа, он сомневался, приедет ли Рихтер. А если и появится, то не прибудет ли он вместе с набитым боевиками грузовиком, чтобы рассчитаться за пожар.
Однако это было бы не в стиле Рихтера. Насколько французы представляли, это было бы скорее в стиле Карин Доринг. У Рихтера были свои понятия о гордости. После того как лимузин остановился и швейцар открыл дверцу, Жан-Мишель обернулся и кивнул. Месье Доминик настоял, чтобы Анри и Ив отправились вместе с ним, и телохранители забрались в машину, прикрывая Жан-Мишеля спереди и сзади. Все трое уселись лицом назад и спиной к перегородке, отделявшей салон от водителя. Ив захлопнул дверцу. Лица французов приобрели нездоровый серый цвет из-за тусклого освещения, проникавшего сквозь сильно тонированные стекла.
Жан-Мишель не был удивлен, обнаружив, что Рихтер выглядит менее заносчивым, чем прежде. Немец в одиночестве расположился на заднем сиденье, прямо напротив них. Он сидел, совершенно не двигаясь, и молча смотрел на попутчиков. Даже когда Жан-Мишель поздоровался, он ответил лишь коротким кивком. С того момента, как машина тронулась, Рихтер не спускал глаз с французов. Выпрямив плечи и положив руки на стрелки коричневых костюмных брюк, он наблюдал за ними из тени заднего сиденья.
Жан-Мишель так и думал, что попутчик окажется не особенно разговорчивым. Однако, как говорил Дон Кихот, перевязать раны побежденного — обязанность победителя. Кроме того, были вещи, о которых следовало сказать.
— Герр Рихтер, — мягко обратился француз, — месье Доминик отнюдь не хотел, чтобы события развивались так, как это произошло.
Рихтер смотрел на Анри и теперь перевел взгляд на Жан-Мишеля, его зрачки переместились, словно крохотные шестеренки.
