Следующие несколько миль он и Майя молчали. Каждую секунду они ожидали, что на горизонте снова появится эта станция. Если учесть приемы Сына Мрака, то так оно и должно быть. Поймать их в замкнутую петлю и оставить тут.
«Интересно, — подумал Гилбрин, — заметил ли народ на заправке что-нибудь странное. Вероятно, нет. Властелин Теней аккуратен».
Никто не мог сказать, сколько прошло времени. Наверное, несколько минут, но они казались годами. Майя первая заметила щит, но на этот раз он указывал населенные пункты впереди. Список возглавлял Чикаго.
— Мы выбрались, — прошептала Майя. — Спаслись.
Гилбрин покачал головой, желая, чтобы это оказалось правдой. Ему подумалось, что жизнь становится слишком серьезной для одной из сторон его натуры. Когда-то, несмотря на ежеминутную угрозу уничтожения, все это показалось бы ему игрой. Теперь же он начал уставать.
— Ни от чего мы не спаслись, дорогая. Могу спорить, что все остальные дороги ведут в Чикаго. Могу спорить, что мы не сумеем удалиться от города дальше трех часов пути в любом направлении. Включая озеро Мичиган. Полагаю, что все остальные дороги ведут нас в никуда.
Ее смуглая кожа побледнела.
— Густонаселенный район…
— Да, Майя.
— Но тогда, он где-то там.
— Возможно. Он мог просто установить ловушку, а сам появится позже, чтобы сцапать нас, когда ему заблагорассудится. Для нас двоих это уж слишком. Вероятно, Сын Мрака использует эти силки, чтоб собрать нас как можно больше.
Нечто новое в его тактике. С возрастом он становится ленивее, охота утомляет его.
Майя уставилась в пустоту:
— Если он пытается побыстрее наловить нас, может, он чего-то боится?
На этот раз не понял Гилбрин:
— О чем ты, дорогая?
— Гил, ты же знаешь, что сейчас за времена. Может… — Она запнулась, не желая продолжать. — …может, он собирает нас вместе, как овец, потому что думает, скоро должно начаться следующее Странствие.
Ему хотелось выкрикнуть: не сейчас, не сейчас, когда они только что пришли в себя. Но он не смог. Конец наступал независимо от их желания. Он приходил, и все. Просто лотерея.
— Мы будем не первые, дорогая, кто, проснувшись, сразу же отрывал душу от своего нового дома. Может, ты и права. Мир никогда надолго не переживал это столетие. — Гилбрин почесал подбородок. — Пока не доберемся до города, убедиться мы не сможем. — Он улыбнулся. — Я знаю прекрасное местечко, где подают пиццу, если получится, двинем туда.
— Как ты можешь думать о пицце в такое время?
Он не изменил выражение лица, совсем не изменил, и это было уж слишком даже для такого шутника, как он.
— А как я могу не думать?
Майя вздохнула. Конечно, когда-то они были любовниками, но это вовсе не означает, что она до конца понимает Бродягу.
Погруженные в свои проблемы, эти двое не заметили одинокой фигуры, бредущей вдоль шоссе, тоже в город. В частности, Гилбрин, приди ему в голову обследовать этого человека с помощью своих необычных способностей, мог бы заметить в нем нечто странное. Человек шагал скованно, почти механически, а черты его лица, особенно нос, были уж слишком крупными. На самом деле любому смертному он больше всего напомнил бы птицу.
Гилбрин и Майя, присмотрись они повнимательней, увидели бы больше. Они могли бы понять, что лицо путника не просто напоминало птичье, но, если отбросить чары, просто было лицом птицы.
Точнее — попугая.
3. Тени умерших городов
Мальстрем ушел.
Сначала Голландец спросил себя «сколько это длилось?», потом «где я?».
Вопросы. Одни вопросы. Ответы находились редко. Низвержение в Мальстрем оставило лишь бессчетные обрывки воспоминаний. Снова и снова он видел лица гибнущих людей, молящих о покое, которого им не дано. Видел призрачные города, города в прошлом, настоящем и будущем каждого из погибших уже миров. Видел смертные муки каждого земного мира.
Нынешний его мир был погружен во тьму. Интересно, что случилось со светом? Потом Голландец понял, что тьма идет изнутри. Веки его все еще были плотно сжаты. Неохотно, но с надеждой он заставил себя медленно их приоткрыть.
Бог знает, что он увидит, но что угодно будет лучше, чем…
Люди были кругом.
Мир взорвался картинками и звуками. Он стоял на шумной улице. Во всех направлениях сновали люди, не различая тротуар и проезжую часть. На дороге толкалось не меньше народу, чем на тротуаре, хотя там же оживленно двигалась, игнорируя все и всех на своем пути, масса всякого рода экипажей, включая кареты. Люди были одеты очень разнообразно, причем у некоторых фасоны настолько различались, что странно было их видеть в одном и том же месте.
Голландец опустил голову и взглянул на себя самого, согнул ногу и убедился, что она в полном порядке. Как и всегда, все его травмы исчезали, как только он приземлялся. Он никогда не мог понять, как и почему они исцелялись. Он ощущал лишь благодарность, что боль прошла и он снова может двигаться.
Люди все шли мимо, не обращая внимания на его присутствие. Разумеется, большинство из них, не имея истинного Зрения, и не могли его видеть. Если бы он привлек к себе внимание, на мгновение они увидели бы его и тут же забыли.
Один-два человека из толпы поглядели в его сторону, люди, одаренные задатками Зрения, но и они не смогли увидеть достаточно, чтобы проникнуться интересом. Голландец не ощущал вокруг никого, обладающего чем-либо большим, чем малая толика способностей. Это означало, что он мог облегченно вздохнуть и заняться наблюдением.
Вокруг было столько цветов! Красные, синие, зеленые, золотые — так много цветов и еще больше оттенков. Одежда выглядела странно. У некоторых она чуть-чуть прикрывала тело, а других грозила задавить в пышных складках. Некоторые мужчины носили шляпы, у других были удивительные прически. Чего-то недоставало, но чего именно, он понять не мог.
Вдруг он увидел элегантный экипаж, проехавший сквозь мужчину и женщину, в экипаже их видели так же ясно, как они сами друг друга. Голландец огляделся и заметил, что многие пешеходы и повозки проходят друг сквозь друга.
Тени. Большая часть людей и экипажей были призраками прошлого, хотя среди них, вероятно, было немало и из будущего. Невидимый путник взглянул вверх, заметив причудливые сооружения, в которых сумасшедшим образом смешались архитектурные достижения по крайней мере целого столетия.
Усилием воли он сместил призраки на задний план и заставил себя увидеть улицу такой, какой она была сейчас. Сотни, а может, и тысячи фигур и экипажей исчезли, но на тротуарах все равно оставались толпы народу, а по дороге в несколько рядов медленно двигались повозки. Он вспомнил — автомобили. Примета второй половины двадцатого века. Судя по его предыдущему опыту — последнего целого века.
Без сомнений, это означало, что Конец близок. Нестабильности он не чувствовал, никаких намеков, что этот мир вдруг разорвется на части и унесет с собой всех и вся. Однако именно так, без всякого
