Нам предстояло в наикратчайший срок изучить, а затем отлично освоить новые самолеты. Погрузились мы в занятия с головой.
Крепкая дружба завязалась у нас с техниками и механиками самолетов. В газетах их называли неутомимыми тружениками. Так оно и было. Мы изучали материальную часть по «живым» самолетам, и техники, не жалея сил, старались сделать все, чтобы мы как можно лучше знали самолет — одноместный истребитель «ЛА-5» конструкции Героя Социалистического Труда Семена Алексеевича Лавочкина.
С механиком самолета, комсомольцем сержантом Виктором Ивановым, я очень подружился. Помогая ему готовить материальную часть, я как бы входил в его роль и благодаря этому еще глубже изучал самолет.
Много с нами занимался старший инженер полка коммунист Фрайнт — опытный, знающий специалист, настоящий энтузиаст своего дела. В полку он с первого дня войны. Умело и грамотно руководил инженерно-авиационной службой. Материальную часть самолета и мотора, эксплуатацию самолета знал отлично. В боевой обстановке он так умел наладить работу, что самолеты никогда не подводили летчиков в воздухе. Имел правительственные награды.
— Летно-тактические данные «ЛА-5» лучше, чем данные «фокке-вульфов», «мессершмиттов» и всех немецких истребителей. А чтобы из него все выжать, надо хорошо его знать. Надо умело его эксплуатировать и на земле и в воздухе, — повторял он, — чтобы в бою чувствовать дыхание самолета и по кабине не шарить.
Он сам все показывал, объяснял нам — настойчиво, терпеливо, никогда не раздражаясь. Говорил спокойно, и только легкое подергивание головы — нервный тик — выдавало его волнение или недовольство.
— Душа человек наш инженер, — с восхищением говорил Габуния.
— Оседлайте технику, — любил повторять старший инженер, — и она покажет чудеса.
А после занятий нередко напоминал нам:
— Не забудьте: «ЛА-5» сложнее, чем «И-16», и требует еще более тщательного изучения. Если что непонятно — обращайтесь ко мне. Днем и ночью обращайтесь. Всегда помогу.
В конце декабря мы собрались у самолетов — сдавали зачеты по материальной части. Инженер полка со всей строгостью проверял наши знания и остался доволен: мы так упорно и старательно готовились, что почти все летчики сдали зачеты на «отлично». Теперь нам предстояло закрепить свои знания в учебных полетах.
На ивановском аэродроме
Мы с нетерпением ждали, что вот-вот на аэродроме приземлятся самолеты для нашего полка. Но их все не было. И мы заметили, что наш командир чем-то озабочен и даже встревожен.
Оказалось, получен приказ о нашем перебазировании в Иваново, где нам, как говорили, снова предстоит переучиваться. Командир стремился на фронт, и, разумеется, такое промедление его до крайности огорчало. Нас также: неужели не придется воевать на «ЛА-5», материальную часть которых мы так тщательно изучили?
Несколько дней командир провел в хлопотах. И наконец радостная весть! В Иванове мы получим «Лавочкиных». Командир успокоился, а мы все теперь уже радовались, что поедем в Иваново и оттуда вылетим на фронт на наших самолетах.
И вот мы в Иванове. Узнаем, что здесь переучиваются на «ЯКах» французские летчики эскадрильи «Нормандия» под командованием Жана-Луи Тюляна.
Четырнадцать отважных французских летчиков и пятьдесят восемь механиков прилетели из Алжира через Иран к нам в страну, чтобы сражаться с нашим общим врагом — немецкими фашистами. Летчикам было разрешено выбрать любые самолеты. Они выбрали самолеты советского производства. И, стремясь скорее попасть на фронт, усиленно тренировались. Мы следили за их полетами и говорили:
— Молодцы! Летают отлично. Может, рядом будем прикрывать наши наземные войска, бить воздушного врага.
Возможно, что потом мы и встречались в воздухе, когда вели бои с фашистами на Воронежском фронте.
На аэродроме мы не отходили от «Лавочкиных». Мощные тупоносые машины стояли в ряд. Все они на вид одинаковы, но у каждой свои особенности, неуловимые с первого взгляда.
Мне очень нравились новые самолеты — я не мог на них наглядеться.
Мои учителя и наставники воспитали во мне чувство глубокого уважения к машине, и я привык относиться к самолету, как к живому существу, — мне казалось, будто он всем своим видом говорит: «Изучишь меня — буду служить тебе. Станешь относиться небрежно — накажу». Я всегда помнил о том, сколько мысли и труда вложили в него конструкторы, инженеры, техники, рабочие, особенно сейчас, в дни войны. И тщательно готовился к полетам.
Сначала командир и замполит выполнили показные полеты. Как послушны были грозные боевые машины в умелых руках! И это придало нам уверенность в своих силах.
Затем нас построили, и командир части сказал:
— Самолетов с двойным управлением у нас нет. А время не ждет. Поэтому сегодня вы начнете выполнять полеты самостоятельно. Вам доверяются самолеты, на которых вы будете воевать. Со всей строгостью отнеситесь к сегодняшним полетам. Главное, спокойно и уверенно выполняйте каждый элемент полета. Особое внимание обращайте на посадку — тут уж мешкать нельзя. По радио вам будет подсказано, что возможно. И помните: не теряться ни при каких обстоятельствах! Уверен, вы с честью выполните задачу.
Командир доверял нам, он был в нас уверен, хоть и волновался. Мы понимали, что Солдатенко подошел не по-казенному к сложному делу, за которое отвечал головой. И стали уважать его еще больше. А он поистине с отеческой заботой отнесся к нам: считал своим долгом проводить и встретить каждого. Влезал на плоскость самолета и напутствовал летчика, сидевшего в кабине:
— Не волнуйся: все будет в порядке.
Командир радовался удачному вылету и, когда летчик приземлялся, бежал встречать его.
Он именно бегал, чтобы всюду успеть. И успевал.
Вот и моя очередь. Подхожу к самолету и приветствую его по всем правилам, как командира. Делаю это вполне серьезно. Но вдруг мне пришло в голову, что товарищи смеются, видя, как я здороваюсь с машиной. Оглянулся: нет, все стоят у своих самолетов, поглощены мыслями о предстоящем вылете.
Не успел я после первого полета вылезти из машины, как командир подбежал ко мне, пожал руку:
— С успешным вылетом, товарищ старший сержант. Очень рад за вас. Пока все идет хорошо, — уже на ходу добавил он и побежал к самолету, в котором сидел Амелин.
В тот памятный для меня день, о котором я сейчас расскажу, я еще сильнее почувствовал его заботу.
Мне предстояло сделать последний тренировочный полет. Перед вылетом пробую мотор: показалось, что он не развивает полных оборотов. Подзываю механика. Он встревожился:
— Непременно надо выяснить, в чем дело.
Подошел командир эскадрильи и недовольно сказал:
— Товарищ старший сержант, что вы тут газуете, что медлите? Ведь вам приказано сделать два полета. Вылетайте немедленно.
И я из ложного стыда, чтобы никто не подумал, будто я чего-то боюсь, вырулил на старт.
Даю газ и взлетаю. Внимательно прислушиваюсь к работе мотора. На высоте пятьдесят метров я почувствовал, что с мотором действительно происходит что-то неладное. Тяга начала падать. Самолет терял скорость. Как бы не свалиться на крыло — это гибель. Медлить нельзя. Энергично отдаю ручку от себя и перевожу самолет в планирование.
