Россия век XX-й. 1939-1964

дает основания сделать вывод, что в 1946-1953 годах отнюдь не было той «безличной» махины политического террора, которая обрушилась на многие сотни тысяч людей в довоенное время. Скорее уж напротив: целый ряд репрессий 1946-1953 годов были инициированы отдельными лицами.

Правда, во многих сочинениях и террор второй половины 1930-х годов целиком приписывают отдельным лицам – Сталину, Ягоде, Ежову, Кагановичу, Молотову, Жданову, Хрущеву, Маленкову и т.п. Однако это уместно только в отношении репрессий в самом верхнем слое; неверно, да и просто нелепо полагать, что около 2 млн. осужденных тогда по политическим обвинениях людей (из них – около 700 тыс. со смертными приговорами) были непосредственными жертвами Сталина и других отдельных лиц. Они представляли собой жертвы самого тогдашнего «климата», царившего в партии и власти (сверху и донизу), которые в сущности предались «самопожиранию» – что я стремился показать в главе «Загадка 1937 года».

После войны «климат» был уже совсем иным, и многое зависело теперь от сознания и поведения отдельных лиц во власти. Выше сообщалось, например, что министр ГБ Абакумов отказался предъявлять обвинения в «терроризме» врачу Я. Г. Этингеру (на чем настаивал Рюмин) и юношам и девушкам, создавшим «Союз борьбы за дело революции», а злодей Рюмин, добившись ареста Абакумова, жестоко расправился с этим «Союзом» и развернул «дело» Этингера в «дело» почти трех десятков высокопоставленных врачей… И, конечно же, решающую роль сыграл здесь сам Сталин, который поверил Рюмину, а ранее, в 1949-м, поверил в так называемый ленинградский «заговор» (не исключено, что и тут не обошлось без какого-нибудь Рюмина, о коем, правда, ничего неизвестно – по крайней мере пока).

Как говорилось выше, в последние годы жизни подозрительность Сталина явно приобрела маниакальный характер, что достаточно четко проявилось как раз в его отношениях с Рюминым: он поверил его доносу и высоко вознес его, затем, полтора года спустя, вообще изгнал его из ГБ, однако доносу все же продолжал верить… Нередко утверждают, что «безумие» владело Сталиным и в 1937 году, однако, если уж на то пошло, «безумие» владело тогда массой людей, – иначе бы террор захватил только тех, о ком вождь так или иначе знал лично, а не почти два миллиона человек…

Вполне вероятно, что вышеизложенное будет воспринято теми или иными читателями с недоумением либо даже возмущением. Вот, мол, нас призывают чуть ли не радоваться тому, что политический террор в послевоенное время становится менее массовым и жестоким, между тем как этот террор – при любых его масштабах и относительно малом числе смертных приговоров – все равно явление чудовищное.

Однако никуда не деться от того факта, что каждая «настоящая» революция являет собой в принципе уничтожение существовавшего до нее общества в целом. Вспомним, что Наполеон был возведен в главные полководцы Французской революции потому, что «отважился» в упор расстрелять из пушек безоружную толпу парижан (такое было впервые в истории…), и то, что происходило в России в 1917-1921 годах, не могло не «воспитать» массу готовых к беспощадным репрессиям деятелей.

И, говоря о весьма значительном уменьшении количества политических репрессий в послевоенные годы (и тем более смертных приговоров), я предлагаю, конечно же, не «радоваться» этому, а осознать закономерную «дереволюционизацию» страны (ибо именно революция отменила все правовые и моральные нормы, и ее идеологи – как не раз было показано выше – совершенно открыто об этом объявляли). Притом нельзя не подчеркнуть, что это уменьшение масштабов и жестокости репрессий происходило в напряженнейшей ситуации «холодной войны» и угрозы атомного нападения США, и, следовательно, перед нами закономерный ход «внутреннего» развития страны.

* * *

В заключение этой главы целесообразно коснуться еще одного явления послевоенных лет – начавшейся в январе 1949 года «борьбы с космополитами» (в бранном словоупотреблении – «безродными космополитами»), – тем более, что ныне это явление характеризуется чаще всего крайне неадекватно. Так, например, бывший «космополит» А. М. Борщаговский, выступая в 1998 году вместе со своим собратом Д. С. Даниным в телепрограмме «Старая квартира. Год 1949-й», многозначительно сообщил (впрочем, точно я не помню – возможно, это сделал не он, а Данин), что вот, мол, мы только двое и уцелели из «космополитов». И малоосведомленные телезрители (а таких – большинство) вполне могли подумать, что другие «космополиты» были казнены. А ведь почти все причисленные к этой «категории» люди родились в 1890-1900-х годах (Борщаговский и Данин принадлежали к самым молодым из них – 1913 и 1914 г. рожд.), и чтобы «уцелеть» к 1998 году, им надо было дожить до ста или по меньшей мере до девяноста лет…

Вообще, как явствует из фактов, «борьба с космополитами» – которые являлись театральными, литературными и художественными критиками – представляла собой, в основном, не политическое, а литературное (и шире, «искусствоведческое») явление, и хотя те или иные лица – прежде всего Константин Симонов, – как мы увидим, пытались превратить его в политическое (делая это либо из-за особой вражды, либо с перепугу), эти попытки остались тщетными. Могут возразить, что один из «космополитов», И. Л. Альтман, был все же ненадолго арестован; однако это произошло 5 марта 1953 года, то есть в день смерти Сталина, и объяснялось, вероятно, растерянностью каких-либо лиц в МГБ.

Следует сказать еще и о том, что некоторые люди, объявленные «космополитами», например, критик и литературовед И. М. Нусинов, были арестованы как участники «сионистского заговора», но тот же Нусинов пострадал не из-за своей литературной деятельности, а в качестве активного деятеля ЕАК.

В общественное сознание давно внедрено представление о критиках-'космополитах' как о живущих только интересами подлинного искусства личностях, составивших далекий от властей и вообще всего «официального» критический цех, который, естественно, не только поддерживал все лучшее, но и критиковал недостойное, чем нажил злобных врагов, обрушивших на него страшные гонения.

Прежде всего едва ли есть основания считать причисленных к «космополитам» критиков служителями истинного искусства. Борщаговский в своих мемуарах «Записки баловня судьбы» пишет, например, о своем собрате А. С. Гурвиче: «мысль его чиста и благородна. Он ищет близости в духовности, в нравственном уровне людей» и т.п. (с.79). Однако ведь этот самый «благородный» Гурвич в 1937 году изничтожал Андрея Платонова, который подвергся жестокому гонению в 1930 году за свое произведение о трагедии коллективизации и в 1937-м с трудом издал небольшую книгу «Река Потудань», а Гурвич тут же на нее набросился (много позднее, в 1997 году, поэт С. И. Липкин писал, что в 1949-м «ветхозаветный Бог мести наказал Гурвича»). Другие «космополиты» – Б. В. Алперс, С. Д. Дрейден, В. Я. Кирпотин, И. М. Нусинов – в свое время жестоко травили Михаила Булгакова.

Борщаговский сопоставляет участь критиков-'космополитов' с судьбой издававшегося в 1930-х годах журнала «Литературный критик», который, по его словам, «был прихлопнут по инициативе Фадеева в 1940 году». Роль Фадеева в этом недобром деле мне неизвестна, но известно, что И. Л. Альтман (тот самый) опубликовал тогда уничтожающую статью, обвиняя сотрудников журнала в «антипартийности».

Далее, не соответствует действительности представление, согласно которому «космополиты» были далеки от властей, являлись, так сказать, чисто «творческими» личностями. В 1946-1948 годах Л. М. Субоцкий был секретарем Правления Союза писателей СССР, И. И. Юзовский и Г. Н. Бояджиев поочередно занимали пост председателя Объединения театральных критиков СССР, Л. А. Плоткин являлся заместителем директора Института русской литературы, В. Я. Кирпотин исполнял ту же должность в Институте мировой литературы и т.д. И даже самые молодые из «космополитов», Борщаговский и Данин, успели к 1949 году, оказаться в «начальниках»: первый был одним из ведущих членов редколлегии «Нового мира» и, одновременно, заведующим литературной частью Театра Красной Армии, принадлежавшего к важнейшим, второй исполнял обязанности председателя комиссии по теории литературы и критике Союза писателей СССР.

Наконец, ложно широко распространенное мнение, что на мирно служивших делу искусства