голоден...
Да! Боль в животе у меня была не только следствием ранения.
— Думаю, да. Я что-нибудь ел?
— Лишь немного бульона. Хочешь еще? У меня есть похлебка из мидий!
— Как насчет банановых оладьев?
— О да!..
Марджори принесла мне еду на маленьком подносе и принялась кормить меня с ложечки, словно ребенка; я был слишком слаб, чтобы противиться этому.
— Марджори... ты такая... такая красивая, — запинаясь, произнес я.
— Поспи еще немного, — сказала она в ответ. — Врач говорит, что тебе нужен покой.
Врачом оказался приятель де Мариньи Рикки Оберуорт, который потерял свое место в тюремной больнице Нассау, так как его медицинское освидетельствование Фредди не подтвердило версию Мелчена и Баркера об опаленных волосах. Оберуорт — худой темнокожий мужчина сорока с лишним лет, в очках с черной оправой — заглянул ближе к полудню, осмотрел мою рану и сделал перевязку.
— Что ж, дело пошло на поправку, — объявил он. Рикки говорил с тевтонским акцентом, и это напомнило мне о том, что он был беженцем из Германии и одним из многочисленных евреев, которых уважали в Нассау из-за их медицинских навыков.
— Боль совершенно пустяковая, — сказал я. — Не тратьте на меня болеутоляющее.
— Это требовалось вам лишь в первый день. А начиная с сегодняшнего утра вы будете принимать обезболивающее в таблетках, — произнес врач, и, помедлив, добавил: — Знаете, мистер Геллер, вы везучий человек!
— Почему это врачи всегда говорят именно таким невезучим ребятам как я, что они счастливчики? — поинтересовался я.
— Пуля прошла навылет, — принялся объяснять доктор Оберуорт, — и не нанесла никаких повреждений, так что не пришлось даже ничего зашивать. И все-таки, я хотел положить вас в госпиталь, но ваш ангел-хранитель из британской военно-морской разведки мне этого не позволил. Он считал, что вам лучше находиться в каком-нибудь укромном местечке, и, поскольку вы потеряли не много крови и переливание вам не требовалось, я согласился.
— А как он догадался принести меня именно сюда?
Закончив перевязку, врач натянул на меня ночную рубашку и, словно заботливый отец, накрыл одеялом.
— Не знаю, — ответил Рикки. — Ваш друг Флеминг весьма неохотно делится информацией...
Когда врач ушел, я спросил Марджори, не возражала ли леди Оукс против моего присутствия здесь?
Она улыбнулась озорной улыбкой.
— А леди Оукс не знает о том, что ты здесь. Она сейчас в Бар-Харбор.
— А как насчет Нэнси?
— Она тоже не в курсе.
Помолчав, я произнес:
— Я убил женщину.
Она моргнула.
— Что?
— О Господи! Я убил женщину, — повторил я. — Боже мой!..
С горестным выражением на лице она присела на краешек постели и обняла меня, словно большого ребенка. Впрочем, я действительно плакал как младенец. Сам не знаю почему, ведь потом, оглядываясь назад, убийство леди Дианы Медкалф казалось мне не только логичным, но и необходимым, и даже желательным. В конец концов, она была одним из самых коварных гангстеров из всех, что встречались на моем пути.
Но теперь я плакал. Думаю, я был расстроен не столько смертью девушки, которая из самых трущоб пробила себе путь в круги общества, приближенные к королевской семье, хотя, возможно, она и заслуживала этого. Скорее всего, я оплакивал гибель забавной плутоватой дамы из высшего света. Марджори так и не спросила меня, что я имел в виду; она не стала расспрашивать меня о женщине, которую я убил. Конечно, это не могло не заинтересовать ее, но она знала, что мне нужен покой, а никак не расспросы и тем более не воспоминания.
Она была особенной, моя Марджори, и теперь, глядя в прошлое, я не могу взять в толк, почему я не увез ее с собой на какой-нибудь далекий остров, не стал выращивать урожай и не завел детей — чернокожих, белых или пятнистых. Ведь, когда с тобой рядом такая женщина, о чем еще можно мечтать?
Потому-то я и ревел так долго. Временами чувство печали или вины, или Бог знает чего еще, поднималось во мне по отношению к Ди. Это чувство было сродни всепоглощающей горечи, которую я ощущал от сознания того, что милая женщина, обнимавшая, утешавшая и выхаживавшая меня, была так же утрачена мной, как и та, что умерла.
Я плакал не только из-за Ди. Я плакал из-за обеих женщин, которых потерял на Карибах.
В тот вечер Флеминг возник на пороге, словно призрак. На нем была голубая спортивная куртка, бледно-желтая рубашка и белые брюки. Он был похож на экстравагантно одетого туриста.
— Я вижу, ты снова вернулся в мир живых, — вяло улыбаясь, произнес он.
В комнате горела лишь маленькая лампа и в полумраке на его скуластом лице лежало множество теней.
Марджори остановилась в дверях, застенчиво глядя на нас.
— Я пойду погуляю, пока вы будете здесь беседовать, — сказала она.
Флеминг улыбнулся ей, окончательно смутив девушку.
— Спасибо, милая.
Просияв, Марджори скрылась за входной дверью.
Улыбка Флеминга съехала куда-то в сторону.
— Приятная девушка, — проговорил англичанин. — Тебе повезло, что у твоей сиделки оказались такие выдающиеся качества.
— Похоже, ты ей тоже понравился, — сказал я.
Он извлек сигарету из своего золотого портсигара.
— Я нравлюсь многим женщинам, — заметил Флеминг. — Хочешь закурить?
— Нет, спасибо. Я не в настроении.
— А как ты себя чувствуешь?
— В порядке, более или менее. Немного больно.
— Где — в боку или в душе? — спросил Флеминг.
— Будь поразборчивей в средствах. — Произнес я и добавил: — Зачем ты принес меня сюда, Флеминг? Откуда ты знал, что нужно нести меня именно к Марджори?
— Ты что, действительно ничего не помнишь? — удивился британский агент.
— О чем именно?
Его губы изогнулись в улыбке.
— О том, что ты сам попросил меня об этом. Ты был почти без сознания, но отчетливо произнес: «Марджори Бристол», а когда я спросил, где найти ее, ты сказал: «Коттедж для гостей в „Вестбурне“ 383». А затем закончил свою речь, отхаркиваясь кровью.
— А что произошло с Дианой? Она ведь умерла, не так ли?
Англичанин кивнул.
— Заупокойный молебен назначен на завтра. Нэнси в полном отчаянии, бедняжка. Ты знаешь, ведь Диана погибла при шторме — пошла ко дну вместе с яхтой, которая носила ее имя. Тело так и не нашли; должно быть, его поглотила морская пучина.
Я грустно усмехнулся.
— Вы, секретные агенты, действительно неплохо умеете «наводить порядок», так ведь?
— Мы вынуждены это делать, особенно, когда такие, как вы, вносят беспорядок в дела. Кроме того,
