разрешается ездить на автомобилях. И потом, с каких это пор взрослые стали брать себе в союзники маленьких детей, да еще своих собственных?
– Дети, – строго спросил Игнатьев, – что вы тут делали?
И только сейчас он прислушался к шумевшим вокруг него людям. Говорили о его дочерях неодобрительно, слышалось даже слово «безобразие». Многие не знали, что здесь происходит, но на всякий случай останавливались. А один студент художественного училища сначала присел на корточки на асфальте, потом выпрямился и сказал:
– Это же искусство!
– Да что тут происходит? – спросил папа.
– Встали вот твои дочери поперек дороги и не дают проехать. Что прикажете делать?
– Ира, вы зачем здесь безобразничаете? Ведь это дорога!
– Во-первых, здесь очень редко ездят, – начала Ира.
– Мы здесь город строим! – сказала Оля. – Вот так!
– Да-а, а разве по домам ездят? – взбунтовалась Марина.
– Папочка, папочка, этот дядя разрушит наши домики! – Танечка уже перестала плакать, хотя еще боялась оторваться от своего папочки.
– Ну, Игнатьев! – вспылил Чичурин.
– Хоть бы разошлись, что ли, – вздохнул Игнатьев, устало оглядывая собравшихся. – Ничего ведь не произошло. Сейчас мы разберемся. Товарищи, расходитесь, пожалуйста.
Собравшиеся стали расходиться.
– Закурим, что ли, – предложил Мичурин. – Все равно опоздал. Хотел на седьмой объект съездить. Не успею теперь... Ну и дочери у тебя. С характером.
– Да, этого им не занимать. Всегда вместе, вот у них сил, баловства и чудачеств всяких получается в квадрате. А почему они тут выстроились-то?
Трое девочек стояли, не сходя с места. Немного сердитые, но нисколько не испуганные и даже радостные, потому что отстояли свое, не испугались ни «Волги», ни только что окружавших их прохожих.
– Еду я, – сказал Чичурин. – А они на асфальте на коленках ползают. Рисуют что-то. Я сбавил скорость. А сам думаю – разбегутся сейчас. А они словно и не замечают. Я даже просигналил им, благо тут автоинспекция редко появляется. Не услышать меня они не могли. Нет, ползают, словно не замечают. Сигналю еще. Поднимается твоя средняя...
– Олька?
– Она самая. Встала и руки в стороны расставила. Кричит что-то. Я остановился. Пока вылезал из машины, они уже все четверо...
Какая-то светящаяся стрела-молния беззвучно пронеслась мимо них. Потом раздался негромкий хлопок. Двое взрослых вздрогнули от неожиданности. А лица девочек словно засветились каким-то торжеством, каким-то детским превосходством над взрослыми.
– Сейчас еще один цветочек будет, – сказала Танечка и посмотрела снизу вверх на папу, словно ожидала одобрения или поддержки.
– Здесь скоро все будет засеяно цветами, – сказала Оля, упрямо сдвинув брови.
– Ага! Чтобы их машинами давили? – поджав губы, спросила Марина, обращаясь, конечно же, к взрослым.
– Ох эти взрослые, – вздохнула Ира. – Разве они поймут.
– А ну-ка, помолчите минутку, – строго сказал папа и добавил, обращаясь к Чичурину: – Ну и что дальше?..
– Ну, вылез я. А они говорят, что дальше дороги нет. Дальше начинается город.
– Что еще за город?
– Город на асфальте. На асфальте город. Значит, машинам ездить нельзя. Вот ведь как рассуждают. Полюбуйся.
– Мел где взяли? – полюбопытствовал папа.
– В магазине купили, – ответила Ира.
– В классе взяли, – отвернулась Оля.
– У девочки у одной, – пожала плечами Марина.
– Папочка, папочка, а мне Ира дала один кусочек, – заторопилась, проглатывая буквы, младшая дочь Игнатьева.
– В классе брать нельзя, – отрезал папа. – Нехорошо это.
– Знаю, – сказала Ира. – Не будем больше.
Папа и Чичурин сделали несколько шагов. И вдруг папа чуть не упал. Прямо перед ним, не более чем в метре, из асфальта вытягивался стебель какого-то растеньица. Он достиг высоты сантиметров в двадцать. Уже и листочки были на нем, густо-зеленые с темноватыми прожилками. На конце стебля возник бутон, и через десять секунд перед потрясенным папой расцвел цветок. Мраморно-белый, сочный, с пятью лепестками, необычный и очень-очень красивый.
– Вот и расцвел цветочек! – крикнула Танечка и выпорхнула из-под папиной руки.
Трое других девочек перестали изображать живую стену и тоже подошли к цветку, стараясь не наступать на белые линии мела на асфальте.
– Ой, какой красивый, – прошептала Оля. – Такого еще не было. Правда ведь, девочки?
– Был, – уверенно сказала Марина. – У сто первого дома позавчера такой распустился.
– Все-то ты знаешь, – вздохнула Ира. – Энциклопедический ум.
– Вы что, серьезно, что ли, хотите сказать, что цветы вот так из асфальта и вырастают? – спросил папа.
– Папочка! – испуганно крикнула Таня. – Ты на домик наступишь!
Папочка поспешно сделал шаг назад.
– Я что-то тоже не слышал, чтобы из асфальта цветы лезли, – поддержал Игнатьева Чичурин.
– Так ведь здесь не слушать, а смотреть надо, – сказала Оля и исподлобья взглянула на взрослых: как расценят ее дерзость?
– Это космические корабли маленьких человечков, – пояснила Ира.
– Что же им, и не приземляться теперь? – недовольно спросила Марина.
– Ах, корабли звездных пришельцев, – с облегчением рассмеялся папа.
А в это время по воздуху опять чиркнула белая молния.
– Еще два домика нужно строить, – сказала Ира.
– Мы им вчера концерт устраивали, – качала Оля. – Они очень любят музыку. Просили сегодня вечером еще раз сыграть. Ты, папочка, дашь нам большой аккордеон?
– Это кто же такие «они»? – переспросил Чичурин.
– Маленькие человечки, – сказала Ира.
– Папа, разве ты их не видишь? – спросила Оля.
Папа внимательно посмотрел на асфальт. Ну что ж. Его дочери умели рисовать. Особенно старшая. А фантазии хватает у всех четверых. На асфальте были нарисованы дома, около десяти домов. Одноэтажные и двухэтажные. Из кирпича и бревен. С резными наличниками, крылечками, трубами, палисадниками, дорожками. Городок был цветной. Фантазия девочек странно и причудливо трансформировала привычные представления об архитектуре городов. Нечего было даже и пытаться понять стиль этого разноцветного городка. Это был особый детский стиль. Здесь одна стена могла быть выше другой, а крыша покрывать только половину дома, труба смешно заваливалась набок. Цветок мог быть выше дома, а маленькие смешные человечки...
Папа вдруг страшно удивился. Вот человечки-то были нарисованы не детской рукой. Фигурки застыли в самых разнообразных позах. Вот женщина, развешивающая занавески на окнах потешного домика. Садовник, поливающий клумбу. Бабушка в окружении внучат. Мужчины, собравшиеся в кружочек. Выписана была каждая морщинка на лице, каждая складка одежды. Выражения лиц были схвачены предельно реалистично. И хотя фигурки напоминали сказочные персонажи, в их изображении чувствовалась рука художника.
