Адриан Кона Дойл
Рубин «Абас»
Просматривая свои заметки, я нашел запись о том, что первая зимняя вьюга в 1886 году разразилась вечером 10 ноября. В тот день с утра было пасмурно, холодно, за окнами выл резкий, пронизывающий ветер. А когда рано наступившие сумерки сгустились в непроглядную темень, уличные фонари на Бейкер-стрит осветили первый шквал мокрого снега, летевшего вдоль тускло поблескивающей пустынной мостовой.
Не более трех недель прошло с тех пор, как Шерлок Холмс и я вернулись из Дартмура, закончив расследование того выдающегося дела, подробности которого я впоследствии описал в повести «Собака Баскервилей». За это время к моему другу несколько раз обращались за консультацией, но ни одно из этих дел не привлекло Холмса, любившего случаи необычные, сложность которых вдохновляла его единственный в своем роде дар логического мышления и дедукции.
Огонь весело потрескивал в камине. Откинувшись на спинку кресла, я созерцал уютный беспорядок, царивший в нашей гостиной. За окнами бесновался ветер, в стекла барабанил дождь. Но эти звуки только усиливали ощущение внутреннего покоя. Холмс сидел в своем кресле по другую сторону камина и лениво листал записную книжку, в которую он только что занес запись, озаглавленную «Баскервиль».
Просматривая фамилии и заметки, которыми были заполнены страницы книжки, он время от времени довольно улыбался и издавал неопределенные восклицания. Я отбросил номер «Ланцета», решив расспросить своего друга по поводу нескольких фамилий, которые были мне неизвестны, как вдруг сквозь завывания ветра послышались слабые звуки дверного колокольчика.
— К вам кто-то идет, — сказал я.
— Это несомненно, клиент, — ответил Холмс, откладывая в сторону свою записную книжку. — И по неотложному делу, — добавил он, бросив взгляд в окно. — Такие неприветливые вечера — всегда вестники… Его слова были прерваны топотом ног по ступенькам лестницы, дверь распахнулась, и, споткнувшись на пороге, в комнату ворвался посетитель.
Это был толстый, невысокого роста мужчина в котелке, повязанном сверху шерстяным шарфом. Он был закутан в плащ, с которого капала вода. Холмс наклонил абажур лампы так, чтобы она осветила пришельца. На какое-то мгновение посетитель застыл в неподвижности, разглядывая нас; капли воды стекали с его мокрой одежды и расплывались в темные пятна на ковре. Он мог бы показаться комичным, этот коротконогий толстяк с оплывшим лицом, обмотанным шарфом, если бы не выражение беспомощного отчаяния в карих глазах и трясущиеся руки, которыми он хватался за нелепый узел шарфа.
— Раздевайтесь и проходите к огню, — приветливо пригласил его Холмс.
— Я должен извиниться, джентльмены, за свое неожиданное вторжение, — начал посетитель. — Но боюсь, что возникли обстоятельства, которые угрожают.., угрожают…
— Быстрее, Уотсон!
Но я опоздал. Наш посетитель со стоном рухнул на ковер и потерял сознание. Схватив со стола бутылку бренди, я подбежал к нему и стал вливать целительный напиток сквозь стиснутые зубы в рот, а Холмс принялся развязывать шарф.
— Что вы можете сказать о нем, Уотсон? — спросил Холмс.
— У него сильное потрясение, — ответил я. — Судя по внешности, он преуспевающий и пользующийся уважением торговец. Когда он придет в себя, мы, несомненно, узнаем о нем подробней.
— Хм, я думаю, что мы можем позволить себе пойти несколько дальше, — задумчиво сказал мой друг. — Когда дворецкий из богатого дома опрометью мчится, невзирая на вьюгу, для того чтобы упасть без чувств на мой потертый ковер, мне хочется думать, что здесь кроется нечто более важное, нежели взлом кассы.
— Дорогой Холмс!
— Я готов держать пари на гинею, что под этим плащом ливрея. А! Разве я не говорил вам!
— Но даже теперь я не понимаю, как вы догадались об этом. И откуда вам известно, что он из богатого дома?
Холмс приподнял безвольно повисшие кисти рук посетителя.
— Вы видите, Уотсон, — подушечки обоих больших пальцев темные. Для человека, ведущего сидячий образ жизни, я знаю только одно занятие, которое приводит к появлению таких одинаковых пятен. Этот человек полирует серебро подушечками больших пальцев. — Но ведь для этого обычно применяется замша, — запротестовал я.
— Для обычного столового серебра — да. Но очень дорогое серебро полируется пальцами. Отсюда мой вывод о богатом доме. О внезапности его поспешного ухода из дома говорит то, что он ринулся на улицу в лакированных туфлях, хота снегопад начался около шести часов. Ну, теперь вам стало получше, — добавил он ободряюще, увидев, что посетитель открыл глаза. — Мы с доктором Уотсоном перенесем вас в кресло, и, когда отдохнете немного, вы, несомненно, расскажете нам о ваших неприятностях.
Посетитель стиснул голову руками.
— Отдохнуть немного! — вскричал он. — Мой Бог, они, наверное, уже преследуют меня!
— Кто преследует вас?
— Полиция, сэр Джон, все они! Рубин «Абас» украден!
Толстяк уже не говорил, а почта визгливо кричал. Мой друг шагнул вперед и положил свои длинные тонкие пальцы на его запястье. Я уже рассказывал однажды о почти магнетической способности Холмса успокаивать тех, чей ум был во власти отчаяния. Так случилось и на этот раз; выражение панического страха в глазах посетителя медленно угасло.
— Ну, теперь рассказывайте, — подождав немного, предложил Холмс.
— Я Эндрю Джолиф, — начал наш посетитель более спокойно, — последние два года я служил дворецким у сэра Джона и леди Довертон на Манчестер-скуэр.
— Сэр Джон, цветовод?
— Да, сэр. Действительно, люди говорят, что для сэра Джона его цветы и особенно знаменитые красные камелии дороже рубина «Абас» и всех его других фамильных драгоценностей. Я думаю, вы знаете об этом рубине, сэр?
— Я знаю о его существовании. Но все-таки расскажите все, что знаете о Нем. — Он способен напугать человека, бросившего на него взгляд. Он как большая капля крови, внутри которой тлеет частичка дьявольского огня. За два года я видел его только раз. Сэр Джон держит его в сейфе в своей спальне, как смертельно ядовитое существо, которое не должно видеть дневной свет. Сегодня вечером я увидел, его во второй раз. Это было сразу же после обеда, когда один из наших гостей, капитан Мастермэн, попросил сэра Джона показать им рубин «Абас»…
— Их имена, — скучающим голосом прервал повествование Холмс.
— Имена, сэр? Ах, вы имеете в виду гостей! Там были капитан Мастермэн, брат леди, лорд и леди Брэкминстер, госпожа Данбер, высокочтимый Уильям Рэтфорд, наш член парламента, и госпожа Фицсиммонс-Лемминг. Холмс нацарапал какое-то слово на своей манжете.
— Продолжайте, пожалуйста, — сказал он.
— Я накрывал стол для кофе в библиотеке, когда капитан обратился к сэру Джону. Все леди начали наперебой просить показать драгоценный камень. «Я предпочел бы показать вам красные камелии в оранжерее, — сказал сэр Джон. — Тот цветок, который приколот к платью моей жены, без сомнения, гораздо прекраснее всего, что можно найти в шкатулках для драгоценностей. Вы можете сами судить об
