кузина, — я думаю, вы гораздо спокойнее и безопаснее чувствовали-бы себя в Англии, чем здесь.
Каждое ее слово, казалось, было сказано с целью оскорбить меня, хотя я совершенно не понимал, чем я мог вызвать эти оскорбления? Никогда еще я не встречал женщиныю, в которой я возбуждал бы такую ненависть и презрение к себе. Но я видел, что ее поведение задевало также и моего дядю Бернака, потому что его глаза все время, пока между нами шел разговор, гневно сверкали.
— Ваш кузен храбрый человек, вот все, что я о нем могу сказать! — воскликнул он.
— На какие дела? — колко спросила она.
— Не все ли рано, — злобно оборвал дядя. С видом человека, боящегося, что он не сможет совладать со своим гневом и скажет больше, чем нужно, Бернак соскочил со стула и выбежал из комнаты.
Она казалась встревоженной этим его движением и тоже встала, как-будто желая последовать за ним.
— Я полагаю, вы никогда не встречались со своим дядей прежде? — сказала она после нескольких минут неловкого молчания.
— Никогда! — ответил я.
— Что же вы подумали, когда встретили отца?
Подобный вопрос дочери об отце поставил меня в тупик. Я понял, что он хуже, чем даже я предполагал, если стоит так низко в глазах близких и дорогих ему лиц.
— Ваше молчание вполне определенный ответ, — сказала она, когда я колебался, не зная, что сказать. — Я не знаю, при каких условиях вы встретились с ним в прошлую ночь, и что произошло между вами, потому что у нас не принято делиться своими тайнами. Я думаю, чты вы вполне раскусили его! А теперь позвольте задать вам несколько вопросов. Получили вы письмо, приглашавшее вас покинуть Англию и приехать сюда?
— Да, я письмо получил!
— Обратили-ли вы внимание на обратную сторону его?
Я вспомнил зловещие слова на печати, которые так взволновали меня. — Так это вы предостерегали меня?
— Да! Я не могла иначе сделать этого.
— Но почему вы хотели воспрепятствовать моему приезду? — Я не хотела, чтобы вы ехали сюда.
— Разве я мог повредить вам чем-либо?
Она молчала в течение нескольких минут, как человек, боящийся, что он сказал слишком много.
— Я боялась за вас!
— Вы полагаете, что здесь мне грозит опасность?
— Я в этом уверена.
— Но кто может угрожать мне здесь?
Она долго колебалась и потом с отчаянным жестом, как будто забывая всякую осторожность, снова обратилась ко мне.
— Бойтесь, бойтесь моего отца!
— Но какая цель ему вредить мне?
— Представляю угадывать это вашей проницательности.
— Но я уверяю вас, m-lle, что вы ошибаетесь, — сказал я, — этой ночью он спас мне жизнь.
— Спас вашу жизнь?! От кого?
— От двух заговорщиков, планы которых я попытался раскрыть. — Заговорщики?!
Она удивленно взглянула на меня.
— Они убили бы меня, если бы он не вмешался!
— Не в его интересах нанести вред вам теперь. Он имеет свои основания желать вашего прихода в замок Гросбуа. Но откровенность за откровенность. Случалось ли вам, во время вашей юности, иметь сердечные связи в Англии? Все, что говорила эта кузина, было в высшей степени странно, но такое заключение серьезного разговора превосходило все мои ожидания. Тем не менее я не колебался откровенностью заплатить за ее откровенность. — Я покинул в Англии самое дорогое для меня существо! Ее имя — Евгения де Шуазель, она дочь старого герцога.
Мой ответ, казалось, доставил ей полное удовлетворение, в ее черных глазах отразилось удовольствие.
— Вы очень привязаны к ней? — спросила она.
— Я живу только ею и для нее!
И вы ни на кого и ни на что не променяете ее?
— Господи! Да могу ли я даже подумать об этом?!
— Даже на замок Гросбуа?
— Даже на это!
Кузина протянула мне руку с каким-то искренним порывом. — Забудьте мою холодность, — сказала она, — я вижу, мы будем союзниками, а не врагами.
И мы крепко пожали друг другу руки, как-бы заключив союз, когда дядя снова вошел в комнату.
8. КУЗИНА СИБИЛЛЬ
На резком лице старика отразилось полное удовлетворение и отчасти удивление, при виде этого знака нашего внезапного примирения. Его прежний гнев улегся, но несмотря на ласковый тон его голоса, я видел, что кузина смотрела на него с недоверием.
— Мне необходимо заняться рассмотрением важных бумаг, — сказал он, — я буду занят часа на полтора. Вполне понятно, что Луи захочет осмотреть места, с которыми в его памяти связано так много воспоминаний, и я уверен, Сибилль, что ты будешь лучшим проводником для него, если, конечно, тебя не затруднит это!
Она ничего не возразила на это, я же в свою очередь был очень рад предложению дяди, тем более, что оно давало мне возможность поближе познакомиться с моей оригинальной кузиной которая так много сказала мне и, казалось, знала еще больше. Но что могло значить это предостережение против ее же отца, и почему она так стремилась узнать о моих сердецчных делах? Эти вопросы особенно занимали меня. Мы пошли по тисовой аллее, обошли весь парк и затем кругом всего замка, осматривая серые башенки и старинные с дубовыми рамами окна, старый выступ зубчатой стены с ее бойницами и новые пристройки с прелестной верандой, над которой группы цветущей жимолости образовали купол. И когда Сибилль показывала мне свои владения, я понял, как дороги эти места были для нее. Кузина шла с виноватым видом, словно оправдывалась, что хозяйкой здесь оказывается она, а не я.
— Как хорошо здесь, и как в то же время тяжело мне! Мы подобны кукушке, которая устраивает свое гнездо в чужом, выгоняя оттуда их обитателей. Одна мысль, что отец пригласил вас в ваш собственный дом приводила меня в очаяние.
— Да, мы долго жили здесь, задумчиво ответил я, -Кто знает?! Может быть, и это все к лучшему: отныне мы должны сами себе пробивать дорогу! — Вы говорили, что идете на службу к императору?
— Да!
— Вы знаете, что его лагерь находится неподалеку отсюда. — Да, я слышал об этом.
— Но ваша фамилия значится в списках изгнанников из Франции? — Я никогда не пытался вредить императору, а теперь я хочу идти просить его принять меня на службу.
— Многие зовут его узурпатором и желают ему всякого зла; но я уверяю вас, что все, сказанное или сделанное им, полно величия и благородства! Но я думаю, что вы уже сделались вполне англичанином в душе, Луи! Сюда вы явились с карманами полными английских денег и с сердцем, склонным к отмщению и к измене! Не так ли, Луи?
— В Англии я нашел самое теплое гостеприимство, но в душе я всегда был французом.
