– Вечный огонь!
– Что еще?
– К нам приближается… Святое пламя! Это антис!
– Антис? Он движется со стороны тюрьмы?
– Так точно, мой сатрап!
– Снимите энергетический отпечаток и сверьте с атласом.
Время превратилось в черепаху. Оно тащилось, изводя своей медлительностью, высовывало из панциря морщинистую головку, ковыляло на коротеньких ножках; оно издевалось, это скопище секунд и минут…
– В атласе данная волновая структура не зарегистрирована.
– Глупости! Проверьте еще раз.
– Повторяю: регистрация отсутствует. Спектр-фактура подобного рода считается невозможной.
– Доложить базовые характеристики!
– В спектре присутствуют антические структуры вудунов, вехденов и гематров в разных пропорциях. Объем от общего: примерно 62%. Остаток не поддается описанию. Рисунок линий 2-го порядка – с искажениями. Полагаю, аналитический блок нашего сканера поврежден. Он выдал предположение, что часть остатка выглядит, как гипотетическая спектр-фактура антиса-помпилианца. Но у помпилианцев нет антисов, это всем известно! Что касается тонких связей…
– Хватит.
– Прикажете атаковать?
– Приказываю следовать прежним курсом, – Нейрам Саманган встал из кресла. – Я иду наружу.
– Вы не должны сражаться в одиночку, мой сатрап!
– Я и не собираюсь сражаться. Я иду знакомиться. Хотя, полагаю, мы уже знакомы.
Пилот-навигатор хотел возразить, но бросил взгляд на собеседника и прикусил язык. Позднее он расскажет жене, что впервые видел лицо человека, вдруг постаревшего лет на тридцать. И счастливого, как ребенок, от внезапного прилива времени. Впрочем, миг изменений длился недолго. Опять став молодым, Нейрам покинул рубку, а там – и крейсер.
На обзорниках шли на сближение двое антисов.
ЭПИЛОГ
Сейчас речь пойдет о «проблеме финишной ленточки».
Мы – я имею в виду человечество – категорически не умеем адекватно воспринимать финалы. Счастливый? – нежизненно, скажем мы. Так не бывает. Ужасный? – оскорблены в лучших чувствах, мы браним автора за то, что лишил нас надежды. Дай, сукин сын, хоть парус на горизонте! Двусмыслица? – о, кипя от гнева, мы готовы убить мерзавца, который поставил нас перед выбором. Выбирать – проклятие рода людского, и да минует нас оно!
Открытый? – мы и вовсе лишим эту закавыку гордого имени: «финал». Думать самостоятельно – пытка.
А если в конце повествования стоит жирная точка, всем сестрам выдано по серьгам, а всякому кулику по болоту – честное слово, мы никогда не простим создателю, умело связавшему концы с концами, одного-единственного, зато смертного греха.
Он же лишил нас возможности продолжения, не так ли?!
Финалы – не наш конек. Они оскорбляют человеческое подсознание самим фактом своего существования. Не в этом ли залог нашей чудовищной жизнеспособности?
Ночь в теплых, можно сказать, курортных широтах, рядом с озером, сонно дышащим из-за рощи криптомерий, под двумя лунами, бегущими друг за другом по черно-синей, усыпанной алмазами бархотке неба – это из разряда волшебств. Счастлив тот, кому чудо досталось даром. За такие ночи, знаете ли, платят большие деньги. Реклама туристических агентств истекает слюной, зазывая клиентов на всех площадях Галактики:
«Щедрая солнцем и теплом, традициями и сказочными красотами природы, Борго свято хранит свой далекий от цивилизации жизненный уклад. Отдых поразит Вас очарованием, так редко проявляющимся в современном мире!..»
Если реклама честна, она присовокупит:
«Местные жители испытывают непреодолимую страсть к ремонту дорог, поэтому дороги здесь, по большей части, весьма плохи, либо вообще отсутствуют. Также жители обожают переименовывать свои города, храмы и достопримечательности, что создает известную путаницу в путеводителях…»
Реклама – ограниченная дура. Какими словами, втиснутыми в формат ознакомительной статьи, передать дурман орхидей? Резные листья папоротника? Парное молоко, сладко дымящееся в чаше озера? Хрюканье сонного тапира? Любовные игры Розетты и Сунандари? Терпкий привкус тутовой водки?
– Кстати, о водке, – сказал маэстро Карл. – Пока душенька Фелиция отлучилась в погреб за соусом… Маэстро Монтелье, вы будете?
– Вы читаете мои мысли, – ответил телепат.
– Вполне возможно. С кем поведешься, с тем и наберешься… Кстати, вы к нам откуда?
Режиссер зажег еще одну курительную палочку. Смесь типака, сандала и йельской смолы вплелась в гармонию ночи. Ночная бабочка закружилась над Монтелье, раздумывая: подлетать ли ближе? Бабочка не знала, что палочка скоро догорит до середины, вспыхнет прослойка коры дерева зибак, телепат с удовольствием вдохнет терпкий дым – и насекомые отлетят подальше, гонимые неприятной для них волной.
– С Сеченя. Гостил с ассистентом в Мальцовке, у его сиятельства. Собирал фактический материал для первых трех серий. Вот, из милых сюрпризов! – он бросил на столик «таблетку» плеера, над которой сразу сконденсировалась акустическая стерео-линза. – Думаю пустить ведущей темой…
Невидимка-гитарист заиграл перед домом. Нейлон струн звучал тихо, с мягкой шепелявостью. Крылось в мелодии, на самом донышке, тайное возбуждение, словно музыка предчувствовала встречу с давно ожидаемым другом. Аккорды сменялись пассажами, иногда гитарист с еле слышным взвизгом скользил по струнам пальцами; казалось, он намеренно пренебрегает канонами – не из лихачества, а по причине задумчивости и полного отсутствия слушателей, готовых разразиться аплодисментами или свистом.
Со спины гитариста поддерживал синтезатор: шум ветра в листве, стук капель по крыше, аранжированные таким образом, что ухо воспринимало их единым целым с гитарой. Чуть позже вступил голос, мужской баритон:
Певец скорее рассказывал, чем пел. Едва намечая ноты, он делился опытом, для иных – примитивным, не имеющим художественной ценности, для кого-то – откровением, для прочих – ерундой, пустым сотрясением воздуха.
Когда он замолчал, гитара еще с минуту уходила вдаль, в темное беззвучие, оставляя за собой искрящиеся следы. Последней стихла капель, и ветер в кронах.
– Кто автор? – спросил Добряк Гишер, мусоля самокрутку.
– Слова Вениамина Золотого, – ответил режиссер. – Музыка Ильи Самохвала. Он же аккомпанирует на гитаре. Как полагаете, сойдет?
Маэстро Карл взял стакан, но пить не стал.
– Кто его знает… Мелодия приятная. Насчет песни – душевно, с налетом сантиментов. Только как это переврут ваши арт-трансеры… Романсы устарели, сударь. Сейчас в моде хопарики. Я бы заметил… Погодите! Что это?
– Где? – не понял Монтелье. – Песня закончилась…
Он не до конца понял, к чему относятся слова лысого. Читать же мысли хозяина, чтобы безошибочно вникнуть в суть, как не раз было сказано, для Монтелье равнялось взлому чужого жилища. Без веской причины он на это не решался.
