Наездник, блин! А там Ксюха нашему шефу на подносе из буфета кофе и апельсиновый сок тащила. А сам Обнорский из своего кабинета выплыл ей навстречу зачем-то. И в том месте, где наши два коридора пересекаются, они все трое и встретились. Встреча такая, понимаешь, на Эльбе. Каширин, конечно, на тормоза нажал, а они, естественно, отказали. Короче, Родька наехал на Ксюшу, а та, в свою очередь, не удержала поднос и обварила шефа кофе, а потом для гармонии еще и полила классика апельсиновым соком. Что потом было, не рассказать, видеть надо. Обнорский топал ногами, размахивал руками, кричал, что это спланированная акция против него, которую давно готовили. Теперь вот Каширин и Ксюша объяснительные пишут, Лукошкина шефу штаны отпаривает, а он сам в одних трусах у себя в кабинете интервью шведам дает.
— В одних трусах? — удивился я.
— Да, в трусах, — подтвердил Зудинцев, прекратив смеяться, — он же за столом сидит, и его до пояса не видно.
У шведов времени очень мало, самолет скоро, они ждать не могут.
— Я не понял, а почему Ксюша объяснительную пишет? Она же тоже пострадавшая сторона, на нее велосипедом наехали! — удивился я.
— Ты же знаешь нашего шефа, он решил, что это заговор, а если ему что-нибудь в голову втемяшилось, то это серьезно, — объяснил Спозаранник, который из-за своей ефрейторской должности вынужден общаться с Обнорским чаще других и знает, что если у шефа с утра настроение плохое, то виноваты будут все.
Мне все произошедшее смешным не показалось. Опять Каширин попал в историю. Надо же быть таким невезучим!
Я уверен, что тормоза на велосипеде были в исправном состоянии до того, как на него сел Родик, и после него так же будут работать нормально. Отказывают они, лишь когда Каширин на нем катается. Родион и техника — вещи несовместимые. А недавно он пошел на водительские права учиться и, не дай Бог, их получит! Когда Каширин будет ездить по нашему городу за рулем транспортного средства, я продам свою машину, перестану пользоваться услугами такси и буду передвигаться исключительно на подземном транспорте, так как жить хочу. — Спозаранник взял написанную велогонщиком объяснительную и принялся ее изучать.
— Ты что, Шумахер, здесь написал?
Что значит «несанкционированно появилась на опасном перекрестке коридоров»? Переписывай! — возмущенно заявил он своему подчиненному.
Тяжело вздохнув, Родион принялся писать новую объяснительную. А я пошел в свой отдел — надо же иногда и работать.
Часа через два, когда я отписал пару заметок в ленту новостей и даже успел договориться о встрече с адвокатом Панкиным, на моем столе зазвонил внутренний телефон.
— Это тебя, — сказала Ксюша, — только он почему-то не представился. Соединять?
— Соединяй, — согласился я.
Вообще у нас в Агентстве не принято соединять с людьми, которые не представляются, — можно запросто нарваться на какого-нибудь сумасшедшего с рассказом о тарелочках или о преследовании его агентами Моссада. Но Ксюша таких различает, так что вряд ли это был псих.
— Слушаю, — сказал я.
— Это я. Узнаешь?
— Если честно, нет. Кто вы?
— Брюква. Теперь вспомнил?
Я замешкался с ответом. Услышать голос из прошлого мне было не очень приятно. Я искренне надеялся, что больше никогда не увижусь и не буду разговаривать даже по телефону с этим человеком.
— Чего ты хочешь? Зачем звонишь? — спросил я таким тоном, чтобы он сразу понял мое к нему отношение.
— Дело есть.
— Ну и что? Я делами больше не занимаюсь!
— Подожди, не вскипай. Не чайник со свистком. Базар у меня старый. Перетрещать надо об одном дельце, трехлетней давности. Деньгами пахнет, понял? Так что не понти, Шах, трещать все равно будем, а если в бега пойдешь, найду…
— Сам много не трещи, Брюква! — остановил его я. — И сам в бега смотри не уйди! Что за деньги ты имеешь в виду? — На самом деле, я уже понял, о чем речь, и начинал понемногу заводиться.
— А вот встретимся, тогда и поговорим, — ответил Брюква.
— Хрен с тобой, ладно, но только учти, я человек занятой, больше пяти минут уделить тебе не смогу. Где, когда?
— А давай через час на нашем старом месте. Устроит?
— Хорошо, давай на старом месте! — согласился я и положил трубку.
— Проблемы? — поинтересовался Зудинцев, с которым мы разговаривали в тот момент, когда зазвонил телефон.
Мы с ним вроде как помирились, хотя в ссоре, на самом деле, и не были.
Просто искренне не понимали друг друга, потому что имели совершенно разное прошлое. Он был опером, а я, как сейчас принято говорить, занимался бизнесом.
Но оказалось, что пропасти между нами нет. А сейчас мы с ним вместе по заданию руководства свидетеля одного очень важного ищем. Вот Зудинцев и проявил участие, по моему тону догадавшись, что звонок не из приятных. Но я отказался от его помощи, рассудив, что и сам справлюсь. Тем более что у Зудинцева через три часа самолет в Болгарию. Якобы тот самый свидетель в этой стране спрятался, на берегу теплого моря. Везет ему, на курорт едет!
Ровно через час я сидел в кафе на набережной канала Грибоедова, дожидаясь Брюкву. Как всегда, он не был пунктуальным и опоздал на десять минут. Появился в сопровождении двух быков мерзкого вида. Они сели за соседний столик, а он подсел за мой. Руки он мне не протянул, справедливо опасаясь, что я ему не отвечу, и он окажется перед своим эскортом в глупом положении.
— Извини, пробки крутом, еле проехали, — сказал он. '
— У тебя всегда пробки, особенно в голове, — ответил я. — Говори, зачем позвал?
— А ты не догадываешься? Деньги, Шах, деньги. Помнишь нашу последнюю «делюгу»?
— Ну и что?
— Как это — ну и что? Деньги вернуть надо. Там же полтинник баксов был. Десять «девяток» купить можно было.
— Ну и возвращай! Я тут при чем? — удивился я. — Человек исчез, и думаю, что его уже давно на земле нет.
А тех, кто за ним стоял, ни мне, ни тебе не достать. Все, я пошел, мне некогда.
Я встал и хотел уже направиться к выходу, но он меня остановил:
— Подожди, ты меня не понял. Я не собираюсь никого искать, я уже нашел человека, который взял наши деньги. Ты не хочешь меня спросить, кто он?
— Ну и кто?
— Ты.
— Не понял! Думай башкой, что говоришь, Брюква!
— А я думаю. Много думаю. Ты хитро тогда сделал. Даже «мере» свой взорвал, чтобы все очень правдоподобно было! Только в одном ты просчитался. И знаешь, в чем?
Он смотрел мне прямо в глаза и предъявлял очень серьезные обвинения.
В том мире, в котором жил он, так просто подобными словами не бросаются.
— Хорошо, Брюква, я согласен выслушать твои доказательства, если они, конечно, у тебя есть. Но если их нет…
