Грохот получился тот еще, уверен, что от него проснулась вся больница. Но результат был таким же ошеломляющим, как и звук. Санитар рухнул как подкошенный на землю, а у меня моментально заслезились глаза — ствол, наверное, был газовый. Я вновь бросился бежать.
— Витька, ты куда? — раздалось мне вслед.
Ага, хитрые какие, никому не верю, надо спасаться! От всех! Я бежал через какие-то кусты, вдруг обо что-то споткнулся, не удержался на ногах и полетел на землю. Там лежало что-то большое и твердое, об него я и ударился, сознание вновь покинуло меня.
Я вынырнул из забытья, открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света. Господи, Боже мой, почему в последнее время я всегда просыпаюсь в таких диких условиях?
— Слава Богу, очнулся! — узнал я голос Каширина.
— Где я? — Голова у меня опять раскалывалась.
— В Агентстве, — пояснил Каширин. — Ты хоть что-нибудь помнишь?
— Не знаю, — слабым голосом сказал я.
Но я сказал не правду. Память ко мне наконец-то вернулась в полном объеме.
И самое интересное: для возвращения ко мне памяти психиатры применяли какие-то лекарства, использовали сверхновые методики — и ничего у них не получалось. Но вот долбанешься разок затылком об железяку — и мозги на место встают! Теперь я понял, почему мне все время что-нибудь написать хотелось, типа «О нецелевом использовании клизм в психиатрической больнице». Я ведь журналист, вот мне и хотелось заняться тем, чем привык. Но сейчас у меня очень сильно болела голова, о чем я не замедлил сообщить собравшимся.
— Ну еще бы, — усмехнулся Каширин, — ты так в березу лбом шваркнулся, что я думал — свалишь столетнее дерево. Потерпи немного, сейчас тебе жена Спозаранника укол сделает, и все будет в порядке.
Я не возражал, потому что даже на спор сил не было. Укол в руку я почти не почувствовал. Но эффект не заставил себя долго ждать. Почти сразу головная боль отступила, тошнота перестала мучить, и я смог повернуть голову.
Я лежал на диване Обнорского в его кабинете. Вокруг толпились Спозаранник, Повзло, Соболин, Каширин и смутно знакомая женщина. Обнорский сидел за столом и с кем-то говорил по телефону.
— Уже не болит? — спросила женщина, и я понял, что это и есть жена Спозаранника, кажется, Надя. Мы пару раз встречались на посиделках в Агентстве. — Это сильный транквилизатор, он на некоторое время нейтрализует боль.
Но в ближайшую неделю ему придется забыть об активной жизни и как минимум дней десять полежать дома! — Это Надя уже говорила Обнорскому.
— Да и так понятно, что ему придется дома полежать, — проворчал Обнорский. — Ну и задал ты нам работенку!
Мы тут полгорода на уши поставили, даже ФСБ подключили, а он в больничке отдыхает… — Обнорский, как обычно, пытался ругаться, но как-то беззлобно. — Кстати, Глеб, к нам через час подъедут ребята из УУР, подготовь для них документы по психиатрам.
— По каким психиатрам? — Я попытался встать, но Каширин решительно нажал на плечо и уложил меня обратно.
— Спозаранник стал раскручивать материал, который ты принес, и наковырял массу интересного, — пояснил Родион. — Кстати, если бы Глеб не стал работать по психиатрам, ты бы до сих пор валялся в психушке, а мы продолжали бы тебя искать.
— Погоди. — Я вдруг вспомнил о своей встрече с Шаймиевым. Ведь это он, Шаймиев, лежал в отделении для буйных — я туда попал, сперев ключи у дежурной медсестры. Шаймиев мне рассказал, как Брюква его туда упрятал.
Как заставил написать письмо, чтоб «развести» меня на деньги… Но Шаймиев рассказал мне и многое другое об этой клинике. — В той больнице, где я лежал, прячутся люди, находящиеся в розыске. Надо срочно…
— Не надо, — усмехнулся Обнорский, — там уже вовсю работают РУБОП и УУР. Кроме того, что в той клинике прятались находившиеся в розыске, там еще и заказные психиатрические экспертизы проводили, а еще из здоровых людей психов делали.
Обнорский попытался еще что-то рассказать, но в этот момент ко мне протолкнулась… Таня. О Господи, я что, опять сплю? Что она здесь делает? Взглянув в ее глаза, я понял, что не буду устраивать ей скандал за то, что она творила в моем сне, с которого все и началось.
И еще я понял, что все ей простил, в том числе и того козла Сережу, на которого она меня променяла. Но в этот момент меня отвлекли от Тани весьма невежливым образом. Оказалось, Спозараннику потребовалось уточнить несколько деталей — пока действие транквилизатора, который вколола мне его жена, не кончилось. Но я уперся и потребовал рассказать мне все с самого начала.
Через пару часов, когда мы ехали с Таней ко мне домой, я смог как-то разложить по полочкам информацию, которой меня щедро снабдили сотрудники Агентства. Голова по-прежнему не болела, хотя некая неустойчивость в походке наблюдалась.
Оказалось, что когда я пропал и ребята стали меня искать, Ксюша и Зудинцев, слышавшие мой последний телефонный разговор, вспомнили, что перед самым похищением я разговаривал с каким-то Брюквой. На Брюкву была объявлена настоящая охота, но тот как в воду канул. Как оказалось позже, Брюква, которому кто-то намекнул, что его активно ищут, так перепугался, что спрятался… в той же самой клинике, где лежал и я.
— Больница, в которой ты лежал, государственная, — терпеливо объяснял мне Спозаранник, — но половину своих помещений они сдавали под частную психлечебницу. Вот в тех помещениях и лежали скрывающиеся от розыска, от долгов, а также те, кому надо было сделать заказную экспертизу. Когда я получил результаты изысков Агеевой и Каширина, я сразу понял, что дело интересное. Но не только потому, что некий бизнесмен заплатил за нужную экспертизу своего сына-насильника врачам именно той клиники, куда ты попал.
Там такие экспертизы были поставлены на широкий поток, — с гордостью вещал Глеб.
Послушать его, так он один разворошил это гнездо. А если бы я не настоял на том, чтобы он посмотрел материалы Агеевой и Каширина? Ну да Бог с ним. Пускай повыпендривается, я нынче добрый.
Фамилии переданных мной Спозараннику психиатров нашлись чуть ли не во всех сомнительных экспертизах, благодаря которым разваливались дела в судах, призывники признавались негодными к военной службе и т. д. И стоял за всем этим, как выяснил Спозаранник, некий ничем не примечательный психиатр Алексей Замыш вкупе с чиновником комитета здравоохранения Алексеем Глиничем. Когда я услышал обе эти фамилии, я чуть было не решил, что все-таки сошел с ума. Ну это ж надо, один мне снится в кошмаре, как бы предупреждая, что скоро наши дорожки пересекутся, а второй объясняет, что мой сон — это всего лишь работа подсознания! И как теперь быть с моим должком ему? Может, дачку в СИЗО организовать? Да уж, отплатил я ему черной неблагодарностью за медицинскую помощь…
— Вы мне одно скажите, — спрашивал я, когда мне все это по полочкам раскладывали, — как туда Брюква попал?
— Твоего коллегу, — напыщенно начал Спозаранник, но, увидев, как я зыркнул в его сторону, поспешил поправиться, — бывшего коллегу Замыш использовал для некоторых, особо грязных, дел. Ну а поддержку власти, без чего Замышу было не обойтись, осуществлял Глинич. Это он пробил для своего бывшего однокурсника помещение под частную клинику. Да и позже отводил от этой клоаки всевозможные проверки.
А нашла меня Надя, жена Спозаранника. Самому Глебу проникнуть в клинику не удалось, и он попросил о помощи свою жену. Будучи психиатром и директором частной клиники, она без проблем смогла пройти ко мне в больницу. И даже поучаствовала в обходе.
