— К барону! — догадался я.
— Можно и так, — рассмеялась Зейнаш.
Я вошел в микроавтобус. Пожилой человек с хемингуэевской бородой в синем спортивном костюме «адидас» приподнял очки и оторвался от компьютера. Он сделал мне знак рукой, и я сел на ковер. Барон присел рядом, скрестив ноги, и стал внимательно на меня смотреть. Курилась чаша с благовониями.
Гудел обогреватель.
— Рассказывай, — негромко сказал барон.
И я начал говорить. О том, как поругался с женой и поэтому лишился жилья. И о том, как был бы рад пожить вместе с гостеприимным народом, объединяющим традиции цыганской и восточной культур…
— Кто ты по профессии? — спросил барон.
— Артист, — честно признался я.
Значит, работать сможешь, — произнес барон загадочную фразу.
После этого мальчик лет пятнадцати отвел меня в шатер, где лежало уже три спящих тела, и вручил спальный мешок. В сон я провалился быстро.
Весь следующий день я бродил по обезлюдевшему табору. На меня не обращали внимания. Один раз попросили помочь наколоть дров, с чем я блестяще справился, даже сам себе удивившись.
Один раз попросили принести с озера ведро воды. Дали тарелку кукурузной каши. Зейнаш не было видно. В автобус к барону зайти я постеснялся. Я не знал, у кого мне выведать информацию.
А к вечеру народ начал стягиваться.
Вновь зажглись костры, зазвучали песни. Но в этот раз петь мне не довелось.
— Тебе надо выспаться, — сказала мне Зейнаш. — Завтра мы работаем. Примерь этот халат и тюбетейку.
Я примерил. Оказалось, в самый раз — Зейнаш даже захлопала в ладоши.
Что мне предстоит делать, я до сих пор не представлял. Но знал, что вместе с Зейнаш пойду куда угодно.
— Люди добрые, — успел я произнести, но тут же осекся. С хохотом навстречу мне шел журналист Толик Мартов из «Смены».
— Ну вы там с Обнорским вообще рехнулись! — воскликнул он, хлопнув меня по плечу. — Называется: журналист меняет профессию, да?
— Дядя, помагице, пжал-ста, — вцепились в штанины Толика наши пацаны.
— Э-э! Мой кошелек! завопил Мартов и рванул вслед за пацанами…
— Люди добрые, — начал я по новой.
И опять замолчал. Посверкивая очками, ко мне через весь вагон медленно шел Спозаранник.
— Я не понял, Владимир Альбертович, кто вам позволил разблокировать дисководы? — угрожающе произнес Глеб.
— Почему ты в метро, Глеб? Где твоя «Нива»? — растерянно произнес я.
— Вай, какой мужчина, загляденье! — Зейнаш надела на Спозаранника тюбетейку и чмокнула растерянного Глеба в щеку, оставив яркий отпечаток губ.
— С этими людьми невозможно договариваться, — вскочил с места Григорий Яковлевич Измаилович и тряхнул седоватой гривой. — Они не настоящие цыгане! — почему-то при этом он тыкал пальцем в Спозаранника.
Грянул оркестр, затянул «цыганочку»…
— Эх-ма! — выскочил в середину прохода Рустам Голяк и, отбросив костыли, пустился в пляс. — Да Голяк цыганочку лучше вас всех танцует! А вы ущербные и завистливые люди! Надо же такое написать: Голяк — сутенер!
Вокруг Рустама Голяка, весело перемигиваясь, отплясывали полковники Барахта, Груздев и Лейкин.
— Молчать, цыганские рожи! — крикнул опер Муравин. Но музыка зазвучала громче.
— Памагице, пжал-ста, — тянули Муравина за китель цыганята.
Зейнаш кружила по узкому проходу, сцепившись локтями с Барсовым и Езидовым. Леня и Макс были в восторге.
Через весь вагон прыгал вприсядку зампрокурора Мельничук.
— Почему здесь посторонние? — холодно взглянула на меня Лариса Павловна Смирнова.
И веселье оборвалось…
Я со стоном перевернулся на бок.
Сено кололось. Ребра ныли. Запястья сдавливали наручники. И никаких поводов для радости не было — безнадега полная.
Лязгнул затвор. Чья-то тень метнулась ко мне. «Ну вот и все…» — прикрыл я глаза.
Тень отомкнула «браслеты» и прошептала мне голосом Зейнаш:
— А ну-ка, вставай…
Мы молча бежали по лесу, изредка застывая и прячась за деревья. Табор остался вдалеке.
— Сейчас мы выйдем на шоссе, а дальше ты сам доберешься, Володя…
Я остановился и взял Зейнаш за плечи:
— Так ты знаешь, кто убил Гиви?
— Этих людей уже нет в таборе. Ахмат, Заур и Бекматжан вчера улетели в Одессу.
— А где их мотоциклы, «харлеи»?
— На дне озера, к которому ты ходил за водой.
— Скажи самое главное. Кто заказал Вертухадзе — Армавирский или Дед Омар?
— Я не знаю этих людей, — искренне ответила Зейнаш. — Я знаю только, что Гиви недавно кинул наших земляков — таджиков. Они вместе торговали гашишем, Гиви был их представителем в Питере. Гиви утаил целую партию гашиша, сказал, что его менты конфисковали. Таджики поручили троим нашим ребятам проверить эту информацию и разобраться с Гиви. Вот они и разобрались… Но Файзулло, наш барон, узнав об этом, потребовал, чтобы они покинули табор. Мы не хотим быть связанными с криминалом.
— У этих троих есть паспорта, фамилии, отчества?
— Вот, здесь все написано, — протянула мне Зейнаш клочок бумажки. — Теперь ты сможешь получить повышение по службе.
— Но я не мент, Зейнаш, я журналист…
— Не ври мне, Володя. — Ее смеющиеся глаза блеснули во тьме.
Я припал к губам Зейнаш и почувствовал, что никуда не поеду… Но поцелуй был недолгим.
— Все, Володя, уходи. Деньги на попутную машину есть?
— Кажется, да. Позвонишь мне как-нибудь?
— Ни к чему это.
Но я на всякий случай продиктовал свой телефон.
— Зейнаш, а ты не боишься? Тебя не накажут за то, что ты выпустила меня и наговорила мне лишнего?
— Нет, потому что Файзулло — мой отец… Прощай, Володя!
Зейнаш исчезла, я даже не услышал ее шагов. Была — и нету.
Через полчаса мне удалось остановить «КамАЗ», и за сотню рублей я добрался до города. Как раз к открытию метро.
