— С женой профессора.
— А, с его вдовой. Так я проводил оперативную работу.
— Проводя оперативную работу, вы, Алексей Алексеевич, были пьяны и кричали там чего-то про милицию и про агентство.
Я решил, что лучше молчать и не припоминать Обнорскому его прежние подвиги.
— Ладно, — сказал шеф. — Появился еще один труп. Рассказывайте, чего знаете.
Я не знал ничего. Зудинцев рассказал то, что уже излагал мне. А вот Горностаева, оказывается, проявила инициативу.
— Я выяснила, — сказала она, — кое-что любопытное про отношения профессора и его новой жены.
— А чего это вы, госпожа Горностаева, полезли не в свой огород? — возмутился я. — Родные и близкие покойного — это мой профиль. Вам поручили заниматься его коммерческими делами.
— Андрей, — обратилась Горностаева к Обнорскому, — а нельзя ли задвинуть Скрипку обратно в завхозы?
— В главные завхозы, — поправил я ее.
— Продолжай, — сказал Горностаевой шеф.
— Развод и новая женитьба произошли очень неожиданно. Я нашла бывшую жену Заслонова. Она сейчас работает в Хабаровске. Она говорит, что уверена, у ее бывшего мужа не было до развода никаких романтических увлечений.
— На чем основано это утверждение? — спросил я.
— Ни на чем. Она просто уверена. Муж сказал ей, что он делает это ради блага семьи. Кроме того, свадьбы не справляли. Никто никогда не видел, чтобы молодые жили вместе. В общем, по-моему, это был фиктивный брак.
— Ты что, хочешь сказать, что его силой заставили жениться?
— Ну, примерно так.
— И зачем?
— Я думаю, схема примерно такая: фирма Заслонова и год, и даже полгода назад была достаточно мощным конкурентом на рынке импорта леса. У профессора была рука в областном правительстве, хорошие контакты с партнерами в Скандинавии. В общем, кто-то захотел прибрать ее к рукам. И сделал это, не устраняя профессора, а введя в качестве контролирующего фактора жену.
— По-моему, бред это. Есть более простые способы установления контроля над фирмой, — сказал я.
— Может, это новое слово в криминальной практике, — ответила Горностаева.
На следующий день Зудинцев принес мне посмотреть видеокассету, на которой было записано признание зятя профессора. Потом сказал:
— Слушай, тут у меня есть новости, которые вообще все запутывают. Я проверил твоего священника.
— Знаешь, — ответил я, — эти священники мне уже по ночам снятся. С топорами в руках. Одному моему приятелю тоже как-то снились священники. Ну, на самом деле не совсем священники, а что-то в рясах и с крыльями. Может, ангелы. Или серафимы. Так вот, он, вместо того чтобы стать еще большим праведником, напился, устроил грандиозную драку в доме архитектора. И в итоге получил год условно за хулиганство. Так что сны — они тоже вещие бывают.
— Проверил я твоего священника, — повторил Зудинцев. — Действительно, есть монастырь. Есть подворье. Есть отец Николай. У них на самом деле была какая-то неприятная история с деньгами. Но денег там было немного, поэтому они очень удивились, что мы из Питера по этому поводу их беспокоим. Так, несколько тысяч рублей. Но самое интересное, что примерно в это же время там из храма пропала икона — она-то и стоит каких-то немереных денег. Конечно, никто ее не оценивал, но это какой-то там мохнатый век и оклад из золота. Хотя золото-то тут особо ни при чем. Главное, что вещь древняя, антикварная.
— А что милиция тамошняя?
— Заведено уголовное дело. Разосланы ориентировки. Но подозрений никаких. Потому что они там, в монастыре, даже не знают, когда она пропала — то ли в сентябре, то ли в ноябре.
— Так они моего священника подозревают?
— Да в общем-то нет. Они всех подозревают. То есть никого.
Мы опять собрались у Обнорского. Я сказал:
— Один мой приятель как-то сообщил своим знакомым, в том числе и мне, что не прочь был бы завести кошечку или котика. А дело было перед Новым годом. И вот на Новый год ему подарили двух кошечек. И одного котика. Только я ему кошку не дарил, потому что знал, что до добра это не доведет. Потом эти кошки как-то на удивление быстро выросли. И — что вы думаете — стали плодиться и размножаться. А он человек добрый и не может с ними не по-христиански…
— Алексей, давай по делу, — сказал мне Обнорский.
— Так я исключительно по делу. Убийцы у нас плодятся прямо на глазах. Уже имеется три железные версии. Первая: убийца профессора — его зять, и все, что сказано им на пленке, — правда. Мотив — личные неприязненные отношения, усиленные нехваткой денег и пропажей какого-то пакета.
— Версия вторая, — продолжал я, — профессора убила его новая фиктивная жена, которую подослали к профессору некие криминальные элементы. А убила она его потому, что он стал уже не нужен. К тому же и дела его фирмы стали в последнее время идти хуже. Конечно, убивала, наверное, не она сама, а кто-то другой, но сути дела это не меняет.
— Версия третья, — закончил я. — Священник. Он вместе с профессором стащил из монастыря жутко дорогую икону. Икона, кстати, по размерам небольшая. Затем профессор обманул священника, взял икону и скрылся в Петербурге. Икону он положил в пакет и спрятал в квартире своей дочери. Но священник профессора нашел — и убил. И теперь душа отца Николая попадет в ад. У меня все. Теперь нужны руководящие указания — что делать дальше.
Обнорский задумался.
— Указания, — сказал он через некоторое время, — будут следующие. Мы прекращаем заниматься расследованием этого дела. Два трупа уже есть. Личности по этому делу оказываются все какие-то малоприятные. И я не хочу, чтобы трупы появились среди наших ребят. В общем, дело закрываем. Все пишут отчеты. Скрипка сводит их в один. Потом один экземпляр отдадим следователю, который ведет дело об убийстве профессора. Один экземпляр пошлем финнам, которые интересовались смертью Заслонова. Если отчет их заинтересует, они нам что-нибудь заплатят. Если нет — значит, нет. Да, Зудинцев пусть продолжает контакты с оперативниками, которые работают по этому делу, — чтобы мы просто были в курсе. А всем остальным профессорского дела больше не касаться.
Это была сумасшедшая неделя. У Спозаранника из-за какого-то вируса полетела вся информация на компьютере, и он доводил меня до исступления своими криками о том, что потеряно все наработанное им за два года честным непосильным трудом. Горностаева категорически отказывалась курить в положенных местах и мыть за собой чашки после кофе. Кресло Обнорского окончательно сломалось. Его пришлось отдать в ремонт. Теперь Обнорский сидел на простом деревянном стуле, и, наверное, от этого все его решения несли отрицательную энергию. Он требовал от всех заполнять какие-то бессчетные отчеты, карточки учета, бланки и справки. Ощущение было такое, что мы все — работники образцово- показательного паспортного стола. В довершение всего Соболин разбил редакционную машину. При этом не
