Два мента уже битый час задавали мне одни и те же вопросы.
— Говорите, так дружите, что подружка сама вам шифр от сигнализации продиктовала?
— Да, так дружим. Много лет, причем с первого класса.
— И в квартире этой частенько бываете?
— Частенько. Как и Василиса в моей. И ночуем иногда друг у друга, — я начинала злиться. — С детства, видите ли, не раз спали в одной постели.
Я осеклась, потому что поняла по выражению лица толстого лейтенанта, что обычная бытовая деталь из детской жизни будет воспринята как фривольность. Так и есть, лейтенант подхватил шар.
— Ах, какие пикантные подробности!… Петро, ты слышал, наши девочки любят спать вместе…
Мне хотелось ответить какой-нибудь гадостью, сказать, что я им — не Горностаева, но в это время на мобильник позвонили из приемной Обнорского.
— Света, ты где? — недовольно спросила Ксюша. — Тебя шеф искал.
Народ уже новеллы сдает. А тебя даже на работе нет.
— А мне кто-нибудь сказал? — разозлилась я.
— Внутренний сайт хоть иногда просматривать надо, — отчеканила секретарша Обнорского. — В общем, через два дня — сдача готовой новеллы.
— Уже сдавать? — обалдела я. — Через два дня? — Но Ксюшка отключилась.
Петро и толстяк переглянулись.
Петро дописывал протокол и, видно, на всякий случай уточнил:
— Откуда звоночек?
— Из дурдома, — вспомнила я любимое определение Соболина. Так часто называет он нашу «Пулю» после планерок.
— Понятно… — Петро почувствовал подвох, но все же спросил:
— И что сдавать будете?
— Самое дорогое, — отмахнулась я.
За мысль о дорогом ухватился толстяк:
— Гражданка Завгородняя! Хоть в квартире, как вы сами видите, порядок, может, все-таки, вы сможете хоть примерно сказать, все ли на месте?…
Антиквариат, меха, деньги…
В принципе, на этих ментов я обижалась зря. Приезжают по звонку, квартира вскрыта, с сигнализации снята по шифру — все чин чинарем.
В квартире дамочка, знающая шифр, но утверждающая, что оказалась здесь случайно…
Я встала с дивана и отправилась проверять квартиру. Как я сама не догадалась сделать это сразу?
Чернобурка Василисы висела в шкафу в чехле. Компьютер стоял на своем законном месте. В баре вместе с бутылкой любимого Васькой красного мартини лежала шкатулка с ее украшениями: серьги с брюликами — на месте, кольцо с сапфирами на месте, бусики всякие, браслеты… В большой комнате по- прежнему тикали старинные — еще дедовские напольные часы. Все вроде как всегда. Что-то, правда, меня цепляло, смущало. Но я не понимала — что.
Я еще раз прошлась по квартире.
Возле телефона в прихожей, прямо на тумбочке, лежал листок бумаги с двумя цифрами: один — обычный городской телефонный номер, другой четырехзначный. Боже, ну какая же Васька балда!
— Вот я же говорила, что моя подруга — забывчивая. Да тут любой дурак воспользуется шифром, если его ему прямо под нос подсовывают. А уж вор — подавно.
Менты переглянулись.
— Этот листок с шифром мы сразу заметили, — сказал Толстяк. — И непременно возьмем его на экспертизу.
Но вы ведь сами уверяете, что в квартире ничего не пропало…
Я снова устало присела на диван.
Взглянула на часы: было почти пять часов дня. Ничего себе — уже целый день занимаюсь Васькиными проблемами: то книгами, то теперь — квартирой.
Мой взгляд скользнул в сторону — на мраморную столешницу маленького изящного столика в углу комнаты.
Ровно секунду я смотрела на пустой столик и, мгновенно представив себе последующую реакцию Василисы на случившееся, сглотнула комок.
— Пингвин…
— Что — пингвин? — Менты смотрели на меня как на действительную постоялицу того заведения, из которого мне только что звонили.
— Чучело Императора исчезло…
Чучело императорского пингвина — это семейная реликвия дома Нины Дмитриевны и Василисы.
Муж Нины Дмитриевны — Василий Кириллович — был океанологом.
Познакомились они в Гидромете, студентами. Только Нина Дмитриевна не доучилась, бросила на третьем курсе (ждала ребенка), а веселый бородатый студент Василий поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую.
Они очень любили друг друга, ждали сына, которого хотели назвать в честь отца — Василием. Но родилась девочка, и отец окрестил ее Василисой, чтобы в семье имя Васька не исчезло.
К началу первого учебного года отец подарил Василисе чучело императорского пингвина. Птица была огромной, важной и… сидела на яйце.
Дядя Вася объяснял нам тогда, что в семье пингвинов высиживают яйца по очереди. Потому что пока один согревает яйцо своим теплом, другой должен доковылять до океана (а это может быть несколько километров) и подкормиться. Потом они меняются.
И, бывает, что пингвиненок вылупляется не под матерью, а под отцом.
Еще он рассказывал, что бывают пингвины помельче — полицейские.
Бывают совсем маленькие — адели. Но этот — всем пингвинам пингвин — император!
…А однажды Василий Кириллович не вернулся из экспедиции.
История его исчезновения почти мистическая. Стояли рядом два судна.
И сотрудники одного из них — вместе с Василием Кирилловичем — были в гостях на соседнем. Посидели, поговорили, и гости отправились прямо по льду к себе домой. Между судами было всего метров двести. Василий Кириллович шел вместе с коллегой, за ними — еще двое. Только те двое вернулись на судно, а эти — нет. То ли забыли, что рядом — приливные трещины (крошка на воде, битый лед), то ли еще что случилось, только исчез Васькин отец вместе с другом на бескрайних просторах Антарктиды.
…Много лет в день, когда Нина Дмитриевна не дождалась мужа из экспедиции, она ставит на старенький магнитофон «Весна» большую бобину, и сквозь треск потертой пленки слышится голос дяди Васи: «В Антарктиде дуют злые ветры. У-у-у!»
И дальше слышатся визг и хохот маленькой Васьки.
Петро обескураженно внес в протокол мои последние сведения и вопросительно глянул на своего толстого напарника.
— В отделение повезем?
— Думаю, ни к чему. Хозяйка вечером вернется, все данные Завгородней мы записали — проверить можно.
Да и видишь — говорит искренне, аж слеза блеснула. Не похоже, что врет.
Мы встали и вышли из квартиры.
