Михалева, которая, как обычно, полуночничала.
– Ого, господа офицеры изволили хорошо погулять? - поинтересовалась она, проходя на кухню с чайником в руках. - Помощь не требуется?
– Нет, Людмила Васильевна, спасибо.
– Ну, когда закончишь - заходи ко мне, я тебя чаем угощу с бергамотом. При этих делах, говорят, здорово помогает.
Через двадцать минут Козырев уже сидел в комнате Михалевой. Людмила Васильевна была в курсе несчастья, которое произошло с его коллегой, а потому, видя состояние Павла, не докучала ему разговорами, как это обычно у них происходило. Первым молчание нарушил сам Козырев:
– Я, Людмила Васильевна, наверное, уйду из наружки.
– Позволь поинтересоваться, куда?
– Переведусь в уголовный розыск. Или в РУБОП. Понимаете, я хочу найти этого гада, ну, который Антона задавил.
– А зачем же тебе нужен перевод в другую службу?
– Как вы не понимаете? Там я смогу заниматься настоящей оперативной работой, а не как сейчас - сходил, посмотрел, отписал и все. Что будет дальше, как это будет использовано, пригодится это или нет - мы же никогда ничего не знаем. Вроде бы и менты, а вроде как и нет. Работаем, действительно, как грузчики - подай-принеси, а иногда еще и «кушать подано»: оттаскали, дотащили - пожалуйте, крепите. И на этом все. Опять нас нет. Получается, что мы - никто. А как «никто» может заниматься розыском?
– Ты не никто. Во-первых, ты - офицер, а это, согласись, уже немало и ко многому обязывает. Во- вторых, ты, мон шер, филер. А слово «филер», если ты не знал, происходит от французского Шеиг, что переводится как «сыщик». А чем по-твоему должен заниматься сыщик, как не поиском, а?
– Да, но ведь это когда было…
– Не перебивай старших, - назидательно сказала Михалева. - Ты уже всю свою дурь высказал, теперь позволь сказать мне. Ты никогда не задумывался о том, почему ваша служба, зародившаяся много веков назад, наряду с агентурной работой, до сих пор остается востребованной? И не только у нас, но и во всем мире. Да потому, что человечество всегда будет подсматривать и подслушивать, так как это самый надежный и самый простой способ получать информацию. И эта работа не менее важна, чем оперативная, как ты ее называешь. Или ты думаешь, что ваша деятельность менее полезна, чем обирание пьяных в метро и на улицах, или охота на водителей с последующей торговлей штрафными квитанциями? Запомни одно - наружка стара как мир. И если она до сих сохранилась, значит этот мир без нее обойтись пока не может. Тем более, что в этом мире мало что кардинально изменилось.
– Ну, так уж и мало, - буркнул Козырев, несколько озадаченный столь неожиданным поворотом темы. В «планетарном масштабе» о на-ружке он еще никогда не думал.
– Хорошо. Приведу такой пример: помнишь, как на кухне у тебя заголосила радиостанция и твои напарники обратились к тебе как к «грузчику»? («Еще бы не помнить», - подумал Паша, вспоминая сколько тревожных минут ему тогда довелось пережить.) Так вот, я заинтересовалась происхождением этого термина, порылась в наших архивах и обнаружила, что еще в начале прошлого века на сленге Охранного отделения начальники розыскных ведомств именовались «хозяевами», филеры - «приказчиками», а лица, за которыми велось наблюдение -«товаром». Так что нынешнее твое руководство, Паша, далеко не изобретательно. Все это, как говорится, мы уже проходили.
– Что, правда что ли? - не поверил Козырев.
– Вот смотри. - Михалева сунула ему под нос ксерокопию телеграммы, датируемой октябрем 1914 года. Текст был следующим: «Благоволите принять товар Гламурный тчк выехали мос-квы петроград курьерским № 3 тчк». А вот и ответ, читай: «Товар Гламурный сдан петроградским покупателям тчк товар смирный упакован хорошо тчк».
– Так это они его в Питере, в смысле задержали, что ли?
– Получается, что так. Некто, проходяший под кличкой Гламурный, был арестован, то бишь, по- вашему, упакован… Эх, а какие красивые клички раньше давали!… Гламурный… Это тебе не какой-нибудь там Жора-Хмырь.
– И это действительно подлинные телеграммы? - восхитился Козырев.
– Историческими мистификациями не занимаюсь, - гордо произнесла Михалева и, потрепав Пашу по волосам, заговорщицки спросила: - Ну что, Павел Александрович, посеяла я в вашу душу зерна сомнений?
– Посеяли, - признался Козырев.
– Вот и хорошо. А теперь идите-ка спать, господин офицер, а заодно проверьте, как там ваш боевой товарищ. Вдруг ему необходимо очередное внехирургическое вмешательство?
Ладонин приехал в офис в половине одиннадцатого. Он поднялся в свой кабинет, первым делом сменил легкомысленную футболку с Ма-сяней на накрахмаленную рубашку, повертел в руке галстук и после некоторых колебаний решил, что по случаю жары сегодня сойдет и так. После всех этих нехитрых манипуляций он опустился в большое кожаное кресло и вызвал к себе секретаршу.
– Доброе утро, Игорь Михайлович.
– Здравствуй, Лена. Запиши: к одиннадцати часам должен подойти человек по фамилии Нестеров. Предупреди охрану, что документы у него проверять не надо, пусть сразу ведут ко мне. После того, как он придет, меня нет. Ни для кого! Это понятно?
– Понятно. А если… Если позвонит Анатолий Борисович? Сегодня ведь крайний срок…
Ладонин в задумчивости постучал пальцами по столу и решительно сказал: «Пусть ждет». И, заметив, как удивленно вскинула брови Леночка, добавил: «Ничего страшного. Пусть ждет - я больше ждал».
– И еще, Леночка. Принеси, пожалуйста, бутылку водки, минералку и сделай каких-нибудь бутербродов.
– Сколько стаканов?
На этот раз пришла очередь удивляться Ла-донину:
– Ну, конечно же два. Лена, ты меня удивляешь. Неужели ты готова поверить в то, что ваш начальник способен в половине одиннадцатого утра, по такой жаре, в одиночку, глушить водку?…
Через несколько минут распоряжение Ладо-нина было исполнено. Оставшись в кабинете один, Игорь Михайлович профессиональным движением скрутил пробку «Гжелки», плеснул себе грамм сто пятьдесят и выпил не закусывая. Затем он подошел к окну, раздвинул бархатные шторы, всмотрелся в перспективу, где за окном несла свои воды Нева. Впрочем, не такие уж и свои - Ладожские воды…
Ладога… Когда незадолго до гибели брат рассказал Игорю о том, как он ловко упрятал их с Гурьевым на Север, Ладонин-младший очень сильно обиделся. Несколько недель со старшим не разговаривал и даже подумывал уйти от него и начать собственный бизнес. Много позднее, когда Ладоги уже не стало, Игорь наконец понял, что брат тогда спас его и Антона Гурьева и от вероятной тюрьмы, и от возможной смерти. От такой смерти, какую Ладога нашел сам, заплатив своей яркой, хотя и непутевой жизнью за нынешнее благополучие, в котором жили теперь его мать и младший брат.
В 1992 году Ладонин и Гурьев окончили школу, и многие учителя тогда, помнится, перекрестились. Антон и Игорь не были дураками, просто они категорически не желали учиться. Перед выпускным экзаменом по физике они подошли к преподавателю и доброжелательно заявили, что если им поставят по тройке, то они немедленно и навсегда исчезнут. А если нет, то на экзамене они будут вынуждены отвечать, а в этом случае даже и «кол» станет преувеличенной оценкой их знаний - а кому это надо?! Физичка настолько оторопела от подобной наглости, что уступила. Впоследствии такая же штука была проделана с химичкой и англичанкой.
Вот так со здорова «ты бык - а я корова» они получили аттестат и (кто бы мог подумать?) выяснили, что никто не собирается платить за них взятки ни в какие вузы. А без этого нема дураков их туда принимать. А на глупых от природы найдутся специально обученные в военкомате, которые с удовольствием примут их в иной университет жизни. С этим опасением, имеющим под собой реальную основу, они побежали к Ладоге. А он уже ждал этого, а до того, как ждать, крепко подумал. Ладога не походил на бандитов эпохи новой экономической революции. Он не был спортсменом, не был стремящимся к воровским традициям. Он был собой и более всего походил на гангстера. Но тем не менее занимался тем
