сильная мужская рука. Я опустила ногу на пол, и триста горячих осколков обожгли мне ступню — я же босиком сидела на окне… Наверно, мне было больно. Наверно… но я ничего не сказала. А он сам догадался. Он догадался, понял и подхватил меня. Очень ловко меня подхватил и перенес через дымящуюся кофейно-фарфоровую лаву. И аккуратно поставил меня на пол. Кафель пола показался мне холодным. Я бы даже сказала: ледяным. Меня как будто обожгло холодом… Я стояла и смотрела в его глаза. А он улыбнулся и сказал:
— Простите мне некоторую вольность, но я не мог допустить, чтобы вы порезали ноги.
И вот когда он это сказал, я подумала: а вдруг? А вдруг это судьба?
Знаю! Знаю, что звучит банально, театрально, избито… но именно так я в тот момент чувствовала. И ведь я оказалась права! Оказалось: это ОН.
— Дура! — возбужденно выкрикнул Петр Николаевич. — Господи, ну какая же дура! Пришел альфонс… дрянь, сволочь, уголовник… подержал за сиську — и все, сомлела дура… Разорила… разорила!
— Петр!
— Да ладно… не надо только корчить тут из себя, сестрица! Ах, дождь! Ах, август! Ах, я натура утонченная… ой, ой, ой! А пришел кобель, прихватил за клитор — и все! Крыша поехала.
— Петр! — воскликнула Анна Николаевна. Видимо, что-то она хотела сказать, но ничего не сказала, а вскочила и выбежала из кабинета.
— Да ладно, — сказал «дипломат» и сделал глоток виски.
Партнеры и Брюнет переглянулись. Брюнет поднялся и вышел вслед за Анной Николаевной. Ее брат закурил, взмахнул, разгоняя дым, рукой и сказал:
— Ну, погорячился… ну, может быть, несколько не прав. Но поймите: отдать саблю за шестьдесят тысяч баксов! Бред. Бред полнейший. Кому рассказать — не поверят.
— А что все-таки произошло? — спросил Купцов.
— Неужели непонятно?… Этот Андрей, если, конечно, он Андрей, вскружил ей голову. Она, Нюшка- то, баба неплохая, но с тараканами… Она разок уже замужем побывала по молодости. За одним… (Петр Николаевич усмехнулся) гением. Гений этот пил и ее бил… вот так, господа. А у нее с той самой поры образовалась идея фикс, что вот, мол, когда-нибудь в ее жизни появится НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА. Понимаете?
— Пожалуй, да, — ответил Купцов. Петру хин кивнул.
— Ну вот… вот он и появился. Из дождя и августа. Наплел ей, дурехе, с три короба. Про Бродского… а она, Нюшка-то, от Бродского кипятком писает. Ведь как будто знал, гандон, на чем ее подловить можно. И, конечно, подловил… Пригласил в кафе, потом повел гулять по набережным… В сумерках… под дождем. Вы понимаете?
— Пожалуй, да.
— Ну вот… дурочка сомлела и пригласила его к себе. А если точнее: к нам. Но я-то в Питере бываю только наездами, я почти постоянно живу в Швеции. А сюда прилетел на пару дней после ее звонка. Она мне позвонила и закатила истерику: ах, его убили! Ой, дура! Ой, дура, дура, дура… Ой, дурища!
Петр Николаевич сокрушенно покачал головой, налил себе виски, выпил.
— Так на чем, господа, я остановился?
— На том, что ваша сестра пригласила своего знакомого в дом.
— Да, верно. Она пригласила этого Андрея в дом. Уж не знаю, чем они там занимались — стихи читали или еб…сь, но вспыхнула промеж ними любовь невероятная. Встретились, понимаешь, два одиночества, развели у дороги бордель… В общем, покидая под утро мою сестру-дуреху, этот Андрей «в залог нашей высокой любви» попросил фамильную саблю. И она дала!
— А когда это было? — спросил Петрухин.
— Пятого.
— Понятно, неделю назад. И с тех пор Андрей не появлялся…
— Да уж… Сказал, что сгоняет в коротенькую командировку и в понедельник вечером будет у нее. Конечно, ни в понедельник, ни во вторник он не объявился. А эта дура теперь твердит, что с ним случилась беда… И ведь никак не разубедить, понимаете?
— М-да… а в милицию вы обращались?
— Обращались. Что толку-то? Они там посмеялись и сказали, что даже и заявление у нас не примут.
— М-да, — сказал Купцов. — В общем-то, я их понимаю…
— В общем-то, я их понимаю, — сказал Купцов. — А что вы знаете об этом Андрее, кроме того, что он Андрей?
Петр Николаич собрался ответить, но не успел — дверь отворилась, и в кабинет вошла Анна Николаевна. Следом — Брюнет.
— Вот Аня вам и расскажет, — ответил Петр Николаевич.
Не глядя ни на кого, Анна Николаевна пересекла кабинет и села в кресло.
— Ты, Нюша, на меня не сердись, — ехидным голосом сказал братец. — Все мы сейчас того… на нервах немножко. Ладно?
Анна Николаевна промолчала, а братец продолжил:
— Ты расскажи ребятам в подробностях, что ты знаешь про этого Андрея.
— Что я должна рассказать? — спросила она.
— Все, — сказал Петрухин. — Все, что вы знаете.
Анна Николаевна пожала плечами:
— Хорошо, я постараюсь… спрашивайте.
— Итак: в пятницу, четвертого августа в вашу студию пришел посетитель. Во сколько это было?
— Минут за пятнадцать-двадцать до закрытия.
— А во сколько вы закрываетесь?
— В семь.
— Ага… значит, это было примерно в восемнадцать сорок — сорок пять.
— Да, примерно так.
— Вы сидели на подоконнике. Вы не видели, как он подошел?
— Нет, не видела.
— Понятно. На улице шел дождь, а на одежде Андрея были следы дождя?
— Нет… кажется, нет… не помню.
— Ага… а зонт у него был?
— Нет, зонта точно не было.
— Ага… значит, шел дождь, зонта у Андрея не было, и следов дождя на одежде вы вспомнить не можете. Похоже, он приехал на машине… или на общественном транспорте.
Анна Николаевна снова пожала плечами.
— Остановка троллейбусная далеко от вашей студии?
— Метров сто.
— Далековато… Но — ладно, оставим этот вопрос. Итак, Андрей появился в вашей студни, напугал вас и тут же реабилитировался. А вообще-то: с какой целью он приходил? Хотел что-то купить?
— Нет, он хотел заказать проект интерьера для своего загородного дома.
— Но в тот вечер так и не заказал?
— Нет, в тот вечер не заказал.
— А где дом?
— В Карелии, на берегу озера.
