Это предложение было встречено с оживлением. Люди, получив возможность заняться хоть каким- то делом, начали суетливо выстраиваться по периметру просторного помещения. За них подумал и решил кто-то другой, они услышали вполне убедительное объяснение — и почти успокоились; по крайней мере, плач, ахи и охи больше не повторялись. Только тот самый парень рядом с Белецким, что видел во всем случившемся некие «жидовские штучки», в очередной раз плюнул на пол и протянул неприязненно и вызывающе:
— А ты чего это, дядя, здесь распоряжаешься? Мы что, на зоне, да?
Однако, прежде чем «Горы зовут» собрался ответить, парня осадили сразу несколько человек: «Не хочешь строиться, так и не стройся, а к другим не цепляйся!» «Ты, приятель, дома у себя можешь выступать, а тут делай, как тебе велят» «Не мешай командиру делом заниматься».
Усатый уже стал в глазах толпы командиром, отметил про себя Виктор. Как охотно люди готовы подчиняться командам…
— Иди сюда, умный, я тебе пасть заткну, и твоему командиру тоже, — с угрозой посулил парень, медленно закатывая рукава спортивной куртки.
Неизвестно, чем закончилось бы это выяснение отношений, но сверху внезапно посыпались большие белые хлопья, с шорохом опускаясь к ногам оцепеневших людей. Через несколько секунд этот снегопад закончился так же неожиданно, как и начался. Кое-кто вновь заохал, кое-кто испуганно отшатнулся, а усатый командир присел возле одного из белых свертков и принялся разворачивать его.
— Ну, что я говорил? — торжествующе воскликнул он, поднимаясь и размахивая белой одеждой, похожей на свитер с длинными рукавами; в другой руке он держал брюки наподобие обыкновенных спортивных шаровар. — Спецодежда. Нам предлагают переодеться в спецодежду.
— Это как, прямо здесь, перед всем народом прикажете халат снимать? — подала голос чернявая бабенка, блестя золотым зубом.
— Сейчас не время и не место стыдиться, — отрубил командир. — Пока необходимо выполнять те условия, которые нам диктуют. А женского пола без халатов я видал немало, и другие, наверное, тоже. Думаю, чем быстрее мы переоденемся в спецодежду, тем быстрее узнаем, чего от нас хотят. Делай, как я!
Командир без колебаний стянул свои пузырящиеся на коленях спортивные штаны, выставив на всеобщее обозрение синие плавки и загорелые волосатые ноги, и быстро облачился в «спецодежду».
— Мужчины, вы бы хоть отвернулись или глаза закрыли на минуту, — попросил из глубины зала женский голос. — Скажи им, Петрович.
— Эй, мужики, слушай мою команду: всем закрыть глаза! — распорядился усатый командир Петрович.
— Словно саван белый на себя натягиваешь, — со вздохом сказал кто-то рядом с Белецким.
Виктор переоделся вместе со всеми, внимательно изучил тонкую, скользящую под пальцами прохладную материю. Это была даже не ткань, а нечто наподобие пленки; она легко растягивалась, но затем вновь приобретала прежние размеры. Теперь все вокруг было белым: пол, потолок, стены и люди, ставшие похожими друг на друга, почти безликими.
«В лагере все в полосатом, здесь все в белом… — мелькнула мысль. — Действительно, как в саванах…» Происходящее казалось Белецкому причудливым сном, где все возможно, где нужно ожидать любых неприятностей, где спецодежда падает сверху, неведомо каким образом проникнув сквозь потолок.
— Козлы недоделанные, — проворчал смуглый парень, тоже облачившийся в белое. — Сортира-то нет у сволочей. Прямо на пол отливать, что ли?
— Построиться вдоль стен! — вновь приказал Петрович. — Будем разбираться с численным составом. Дамочка, положите, наконец, свой халат. Никто его отсюда не унесет, не беспокойтесь. Построились, построились, поживее!
«Все-таки иногда хорошо, когда за тебя думает какой-нибудь Петрович, а тебе остается только выполнять команды…» — Белецкий усмехнулся и вслед за другими направился к стене.
Но дойти не успел, потому что в дальнем конце зала раздались возбужденные голоса. Он посмотрел в ту сторону и увидел, что торцевая стена зала исчезла и там появился выход.
3
Виктор выпрямился, потер ноющую поясницу, со вздохом провел рукавом по взмокшему лбу. Вокруг, присев на корточки или согнувшись, трудились соседи по микрорайону, медленно продвигаясь, каждый вдоль своей борозды, по необъятному полю, уходящему за горизонт. То тут, то там раздавалось тихое пощелкивание. Низкое небо было затянуто сплошной облачной пеленой, в воздухе со странным сладковатым привкусом не чувствовалось никакого намека на ветерок. Было душно как перед грозой, и если бы не остававшаяся все такой же прохладной одежда, сил для работы хватило бы ненадолго. Хотя работа была не из самых тяжелых — не картошку копать, и не готовить огород к зиме, как приходилось Белецкому на даче у тещи. Всего-то и дела — расчистить кисточкой мелкую лунку, дно которой покрывает какая-то стекловидная полупрозрачная масса с сиреневыми прожилками, а потом тереть жесткой губкой это стекло до тех пор, пока прожилки не исчезнут. До щелчка. И переходить к следующей лунке. Очень похоже на «секреты», в которые играли в детстве: выкопаешь ямку, положишь туда цветок, этикетку или красивую пуговицу из маминой коробки, закроешь осколком стекла и засыпаешь землей, отметив место «секрета» каким-нибудь только тебе известным знаком. А потом придешь, докопаешься пальцем до стекла, протрешь окошко — и смотришь, любуешься сокровищами… Только здесь, на этом поле, сквозь стекловидную массу была видна всего лишь серая земля, и лунки шли одна за другой с полуметровым интервалом, прокопанные в неширокой борозде, оставленной каким-то здешним плугом.
«Старики на уборке хмеля, или Трудовой десант по оказанию помощи местным колхозникам в выращивании рекордного урожая», — думал Виктор, размеренно и с нажимом водя губкой по дну лунки. Иронизировать ему совершенно не хотелось, потому что из головы не выходила одна очень печальная мысль: их действительно захватили в качестве обыкновенной рабочей силы. И если это «десант» — полбеды, трудовые десанты рано или поздно возвращаются к месту основной работы; а вот если это пожизненное рабство…
Виктор оглянулся на зал метро, оказавшийся снаружи серым сооружением внушительных размеров наподобие аэродромного ангара, сравнил пройденный в приседаниях-вставаниях путь с тем расстоянием, которое оставалось до застывшей вдалеке белой фигуры, и вновь со вздохом вытер пот. Хотелось пить, хотелось есть, и тоскливо было чувствовать себя рабом на плантации.
В однообразной работе притупилось ощущение времени, и было трудно определить, час, два или все четыре прошли с того момента, когда им дали возможность покинуть «ангар». Белецкий вышел в числе последних и по царящей в толпе тишине понял, что ничего особенно страшного люди не обнаружили. Но и ничего особенно веселого тоже. Поле раскинулось от горизонта до горизонта, в каждой борозде, вытягиваясь в ровную линию, лежали нехитрые орудия труда — кисточка с длинной ручкой да бесформенная губка — и в нескольких метрах от первого ряда пленников возвышался безликий Кубоголовый в плащеподобном белом облачении.
— Мать честная, сейчас же он нас всех постреляет! — крикнул кто-то из вышедших последними. — Назад-то уже никак!
Белецкий обернулся. Ничего похожего на двери или ворота в стене ангара уже не было.
— Кончай орать, в душу тебя колом! — взвился над толпой простуженный голос командира Петровича. — Сейчас нам будут ставить задачу. Женщины, не толпитесь, не на рынке. Станьте посвободнее, места хватает. Послушаем здешнего начальника.
Но «здешний начальник» не стал ничего говорить. Он просто наклонился, протянул выскользнувшую из-под плаща длинную руку и взял кисточку и губку. Поднял над своей странной головой («Может быть, это не живые существа, а какие-нибудь кибернетические устройства?» — подумал Белецкий), поводя рукой из стороны в сторону, словно демонстрируя, а потом резко согнулся, как будто
