рубашка. Черная, выгоревшая на плечах, бурая на спине от запекшейся крови.
Держа рубашку в руках, Мелисса увидела, что из глубины сада на нее смотрит индеец. Он был одет по-городскому, и поверх его гладко зачесанных назад волос была надета синяя шляпа кавалериста. Он учтиво поклонился ей и спросил:
«Вам знакома эта вещь, мисс Фарбер?»
«Может быть. Кто вы? И что вы делаете здесь?»
«Эта вещь принадлежит моему брату. Белые называют его Стивеном Питерсом».
Милли почувствовала, как земля уходит уже из-под ног. Она опустилась на сиденье качелей, прижимая рубашку к лицу. Но взяла себя в руки. Ей было стыдно показывать свою слабость перед индейцем.
«Так вы его брат?»
«Любой шайен назовет его своим братом».
«Здесь кровь».
«Да. Это его кровь. Ему стреляли в спину. Они хотели его убить. Они думают, что убили его. Но он жив».
За оградой сада застучали копыта, промелькнул силуэт подъехавшей кареты.
«Возвращайтесь в дом, мисс. К вам гости. Не верьте ничему, что они расскажут. Вы найдете меня возле аптеки».
Индеец поклонился и отступил за деревья. Мелисса бережно свернула рубашку и, вернувшись к себе, спрятала ее среди платьев.
Она старалась хранить спокойствие. Стивен жив, и это главное. Все остальное неважно. Он жив. Он жив... Милли упала на постель и зарылась лицом в подушку. Еще немного, и она выбежала бы из дому. Как она может оставаться на месте, когда любимый человек в опасности!
Росита пригласила ее к чаю. Лицо негритянки было хмурым.
«У нас гости?» — спросила Мелисса, стараясь не выдать волнения.
«Ох, девочка моя, век бы не видать таких гостей», — в сердцах ответила служанка.
За столом напротив отца сидел Фредерик Штерн. Увидев его, Милли остановилась на пороге.
«Папа! Как это понимать? Что делает в нашем доме этот господин? По-моему, ему место в тюрьме».
Штерн встал.
«В тюрьме ко мне относились гораздо приветливее. Я уже начинаю жалеть, что покинул ее стены».
«Надеюсь, ненадолго».
«Дочка, дочка, — укоризненно заговорил отец. — Не впадай в грех осуждения. Оступиться может каждый из нас, и каждый должен найти в себе силы для прощения».
«Не понимаю, о чем ты говоришь. Я никого не осуждаю, никого не прощаю. Я просто собиралась выпить чашку чая. Но не умру, если не выпью. Мне надо заниматься переводами. А ты, пожалуйста, можешь и дальше любезничать с этим предателем».
Милли выскочила из столовой, хлопнув дверью, и закрылась в библиотеке. Ей надо было сегодня закончить перевод статьи из французского научного журнала. Примерно через час к ней вошел отец. На нем был дорожный плащ, и Милли вспомнила, что сегодня отец уезжает в Маршал-Сити.
'Ты не одета? — удивился он. — Разве ты не едешь со мной? '
«Нет, папа, я передумала. Хочу скорее закончить эту статью и взяться за новую».
«Ну что ж... Как продвигается работа?»
«Вечером перепишу набело. Этот мерзавец ушел?»
«Ты не должна так говорить о Фредерике. Один неверный шаг не может перечеркнуть те годы, которые он провел с нами».
'Зачем он приходил? И почему, черт возьми, его освободили? '
«Его не освободили. Он выпущен под залог. Фредерик оказал помощь правосудию. Рискуя жизнью, помог изобличить и задержать опасного преступника. Поэтому он и заслужил определенное снисхождение суда. Чего, к сожалению, нельзя сказать о другом нашем знакомом».
Отец замолчал. Он прошелся по библиотеке из угла в угол, стуча тяжелыми сапогами, и остановился перед книжным шкафом.
'Дочка, мне очень трудно об этом говорить. Но ты уже взрослый человек и должна воспринимать жизнь в ее истинном свете. Ты должна иметь мужество не отворачиваться от ее неприглядных сторон... '
'Неприглядная сторона — это, конечно, Стивен? — вспылила Мелисса. — Папа, что тебе наплел про него этот мерзавец? '
«Видишь ли, мы воспринимали мистера Питерса как человека своего круга, не так ли? Вряд ли он вошел бы в наш дом, будучи ковбоем, или батраком, или шахтером... Нет, он казался нам вполне достойным гражданином, образованным и добропорядочным. К сожалению, дочка, мы слишком мало знали об этом человеке. Оказалось, что обвинения, которые выдвинул против него суд, были не такими беспочвенными, как уверял Питерс. Ты помнишь, каким мы его встретили впервые, на перевале в Небраске? Без гроша в кармане, полуголым. Он ничего не рассказывал о себе. Теперь я понимаю, что у него были на то веские причины. Разве тебя не удивило, что уже через очень короткое время после первой встречи мистер Питерс разительным образом изменился? Откуда у него взялись деньги, на которые он скупил половину города? Откуда в нем появилась та жестокость, с какой он расправился с похитившими нас бандитами?»
«Минуточку, папа! — Милли перебила отца. — Когда он спасал твою жизнь, ты не задавал себе этих вопросов, не так ли? Так какого черта ты спрашиваешь об этом сегодня?»
Отец вздохнул.
«Наверно, я привык ставить только такие вопросы, на которые уже знаю ответ. Дурная академическая привычка».
«Знаешь ответ? Ничего подобного! Ты знаешь только то, что наговорил тебе Фред! Но это неправда! Не верю ни единому его слову!»
«Придется поверить. Вряд ли тебе это понравится. Но способ, которым Питерс зарабатывал на жизнь, возводит между ним и нами непреодолимую стену. И эта стена называется — Закон. Питерс — преступник. Он грабил поезда. Все думали, что он проводник, а он был грабителем. Неуловимым грабителем. Даже укрывшись в Маршал-Сити, даже зная, что за ним охотятся, он не оставил свое кровавое ремесло. Он беззастенчиво расплачивался со своими рабочими золотом, которое добыл, ограбив почтовый поезд. Все это — не мои фантазии и не домыслы Фредерика. Это установили полицейские. И нам остается только благодарить судьбу, что знакомство с мистером Питерсом ничем не скомпрометировало нашу семью».
Мелисса зажала уши, но монотонный голос отца все равно доходил до нее.
«Ему не удалось долго скрываться в Вайоминге. Его арестовали. Он оказал сопротивление и был тяжело ранен».
«Мне все равно! — выкрикнула Милли. — Я не верю!»
Отец замолчал, и Милли, выждав немного, снова взялась за карандаш. Она попыталась изобразить, что сейчас ее больше всего занимает витиеватая фраза, которая завершала статью.
«Да, он был тяжело ранен, — откашлявшись, продолжал отец. — Все усилия медиков оказались тщетными. Мне тяжело тебе это сообщать, но Стивен Питерс... Он предстал перед своим последним судом. Его больше нет. Не стоит жалеть о нем, дочка».
«А я и не жалею», — произнесла Милли, заглядывая в словарь.
«Странно».
«После всего, что ты о нем рассказал, я просто не имею права о нем жалеть. Есть еще новости?»
«Понимаю тебя, — сказал отец. — Кажется, тебе хочется побыть одной».
Он был прав. Мелиссе хотелось побыть одной, чтобы незаметно отправиться на встречу с индейцем.
«Но тебе нельзя замыкаться в своем горе, — добавил профессор. — Я понимаю, что ты относилась
