отстоял завоевания демократии.
— Позволь спросить, от кого ты все это слышал? — холодно поинтересовался Тандерс.
— Да ни от кого. Так было написано в газетах и книжках.
— Никогда не верь газетам, Стивен. Все они врут. Линкольн, к примеру, был не демократом, а республиканцем. И кто это назвал его законно избранным президентом? Да, два миллиона избирателей проголосовали за него, но три миллиона отдали свои голоса демократу Стивену Дугласу. Во всем виновата эта система выборщиков. Они-то и сделали адвоката из Иллинойса президентом всей страны. Само собой, люди возмутились.
— И взялись за оружие? — спросил Гончар.
— Нет. Никто и не думал, что дело дойдет до оружия. Поначалу хотели все уладить по-человечески. Южная Каролина объявила о выходе из союза штатов. «Если вам так нравится власть республиканцев, — сказали каролинцы, — оставайтесь под ними. А мы не хотим». Союз — дело добровольное, и не было никаких законных оснований, чтобы удержать в нем народ независимой республики Каролина. За ними последовали другие штаты. Миссисипи, Флорида, Алабама. Потом — Джорджия. Луизиана и Техас. Эти семь штатов первыми откололись от Севера и создали Конфедерацию. Потом уже к ним присоединились Вирджиния, Северная Каролина, Теннесси и Арканзас.
Наверно, если бы конфедераты предложили мне писать о них, я бы согласился. Но работу и камеру мне дал Мэтью Брэди, а он служил федеральному правительству. Он создал целый «корпус фотографов», и мы сделали, наверно, сто тысяч снимков той войны. Брэди думал, что, когда люди увидят все эти фотографии, они никогда уже не захотят воевать.
— Наивный он парень, этот твой Брэди.
— Все мы были когда-то наивными. Ну а после войны я уже не мог бросить репортерское ремесло. Был в Китае, писал об опиумной войне. Бродил по Африке. А когда вернулся, со мной что-то случилось. Не знаю, Стивен, поймешь ли ты меня...
— Постараюсь понять.
— Я был хорошим репортером. Я писал только о том, что видел сам, ничего не выдумывая и не скрывая. Но не все мои материалы печатались. А некоторые выходили с такими поправками, что лучше бы и не выходили. Сначала я подозревал, что это происходит потому, что они были плохо написаны. Я старался писать еще лучше, но ситуация не менялась. Одни мои статьи проходили «на ура», а другие откладывались под сукно или переделывались редактором. В конце концов я понял, что газету делает не репортер, и даже не редактор, а владелец.
— Открыл Америку, — насмешливо хмыкнул Гончар.
— Знаешь, в чем заключается суть журналистики? — спросил Тандерс. — Задача журналиста — переводить на человеческий язык лай, рычание и сытую отрыжку своих хозяев. Я слишком поздно это понял.
Преподобный угрюмо замолчал. Его мул стоял рядом с жеребцом Степана, так же понуро опустив голову, как и хозяин. «Сколько же ему лет? — подумал Гончар. — Война закончилась пятнадцать лет назад. Допустим, тогда ему было двадцать пять. Значит, сейчас — сорок? Он выглядит значительно моложе. Ну, максимум на тридцать три».
— И ты все бросил? — спросил Гончар. — И ушел в монастырь?
— Зачем же? Мир выглядит не слишком привлекательно, но это еще не повод выбрасывать его на помойку. Прошлое не исправишь, но можно позаботиться о будущем. К тому же я слишком люблю людей, чтобы отгородиться от них монастырскими стенами.
«Видел я, как ты их любишь», — подумал Степан.
32. МИФЫ И ЛЕГЕНДЫ НАРОДОВ ЗАПАДА
Ледвилл со всех сторон теснили горы. Их вершины скрывались за низкими тучами, а склоны были покрыты густым лесом, в котором виднелись просеки. Въезжая в город по скользкой дороге, Степану пришлось несколько раз сворачивать к обочине, чтобы проезжающие повозки не облили его жидкой грязью, вылетающей из-под колес.
Улица круто поднималась вверх. Гончар и Тандерс остановились у книжного магазина. Отсюда хорошо был виден центр города.
— Красное здание с белыми колоннами — это наша гостиница, — указал преподобный. — А вон там, пониже — полицейский участок, контора мирового судьи и тюрьма. Но я не советую тебе торопиться на встречу с другом. Тюрьма от нас никуда не денется. Заглянем в отель, приведем себя в порядок, пообедаем. Там рядом — отличный ресторан, где меня кормят бесплатно. Покормят и тебя. А уж потом отправимся к твоему другу.
— Ты и в тюрьму пойдешь со мной? Это обязательно — ходить вдвоем?
— Не вдвоем, а втроем. С нами будет шериф Дагган.
— Еще один твой друг?
— Партнер.
«Отличная подбирается компания, — подумал Степан. — Осталось только выяснить, какие могут быть общие дела у шерифа и бывшего репортера, нарядившегося монахом».
Остановившись у отеля, Гончар понял, что преподобный Тандерс имеет друзей не только среди правящего класса. Негритенок в гостиничной униформе, дежуривший на входе, подбежал к ним и перехватил поводья мула:
— Добрый день, отец Джекоб! Вы остановитесь у нас?
— Остановлюсь, Мозес, остановлюсь.
— Тогда я сам отведу вашего Лентяя в конюшню! Ох, и исхудал же он!
— Поставь его рядом с вороным и подальше от входа. Мы прибыли надолго.
— Не беспокойтесь! Жеребец смирный?
— Людей он не кусает, — сказал Гончар, отдавая повод мальчишке.
— Так я могу их обоих почистить? Сколько грязи им, бедняжкам, пришлось перемесить по дороге! Отец Джекоб, а вы будете читать проповедь на завтрашнем собрании?
— Надеюсь. — Тандерс бросил негритенку монету, и тот поймал ее на лету.
— Вот здорово! Так мы придем на собрание всем домом! И мама, и тетушки, все придут вас послушать!
Войдя в просторный холл, Степан остановился, но Тандерс подхватил его под локоть и решительно повел за собой к стойке регистрации.
— Мой номер свободен? — спросил он у клерка. — Отлично. А соседний? Превосходно. Запишите меня и моего друга. Это преподобный Стивенсон из монастыря Каса-Нуэва.
— Давненько вы к нам не заглядывали, отец Джекоб, — сказал клерк, раскрывая журнал в богато отделанном переплете.
— Что же делать, ведь мы верхом добирались к вам из Техаса...
Пока преподобный беседовал с клерком, Степан оглядел зал. Мужчины в дорогих костюмах, с тщательно уложенными прическами и с перстнями на пальцах собрались вокруг столика, за которым восседал живописнейший оборванец, словно сошедший с иллюстраций к «Робинзону Крузо». Его босые грязные ноги покоились на плюшевом пуфике. Из-под распахнутой меховой безрукавки выпирало волосатое брюхо, украшенное револьвером на шнурке. Длинные свалявшиеся волосы лежали на плечах, а в седой бороде застряли соломинки, красноречиво свидетельствуя о том, что предыдущую ночь этот путник провел в каком-то сарае. Но в его красной обветренной лапе был хрустальный бокал, в котором сверкала янтарная влага, и пять бутылок шампанского занимали весь столик.
— Выпьем же за новое месторождение! — зычно провозгласил оборванец. — Я назову его в честь своей младшей дочери! Это будет шахта «Амалия»!
— За Амалию! — Джентльмены в дорогих костюмах вскочили в едином порыве, воздымая бокалы.
