— Нет, — жестко усмехнулся Урза. — Не скоро. Вы трудились не зря. В глубине крепости машины ненадежны, и от них требуют слишком многого. Надо беречь свои механизмы. Этот урок фирексийцы скоро усвоят и без моей помощи. Лучше им не знать, что я побывал тут.
— Уйду, и приглашаю вас уйти вместе со мной. — Урза снова коснулся призрачных образов. Да, его силы хватит, чтобы провести их короткой дорогой между мирами. — Я не могу вернуть вам тела, но сумею вернуть вас на Доминарию. А когда придет время, я, может быть, сумею отомстить за вас.
Сколько же лет они ждали? Тысячелетия?
Урза был с ними вполне согласен.
Запах жареной меч-рыбы, еще державшийся в кухне, сказал Баррину, что он опоздал к обеду не больше чем на полчаса. Субъективных, понятно. Рейни, ожидавшая за временным порогом, кончила хлопотать на кухне за много часов до того, как Баррин вернулся домой из реального времени. «Чудеса Толарии», — не без горечи усмехнулся маг. Пропустив один обед, он смог целый день провести с Урзой.
«Лучше бы пообедал, — подумалось Баррину. Однако работы полно, а теперь, после вестей, принесенных мироходцем, будет еще больше».
В доме стояла тишина, только потрескивал огонь в камине гостиной. Там еще догорали дрова, выбрасывая по временам неяркие красные искорки. Рейни ждала его на кушетке, подогнув под себя ноги и закутавшись в складки голубого плаща. Она не поздоровалась с мужем, не отвела взгляда от мерцающих угольков.
— Все еще не работаешь? — спросил он, скрывая тревогу.
Баррин уже не помнил, когда Рейни последний раз заходила в лабораторию. Разумеется, он был озабочен этим, но хотел скрыть от нее закрадывавшиеся в голову сомнения — в ней, в них обоих. Каждый день он надеялся, что она разберется в себе, — и не знал, как ей помочь.
— Мне пока не хочется включаться в новый проект, — равнодушно отозвалась Рейни. В ее глазах стоял страх. — Я думала, ты вернешься пораньше, хотела поговорить… — Она смолкла, ожидая ответа.
Баррин подошел к кушетке, устало опустился на дальний конец. Казалось бы, Рейни должна спросить, что понадобилось Урзе. Тем более после того, как утром мироходец возник в их доме и без лишних слов утащил мага за собой. Но, видимо, сегодня вечером ей не до забот академии. Полоска мягкой обивки между ним и женой представилась вдруг пропастью, на дне которой скалятся острые камни. Баррин решился шагнуть к обрыву, не зная, что ждет его впереди.
— Поговорить всегда можно, Рейни.
Ему стало чуть легче, когда он понял, что сказал то, что думает. Пугающее известие о существовании Ратха заставило Баррина по-новому взглянуть в будущее. Он вдруг увидел способ избежать нынешних забот, и, пожалуй, ему полегчало.
— Нам давно уже следовало поговорить. — Он услышал раскаяние в своем голосе и надеялся, что Рейни тоже различит его. — Сейчас я как никогда мечтаю о машине времени, которая позволила бы прожить хоть кусочек жизни заново.
Неудачное изобретение Урзы. Машина времени… Сколько пришлось бы переделывать, на сколько лет возвращаться назад? Расшатанное течение времени, вечная угроза, что фирексийцы обнаружат Толарию, вторая академия, проекты Урзы — как давно он не задумывался об этих проектах?
Рейни беспокойно пошевелилась.
— Мир уходит от нас, Баррин. А мы… — Она помолчала, подыскивая слово, и выбрала простое, знакомое: — У нас кончается завод. Мы слишком долго уклонялись от решения. Да — или нет. Остаться — или уйти.
— Спросить легко. — Баррин тяжело вздохнул, чувствуя на плечах каждый день восьми относительных веков своей жизни. Рейни сразу начала с того, что обязательно приведет к спору. — Я прошел через Толарию, — сказал он, осторожно касаясь больного места. — Обошел весь остров. Потому так и задержался. Остров болен. — Это было самое мягкое выражение для описания выветренной пустыни, протянувшей пыльные щупальца в океан, погибших всходов и пересыхающих источников. — Острову приходится тяжело, но академия продолжает работу, учит, изучает и создает. Рейни, как далеко мы ушли бы, если бы не растратили столько сил и времени на Наследие, Породу и метатранов?
— А не надо было тратить?
— Не знаю. В том-то и беда. — Баррин разгладил складки плаща, провел пальцами по седеющим волосам. — Мы потеряли Гатху, Тимейна, многих других. Фирексийцы берут с нас дорогую дань, даже не нападая, а Наследие… — Он помолчал. — Беда в том, что мы возлагали все надежды только на Урзу. Если он опять ошибся или сами мы за это время наделали слишком много ошибок — все кончено.
Рейни вытерла слезы.
— Я должна уйти, — просто сказала она.
— Знаю. А я должен остаться.
Ну вот, все сказано. Объявив о своем решении, она позволила ему сказать о своем. Долгая жизнь в замедленном времени с редкими короткими возвращениями в реальность опустошила обоих. Но пусть все остальное ушло, Баррин будет выполнять свои обязанности. А выполнять их возможно только отсюда — пока. Пока не завершено Наследие, пока не отыскан наследник. Разговор с Урзой убедил его: надо идти до конца. Он всегда был чужим для мира, для своей семьи и для самого себя. Тяжело вздохнув, Баррин стал рассказывать о встрече с Урзой — о Ратхе и о том, почему именно сейчас он никак не может уйти.
Он знал, что Рейни приходится бороться с собственным проклятием. Иногда ночами он подслушивал ее кошмары. И помнил полупризнание Урзы, сделанное много субъективных лет назад. Запертая в клетке медленного времени, вдвоем с ужасом и постоянными мыслями о Фирексии, Рейни никак не могла примириться с темной стороной своей природы. Она не могла и не желала признать себя порождением Фирексии — даже если подозревала, что это правда. Она была образчиком Породы, детищем Урзы, одной из тысяч жизней, испытавших прикосновение мироходца.
Он удивился, увидев, что Рейни качает головой.
— Тогда я тоже останусь.
Не вдохновенное, полное надежд самоотречение времен начала проекта, а усталое признание силы обстоятельств.
Этого Баррин не ожидал, хотя в душе у него и теплилась надежда дойти до конца вместе.
— Ты уверена?
— Нет. — Она нерешительно улыбнулась, слово движение губ могло причинить новую боль. — Я не могу оставить тебя одного. Не дам ни Толарии, ни Фирексии, ни Урзе нас разлучить. — Она встала, поймала руку Баррина и заставила его подняться. Обнявшись, они взглянули друг другу в глаза. — Я не позволю тебе потерять меня, Баррин, мой муж. Делай, что должен, что надо делать. — Она выпустила его плечи и отступила назад, в шорохе шелкового плаща. — Я буду ждать. Всегда.
В глазах поблескивали слезы, но ее вера в мужа не поколебалась. В этом она не знала сомнений. Обернувшись на пороге, Рейни убежала в спальню.
Баррин не знал, долго ли он простоял перед очагом. Угли шипели и потрескивали, нарушая молчание и одиночество, но были не в силах согреть так, как грели руки Рейни. Неспокойная совесть и сознание долга грызли его и в конце концов выгнали из теплой гостиной в длинный коридор. Там он остановился, глядя в сторону спальни. Надо было работать, но бросить Рейни сейчас одну он не мог. И маг повернулся спиной к лабораториям, решительно направившись к двери спальни. Пусть он не сможет помочь Рейни разобраться в себе, но, когда бы он ей ни понадобился, он будет рядом.
А работа немного подождет.
