— Попробуй ослушаться, маленькая шлюха, и я шкуру с тебя спущу! А потом велю привести твою горничную! Подумать только, стоило на несколько дней оставить тебя в покое, и взгляните только на эту наглость!
Ариель немедленно поднялась и потянулась за пеньюаром.
— Он тебе не понадобится, — прошипел Пейсли и, выхватив из рук Ариель комочек шелка, швырнул его в стену. — Пойдем со мной.
Ариель, отупев от ужаса, последовала за мужем через смежную дверь в его спальню. Пейсли был совсем одет. Чего он хочет от нее? Потребует, чтобы она его раздела? Пусть даже Ариель ничему не научилась за последние два года, она по крайней мере твердо усвоила, что никогда и ни в коем случае не стоит противиться желаниям Пейсли.
— Разве она не прелестна?
Ариель остановилась как вкопанная. Там, в комнате, перед камином, стоял Этьен — это его силуэт ярко обрисован пляшущим оранжевым пламенем! На нем халат, но ноги босы.
— Да, — сказал он по-английски с сильным французским акцентом. — Поистине великолепна.
— Ну, моя дорогая, — рассмеялся Пейсли, — теперь поняла, что мне от тебя нужно?
Ариель стремительно повернулась к мужу, и на мгновение в ее глазах мелькнуло озарение. И смертельная ненависть, ненависть к нему и к себе:
— Нет, — прошептала она, — нет, пожалуйста, не надо.
— Я могу делать все, что пожелаю, Ариель. Ты не выполнила того, что от тебя ожидали. Но я должен иметь наследника! И поскольку Этьен мой сын, хотя его мать была потаскушкой самого низкого разбора, я позволю ему сделать тебе ребенка. Он согласился бы ради меня, даже если бы нашел тебя непревлекательной, но, к счастью, ты не вызываешь в нем отвращения.
Сегодня, дорогая моя, я желаю, чтобы ты показала ему все, чему я тебя научил, желаю, чтобы он видел, каких успехов ты добилась. А поскольку вне стен спальни ты мало на что годна, я умоляю, дорогая, показать все, на что ты способна. Надеюсь, ты доставишь удовольствие Этьену… да-да, ты просто обязана сделать это!
— Нет!
Ариель повернулась и бросилась бежать, но Пейсли ловко подставил ей подножку. Она сопротивлялась даже тогда, когда он сорвал с нее сорочку и за Волосы подтащил к камину:
— Ну, Этьен, нравится тебе ее тело, или ты находишь его слишком худым?
— Нет!
— Она довольно красива, — заметил Этьен, — но я никогда не насиловал женщин. И ее не желаю принуждать.
Пейсли расхохотался, стискивая ребра Ариель, так что она почти не могла дышать.
— Тебе не придется насиловать ее. Сегодня она будет тебя ублажать. А завтра ночью, мальчик мой, поверь, она будет совсем смирной и готовой на все… а я стану держать эту шлюшку, пока ты не овладеешь ею. Знаешь, она ведь еще девственница.
Он снова расхохотался.
— Но женщина не всегда может забеременеть после всего лишь одной… встречи, — напомнил Этьен.
— Нет, будешь брать ее, пока не сделаешь ребенка. Ты будешь щедро вознагражден, мой мальчик. О да, не беспокойся, даю слово!
Ариель горько зарыдала; по щекам покатились слезы, из носа текло, волосы повисли спутанными прядями. Но Пейсли развернул ее к себе и с силой ударил по лицу.
— Довольно, Ариель! Прекрати свое дурацкое нытье, или я выпорю тебя! Немедленно покажи Этьену, как прекрасно я тебя вышколил. Все женщины — шлюхи в душе, и ты не исключение. Но тебе придется подождать, пока живот начнет расти. Даю тебе ночь, можешь сгорать от нетерпения, это тебе не повредит. Этьен, сними халат. Хочу, чтобы Ариель видела твою мужскую оснастку. Подними глаза и взгляни на подарок, который я преподношу тебе, дорогая.
Она повиновалась и тупо наблюдала, как Этьен сбрасывает халат и тяжелый шелк блестящей лужицей ложится у его ног. Ариель отрешенно отметила, что по сравнению с отцом Этьен неплохо сложен. Его мужская плоть уже была напряжена, гордо поднимаясь из поросли негустых волос, и Ариель что-то горячечно пролепетала, ощущая, как рука мужа гладит ее груди. Протестовать означало новые унижения, боль, бесконечную боль и издевательства над Доркас. Ариель вынудила себя стоять совершенно неподвижно.
— Ну, что ты думаешь, Ариель? Приятно будет, если этот молодой жеребец тебя покроет, а? Ариель молчала.
— Впрочем, все это неважно. Теперь, дорогая, я отпущу тебя. Но ты, покорно и без сопротивления, облегчишь страдания Этьена. Потом вернешься к себе и будешь думать о наслаждении, которое тебя ожидает.
Она сделала, как было приказано. Но сейчас все было по-другому, потому что мужское естество молодого человека, длинное и толстое, набухло и отвердело. Когда все было кончено, Ариель легла перед камином, вжавшись лицом в ярко-зеленый обюссоновский ковер.
— Прекрасно, дорогая девочка. Теперь оставь нас. Ариель в мгновение ока вскочила, вытирая ладонью рот, и бросилась к двери, слыша за спиной издевательский смех Пейсли. Ворвавшись к себе через смежную дверь, она схватила графин с водой, стоявший на ночном столике, прополоскала рот, и тут ее вывернуло наизнанку.
Это уже слишком.
Больше ей не вынести. Ариель взглянула на решетки на окнах, установленные год назад молчаливым работником после ее безумного побега к сводному брату. Она знала, что дверь заперта снаружи. Пейсли больше не желал рисковать после того, как жена попыталась скрыться. Несмотря на все угрозы в адрес Доркас, он по-прежнему был осторожен и постоянно следил за молодой женой. Но, конечно, если Ариель покончит с собой, у него не останется причин преследовать старую горничную. Единственной проблемой Ариель было — каким способом сделать это. Она взглянув на стеклянную статуэтку, стоявшую на ночном столике. Если ее разбить, осколки наверняка окажутся достаточно острыми.
Ариель посмотрела на статуэтку, потом медленно перевела взгляд на свои запястья. И долго-долго после этого сидела, не шевелясь, неподвижная, как стеклянная статуэтка на ночном столике.
На следующее утро муж выгнал Доркас из спальни и стащил Ариель с кровати. Под его неотступным надзором девушка умылась, оделась и спустилась вниз. Пейсли не оставлял ее ни на минуту, даже сопровождал в туалет.
И этим же вечером, за ужином, Пейсли Кохрейн, виконт Рендел, подавился селедочной костью и умер прямо на глазах объятых, ужасом жены и незаконного сына.
Глава 1
Именно этот невыносимый запах привел его в чувство.
Он открыл глаза и уставился в усеянное звездами небо, не сознавая, что омерзительная вонь, наполнявшая легкие и щекотавшая ноздри, была запахом человеческих страданий, крови и смерти. Он услыхал тихий стон, никак не тронувший его чувств. Это показалось ему странным, только и всего.
Немного больше времени ушло на то, чтобы понять, что он не может пошевелиться. Он не знал, почему силы оставили его, понимал только, что совершенно измучен. Что с ним произошло? Что случилось?
Только сейчас ему пришло в голову, что это, наверное, пришла смерть. Он начал по давно укоренившейся привычке припоминать сражение во всех подробностях. Он никогда ничего не забывал до сих пор, и в память навеки врезалась гибель сержанта Массены в 1810-м, и смерть истекшего кровью
