некотором роде…
— В некотором роде — что? — В голосе Венди ясно слышится:
— Ну, понимаешь, я ведь знаю, что мое пробуждение — это случай. Один на миллион. Объяснить его я не могу, но все-таки…
— Все-таки — что?
— Мне кажется, что в наших судьбах чуть больше… даже не совпадений, а каких-то странных явлений — больше, чем у остальных. Или я ошибаюсь?
Венди отвечает сухо и по-медицински:
— И давно у тебя такое ощущение?
— С того дня, как я проснулась. Даже для начала — уже неплохо: в тот день мы все оказались там, в больнице. Какова, по-твоему, вероятность этого? А еще, я смотрю, мы все снова вернулись в наш район — как почта, не доставленная адресату. У меня такое ощущение, что даже захоти мы уехать с Рэббит-лейн, у нас это вряд ли получилось бы.
Венди не знает, как реагировать на эти слова.
— Значит, ты полагаешь, что все это неспроста? Что за всем этим кроется что-то еще, что-то важное?
— Да.
Карен подливает себе кофе, радуясь тому, что может сама справиться с таким ерундовым делом. Кофе в ее чашке дрожит.
— А еще — эти мои видения…
— Ну-ну.
— Венди, ты же врач! Выслушай меня. Мне не до шуток.
Карен рассказывает Венди о видениях, что посетили ее тогда, давно; она говорит, что не случайно впала в кому именно в семьдесят девятом году; затем она спрашивает:
— Ты когда-нибудь встречалась с такой ситуацией: не явь, но никак и не сон?
Венди словно впадает в транс.
— Я… — Пауза. — Я видела Джареда однажды. Уже много лет назад. Он пришел, чтобы поговорить со мной. Мне тогда было так одиноко. Это было еще до того, как мы с Лайнусом поженились. Джаред сказал мне, что я не всегда буду одинокой. Сказал, что делает для этого все, что может. Он был
— Про то, что ты любишь Джареда, мы все знали, — говорит Карен. — Шила в мешке не утаишь. Но ведь он был такой скоти… извини, Венди, я в том смысле, что он, похотливый кобель, запускал лапы в каждый встречный лифчик.
— Для меня он был не увлечением. Я любила его. В этом я ни тогда не сомневалась, ни сейчас.
Венди вспоминает, как, после каких-то затянувшихся посиделок со старшей сестрой Джареда Лорой, она в поисках мыла заглядывает в домашнюю сауну и натыкается на голого Джареда. Тот, закрыв глаза, млеет, поджаривая задницу на полке из кедровых досок. Она как сейчас помнит ту секунду (полторы?), пока он не успел понять, что она рядом, помнит запах просоленного воздуха, ворвавшийся в ее легкие, тающую, как разогретая глазурь, кожу Джареда, взгляд, который она успевает бросить на его ноги и между ними — словно два белых грецких ореха, прикрытые пухлым членом; затем — волна смущения, и она стремительно захлопывает дверь. Потом она несколько недель не могла заставить себя посмотреть Джареду в глаза, заливалась краской, едва заметив его где-нибудь в конце школьного коридора. А потом — потом было четырнадцатое октября 1978 года, когда Джаред вдруг как ниоткуда нарисовался у нее за плечом и шепнул ей на ухо: «После матча увидимся. Подожди меня на стоянке, есть для тебя сюрприз». А потом случился обморок на футбольном поле, за ним последовали тысячи ночей так и не сбывшейся страсти. Она не стала никому ничего рассказывать. Кто бы ей поверил? Кто она такая? Просто Венди, исполнительная, ответственная, бесполая отличница, верный кандидат (по мнению ее отца) на полный провал в личной жизни, не подвернись ей, мол, Лайнус в нужный момент. Романтическая привлекательность — это не по ее части. Иногда она сама себя спрашивает, а не пошла ли она в медицину ради того, в основном, чтобы иметь возможность без стыда смотреть на раздетых мужчин? Эта мысль изрядно пугает ее.
— Ты хоть иногда говоришь с ним?
— Нет. Он больше не появляется. Честно говоря, я даже не уверена, был ли это именно он. Может быть, это все мне почудилось. Я много работаю. Переутомляюсь. Я пытаюсь поговорить с ним, иногда, но он не приходит. Живой он или такой, каким пришел ко мне тогда, я все равно по нему тоскую.
— Для меня Джареда не стало год назад, — говорит Карен, — но для тебя прошло почти двадцать лет. И ты по-прежнему его…
— Да.
Звонит телефон, но Венди не берет трубку. Они с Карен молчат. Затем Венди говорит:
— Не для чужих ушей, ладно? Все твои видения — они не просто так. Что-то они значат, что-то важное. Вот только кто бы сказал, что именно? Ни зацепки, ни подсказки, ни взаимосвязи.
— Значит, остается только быть начеку, смотреть и ждать. Согласна?
— Договорились.
20 …а после Америки?
За десять дней до Рождества, вечером, Лоис и Джордж подходят к Карен, которая сидит в гостиной и смотрит кассету с группой «Thombirds». Карен уже чувствует, что это неспроста, что ее будут о чем-то просить.
— Доченька, мы бы хотели, чтобы ты дала интервью для телевидения.
Я так и знала!
— Что за интервью?
— Мне не нравится твой тон, Карен. Мы, между прочим, думаем только о тебе и Меган.
— Объясните мне тогда этот пункт, сделайте одолжение.
Карен нажимает кнопку на пульте и выключает телевизор.
— Понимаешь, за интервью предлагают немалые деньги, — говорит Джордж. — Тебе бы они пригодились. Меган тоже.
— На эти деньги ее можно будет выучить в хорошем колледже, — добавляет Лоис.
— Ой, только не надо. Па-жал-ста! По-моему, всем нам давно ясно, что Меган — та еще кандидатка на высшее образование.
Начинаются переговоры, которые тянутся целый час. Карен соглашается: за астрономическую сумму она даст интервью одной телекомпании. Запись будет через три дня. Условие со стороны Карен — все деньги помещаются на счет Меган и лежат там до достижения ею двадцати одного года.
— И не вздумайте даже намекнуть ей, сколько там на ее душу причитается. А то она и вовсе будет баклуши бить, дожидаясь, пока откроется большой кошелек.
Тотчас же начинаются звонки юристам, обсуждение гонораров, на пороге дома то и дело появляются все новые люди, прилетевшие с обоих побережий Америки, чтобы подготовить съемку, назначенную на четверг. Друзья Карен, прекрасно разбирающиеся во всех телевизионных премудростях, сами готовят предварительную схему установки света и расцветовку, они чувствуют себя в некотором роде защитниками Карен и могут позволить себе чуть свысока смотреть на «импортных» коллег. Пэм инструктирует Карен по поводу осанки (конечно, насколько это для нее возможно), положения в кадре, дыхания, темпа речи, грима и прически. Компетентность ее друзей оказывается для Карен настоящим откровением; в первый раз за все это время она обнаруживает, что они действительно что-то делают, и
